СССР. Зловещие тайны великой эпохи
Шрифт:
Николаева допрашивали интенсивно. 6 декабря его приводили на допрос семь раз, причем следователи менялись. Чуть позже этот метод допросов будет признан самым удачным, который позволял следователям добиваться быстрой ломки обвиняемых. И здесь надо отдать пальму первенства Якову Агранову, который его применял еще раньше, когда вел дело «Промпартии». Но нервический Николаев такого мощного напора не выдержал. После одного из допросов он попытался покончить с собой. Агранов меняет тактику. На смену жесткому методу угроз и запугиваний, «вкруговую», как назовут его в НКВД, приходит череда мягких уговоров. Ему обещают сохранить жизнь, создают особые условия в камере, питание с вином, ванну.
Стоит отметить, что здесь свою скромную лепту внес сам «вождь всех времен и народов» Сталин. Он пишет в записке к Агранову: «Подкормите
Агранов на эту записку отвечает Сталину: «Николаев держится крайне упорно». Но списки зиновьевцев давно составлены, Николаеву их подсовывают, и перемена «метода» начинает действовать. Понемногу Николаев начинает «признавать сообщников». Арестовано уже 13 человек, их допрашивают по отдельности, некоторых из них Николаев даже знал лично, поэтому легко можно все связать. Аппетит приходит во время еды. Николаева пытаются даже привязать к Троцкому, а следовательно, и остальных зиновьевцев. Теперь уже не важно, что Зиновьев и Каменев когда-то боролись против Троцкого и благодаря их усилиям Сталин смог победить его. Важно другое: для всей партии Троцкий заклятый враг, и одно это уже дает повод для того, чтобы уничтожить его сторонников. Разрабатывается операция «Консул». Для этого используется консул Латвии Бисенекс, который как бы являлся связником Николаева и Троцкого. Эти сведения даже фигурируют в обвинительном заключении. Агранов даже добивается признания Николаева по этому поводу. Но для того, чтобы версия заработала, необходимо создать мощную организацию. Однако Котолынов, знакомец Николаева, получение 5 тысяч рублей от Бисенекса не подтвердил, и версия стала рассыпаться. Пришлось ее оставить.
Впрочем, Агранов особо и не стремился создать вокруг Николаева мощную террористическую сеть, связанную с Троцким и западным капиталом. Важнее было увязать убийство с зи-новьевцами, а этот материал уже имелся в руках Агранова. Еще важно было провести следствие быстро и оперативно. Сталин спешит. На 28 декабря уже назначена выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР. Перед началом слушаний председатель коллегии Ульрих встречается со Сталиным. Уточняются последние детали и меры наказания. Сталин в последнем вопросе был категоричен: всем 14 подсудимым высшая мера — расстрел. 28 декабря в 14 часов 20 минут открывается судебное заседание. Оно идет непрерывно до 6 часов 40 минут утра 29 декабря. До этого Николаеву обещали 3–4 года лагерей. Поэтому он вел себя спокойно. Когда же был оглашен приговор, Николаев воскликнул: «Обманули!» Как сообщают свидетели, он стукнулся головой о барьер и сказал: «Это жестоко. Неужели так? Не может быть… Обманули!» Многие из тринадцати участников «заговора» свое участие в нем стали отрицать. Ульрих так растерялся, что звонил даже Сталину, предлагая вернуть дело на доследование. Стоит учитывать, что это был один из первых процессов, где обвиняемые отказывались признать свою вину. Сказывалась скоротечность следствия и более мягкие по сравнению с последующими расследованиями методы следователей. Но Сталин, услышав от Ульриха это глупое предложение председателя суда, жестко сказал: «Какие еще доследования? Никаких доследований. Кончайте!»
Через час, то есть в 7 часов 40 минут, приговор был приведен в исполнение. Комендант Ленинградского управления НКВД, командовавший расстрелом, потом признался сослуживцам: «Я поднял Николаева за штаны и заплакал — так мне было жалко Кирова». 30 ноября 1990 года Пленум Верховного суда СССР приговор, вынесенный 29 декабря 1934 года в отношении тринадцати соучастников Николаева, признал незаконным и отменил его. Уголовное дело было прекращено за отсутствием состава преступления. Через 56 лет справедливость восторжествовала. Однако расстрельный приговор Николаеву Пленум оставил без изменений, хотя по сегодняшним меркам за убийство на почве ревности Леонида Васильевича вряд ли бы приговорили к высшей мере. Учитывая многие смягчающие обстоятельства, в том числе и
Но репрессии только начинались. В декабре без суда и следствия были расстреляны 103 человека, проживавших не только в Ленинграде, но и в Москве, Киеве, Минске. Их подозревали в подготовке убийства Кирова. Всего же в Ленинграде по этому делу с 1 декабря по 15 февраля было арестовано 843 человека. После задержания Николаева были арестованы все его родные, мать, сестры, их мужья, брат, а также жена, Мильда Петровна, ее родная сестра Ольга, ее муж Роман Кулишер. Суд над Мильдой и ее сестрой с мужем состоялся 9 марта 1935 года. Судья Ульрих в секретной записке Сталину так определяет степень вины Мильды и ее родственников: «Мильда Драуле на тот вопрос, какую она преследовала цель, добиваясь пропуска на собрание партактива 1 декабря с. г., где должен был делать доклад т. Киров, ответила, что «она хотела помогать Леониду Николаеву». В чем? «Там было бы видно по обстоятельствам». Таким образом, нами установлено, что подсудимые хотели помочь Николаеву в совершении теракта. Все трое приговорены к высшей мере наказания — расстрелу. В ночь на 10 марта приговор приведен в исполнение. Прошу указаний: давать ли сообщения в прессу. 11 марта 1935 г. В. Улърих».
Какая огромная дистанция между просьбой Ульриха о доследовании дела Николаева и его компании и этим сообщением! Как заботливо председатель суда поясняет, откуда он взял причину для установления причастности Мильды, ее сестры и ее мужа к теракту. И это заботливое упоминание о высшей мере и о том, что приговор приведен в исполнение, точно Ульрих сам бегал ощупывать, теплые ли трупы, и, наконец, такая мелочь, как давать или не давать сообщение в прессу. И ведь понятно, что не давать, но мало ли что, а вдруг надо.
Но указаний не последовало. После первого витка репрессий 1934 года покатил вал массовых арестов. «Мягкий» Ягода уступил место «железному» Ежову, «ежовым рукавицам», как говорили в те времена, ревностный пыл которого испугал даже Сталина. «Случается, что товарища, который прошел по улице, где когда-то жил троцкист, сразу же исключают из партии», — изумлялся Сталин в 1937 году. Для непосвященных скажем, что исключение из партии в 1937-м, как правило, предшествовало аресту. Поэтому и фразу Сталина стоит понимать именно так: человек прошел по улице, где когда-то жил троцкист, а его сразу же упекают в тюрьму.
Так Сталин «отомстил» за убийство друга, и здесь стоит напомнить об истории покушения на Ленина. Если бы не произошла история с несчастным ревнивцем Николаевым, то ее стоило бы выдумать. И нам думается, что Сталин уже размышлял над этим вопросом, ему нужна была такая ситуация, такого уровня, чтобы под благовидным предлогом партийной мести расправиться со всеми своими врагами. Поэтому он так ревностно сам схватился за эту ситуацию, сам направлял ход расследования, подсказывая методы обработки Николаева и угрожая Ягоде, который не хотел следовать точным сталинским указаниям.
Подземный аэродром Тухачевского
— В 1960 году, будучи в гостях в Москве у известного военачальника старой закалки генерал-майора авиации Александра Александровича Туржанского, я затеял разговор о расстрелянном в годы репрессий маршале Михаиле Николаевиче Тухачевском, которого он хорошо знал по совместной работе в РККА, и услышал от заслуженного генерала слова, которые мне запомнились: «Если бы Тухачевский остался в живых, мы закончили бы войну с Гитлером много раньше!» Признаться, — рассказывает историк и бывший военный летчик Лев Вяткин, — тогда мне эта оценка показалась преувеличенной, но генерал Туржанский, заметив недоверие к его словам, глубоко вздохнул, прошелся по гостиной и, остановившись напротив меня, сказал назидательно: «Тухачевский был не только выдающимся полководцем Гражданской войны, он был ведущим военным теоретиком, руководителем важнейших научных работ, активным государственным деятелем, за что его уважали даже враги, правда своеобразно, и, зная о подозрительности Сталина, по заданию Гитлера подвели его под расстрел с помощью фальшивых документов. Это перед самой войной!»