СССР: вернуться в детство 4
Шрифт:
Услышав такое впервые, я прям рассердилась:
— Что бы ни случилось, обязательно найдутся придурки, которые за всё хорошее против всего плохого.
— Хорошее и плохое назначается опционально? — проницательно предположил Вова.
— Естессно. Погоди, услышишь ещё, как они бабулек на рынке громить начнут. Надо Сергеичу намекнуть, чтоб клювом не щёлкал, а то досидят до беспорядков.
Слушали ли нас в тот момент? Скорее всего, как обычно. Но я всё равно собиралась конкретно поднять эту тему в очередной визит кагшэбэшника. Однако события некоторым
Дело было в феврале — где-то между Вовкиным днём рождения и моим. Поехали мы в «Мелодию», поглазеть на музыкальные новинки и чего-нибудь прикупить. Поехали рано, зная по опыту, что народу почти не будет, и нам дадут спокойно поговорить с продавцом. Стоим у прилавка, вполне по-приятельски болтаем, и тут он как-то изменился в лице и закричал в подсобку:
— Люда! Милицию вызывай!
ПОГРОМ
Я обернулась и слегка охренела. Идея молодёжной инакости, витающая в воздухе середины восьмидесятых и в предыдущем варианте событий вылившаяся в неформальные движения, здесь приобрела форму и вовсе причудливую. Этакая смесь красных комиссаров в кожанах и металлистов. Во всяком случае, чёрные косухи с имитацией пулемётных лент крест-накрест (и алыми повязками на рукавах!), стальные кастеты и заклёпанные дубинки наличествовали. И чёрные маски с прорезями на манер балаклав.
Борцов за коммунизм было много — человек восемь. Двое деловито задвинули внутренний засов на дверях и встали с явным намерением его охранять.
Дальше всё случилось быстро и одновременно.
Пара ранних посетительниц шарахнулась по углам.
— Ребята, ребята… — начал продавец музыкальных инструментов.
— Спокойно, гражданин! — процедил высокий парень с манерами вожака. — Вы в спекуляциях не замечены, к вам претензий нет. Пока…
Из подсобки за спиной высунулась испуганная уборщица со шваброй:
— Толя, телефон не работает. А Николаевна в кабинете заперлась…
Видать, угрожали им уже.
— Иди в гитары! Живо! — Вовка подтолкнул меня между лопаток, и ноги сами понесли меня вдоль стеночки, в угол.
Продавщица из пластинок начала тоненько кричать:
— Покиньте помещение!.. Хулиганы!..
К ней присоединилась одна из покупательниц.
От группы в кожанках отделилась фигура, подскочила к прилавку и грохнула дубинкой по деревянной раме, чудом не разбив стекло:
— Молчать, контра!
Девка!
Парни в кожанах загоготали, подталкивая друг друга плечами, поудобнее перехватывая дубинки.
— Прекратите безобразие, — сдавленным голосом потребовал продавец.
А его ведь бить пришли. Или громить?
— Мы предупреждали вас о недопустимости антикоммунистической деятельности? — надменно спросил вожак. — Всякая капиталистическая инициатива будет беспощадно уничтожена! Бей буржуев!
Уборщица взвизгнула и бросилась в глубину подсобки. Продавец Толя качнулся за ней — и правильно сделал, чтоб его достать, надо было сперва витрину с кассетами разворотить. Стёкла полетели во все стороны.
Двое у дверей нетерпеливо топтались, явно желая присоединиться к веселью, и конечно же, не заметили, как высокий мальчишка выдернул у ближайшего дубинку и от души зарядил ею ему же в солнечное сплетение. Второму, начавшему удивлённо поворачиваться, досталось в основание носа. Ещё троих Вовка вырубил, точечными ударами той же дубинки. Тупо подошёл сзади, примерился. Те в таком угаре были, даже не видели друг друга. Двое уж через прилавок полезли, кассетщика бить.
К чести мужика из инструментов, когда до него дошло, что какой-то шкет методично выключает бойцов, он тоже сунулся товарища спасать. Выхватил, между прочим, кастетом по брови. Кровища…
Драка частично сместилась во внутренние коридоры. Мужики орут. Женщины визжат. Стекло скрежещет. С улицы в дверь начали долбиться. Внутри такой грохот и рёв стоял, что многочисленные суровые крики: «Откройте, милиция!» — никто и не услышал. Потом бабка, стратегически зажавшаяся в углу, перескочила через скрюченных «комиссаров» и засов отодвинула.
Помещение сразу наполнилось людьми в форме — экипажа два, наверное, приехало или даже три. Откуда-то из внутренних помещений выскочила растрёпанная директорша и закричала задыхающимся от возмущения голосом:
— Я вам говорила, что нас убить угрожали! А вы?! «Факта преступления не-ет»!..
— Разберёмся! — сурово ответил дядька с капитанскими погонами, и кожаных начали грузить в бобики.
Тем временем Вова, выпавший из поля зрения товарищей милиционеров, аккуратно вытер ручку своей дубинки о штору, аккуратно, не брякая, положил её на пол, взял меня за руку и вывел на улицу. Если взрослых попросили остаться как свидетелей, то на нас никто и внимания-то особого не обратил. Камер тут тоже пока нет, глядишь, кассетщик нас не выдаст.
Мы отошли от входа прогулочным неторопливым шагом и почти сразу свернули на боковую улицу, где к тополю был пристёгнут наш велосипед.
— Куда едем? — поинтересовалась я, когда Вова решительно порулил в противоположную от дома сторону.
— К нашему «журналисту номер два».
— Тащмайора имеешь в виду?
— Его. Поговорить надо.
С ПРОЛЕТАРСКОЙ СТОЙКОСТЬЮ
Именно так встретил наш кагэбэшный куратор наше сообщение о том, что мы ввязались в разборку несостоявшейся коммунистической банды с начинающими бизнесменами.
— У нас при Горбаче подобные тоже появлялись, — предупредили мы. — Под видом социальной справедливости громили предпринимателей. Да даже просто бабушек, которые излишки лука-редиски за копейки продавали. На рыночки влетали, столики опрокидывали, топтали всё.
— Как налётчики, — веско подкинул Вовка.
— И что? — кисло поинтересовался Сергей Сергеич.
— Да ничего, — Вова пожал плечами. — Пока наши реформаторы мямлили, до этих дошла идея безнаказанности. Вы что думаете, банды девяностых на пустом месте выросли? Пожалуйста, опыт кошмарения граждан получен, и ничего им за это не было — они же типа за коммунизм.