СССР
Шрифт:
– Какое?
– Да стандартное: начальство оборзело, вместо того чтобы зарплату нам поднять, себе блядешек заграничных выписывает.
– При чем тут... – удивился Каменщиков, замолчал и через секунду сказал: – А вообще да, так и будет.
– Вот. А если сами будут номера готовить, то будет честное и полное чувство, что это их, наш – общий, короче, – праздник. И шансов, что пьянкой все не кончится, тогда куда больше.
Исполком по примеру Каменщикова взбурлил, но тут же успокоился и согласился с Барановым. Только Сергей Кузнецов, каменщиковский зам, присутствовавший на правах обеспечителя официальных мероприятий, сказал: «То ли в избу и запеть, просто так, с морозу» (я не понял, к чему это, но уточнять не стал).
Ну зря он это сказал – выбрали Кузнецова руководителем оргкомитета, хоть он и орал, что нет слуха и что пошутил вообще. Не убедил, конечно, никого – ни этим, ни злобным обещанием каждого присутствующего занять в номерах, связанных с перетягиванием каната и танцами вприсядку. И как минимум в отношении Федина, оказывается, обещание выполнил. Не зря оргкомитет заседал последние дни по три часа подряд, сдергивая с самых ответственных участков самых нужных людей. Руководители подразделений мне полтемечка по этому поводу выгрызли. Я плакал, но терпел, – потому что давши слово.
Не напрасны были наши старания.
Надо было найти Кузнецова и облобызать его, что ли, несмотря на небритость и костистость. Но он наверняка переживал за кулисами – знаю я организаторов, сам такой.
Так что можно было, не отвлекаясь на педагогику, отыскать Рычева и вместе с ним посмеяться по поводу того, как классно мы его разыграли, – или еще по какому-нибудь поводу.
Я втиснулся в шатер, в котором оказалось примерно столько же народу, сколько выплясывало перед сценой. С точки зрения традиционной физики это было невозможно, если не рассматривать, конечно, фантастические или кулинарно-полуфабрикатные варианты. Но мы рождены, чтобы сделать физику химией, – это подтвердит любой пассажир переполненного троллейбуса, куда пришлось подсадить счастливцев из второго, сошедшего с линии.
Я выдохнул пару японских слов, потом пару татарских, но все-таки прорвался через внешний слой веселого фарша. Здесь начались столы, между которыми обнаружилось немножко невытесненного воздуха. Я жадно вдохнул, и тут ко мне мягко прижались, тепло зажали глаза и страшным голосом спросили:
– Кто?
– Маргарита Владимировна? – предположил я несмело.
Шалунья хихикнула и еще более страшно отрезала:
– Неправильно. Вторая попытка.
– А, Дашутка, любовь моя. А я сразу...
– Вот ты гад! – рявкнула Элька, отлепилась от моих бровей и попыталась пробить правую почку – я еле успел локоть подставить.
– Ну извини, – сказал я, быстро повернувшись лицом к оппоненту и сгруппировавшись. – Вас много, а я одна. Всех не упомнишь.
– Камалов, ты мне прямо скажи. Если тебе эта Дашутка действительно нравится...
– Маргарита Владимировна смачнее, – признался я.
Элька прищурилась, обдумывая ответ, и без паузы ткнулась лбом мне в грудину. Я решил, что это такая футбольная атака, но девушка, оказывается, пыталась сдержать хохот. И меня заодно – ушла в захват лацканов и не дала повернуться. И слава богу. За спиной сладко сказали:
– Здравствуйте, Галиакбар Амирович.
– Здравствуйте, Маргарита Владимировна, – церемонно ответил я, закусив губу, даже обозначил боковой поклон – надеюсь, достаточно изысканный. И тихонько пнул Эльку коленом, чтобы уплыла подальше от замглавбухши, пока и я в истерике не забился.
Элька резво попятилась и немедленно воткнулась в черную спину, шевелившуюся над закусками.
Спина, к счастью, устояла, а я воскликнул:
– О, Мак Саныч! А я вас везде ищу.
– Я заметил, – сказал Рычев, аккуратно поворачиваясь к нам и незаметно потирая поясницу.
– О, простите, пожалуйста! – защебетала Элька.
Я опять легонько пнул ее и сказал:
– Вот, знакомьтесь, пожалуйста. Это Эльмира, моя жена. Это Максим Александрович, мой начальник.
Чтобы описать дальнейшее, нужен талант светского хроникера. Я таким не обладал, поэтому мог только мило улыбаться, смущаться и бормотать: «Ах, оставьте». От Эльки-то я ничего другого и не ожидал, но Рычев меня куртуазностью и запасом комплиментов порядком озадачил. Я начал всерьез задумываться над тем, где и каким именно образом комплектовался этот запас, когда Элька вскричала что-то про напитки, окинула орлиным взором клокочущую перспективу и стремительной иглой канула в толще роб, платьев и футболок.
– Красавица и умница, – с одобрением сказал Рычев, мужественно не проводив ее взглядом.
Я искренне поблагодарил и хотел перевести разговор на то, как ловко мы вас, Мак Саныч, утром-то. Рычев успел первым:
– Алик, а что у нас с железнодорожниками?
– А что у нас с железнодорожниками? Нормально вроде все.
– В смысле нормально?
– В прямом. Готовы к сотрудничеству морально и материально.
– Алик, ты издеваешься, что ли? С РЖД подписание через две недели, а у вас, говорят, еще конь не валялся.
– Кто говорит?
– Елизаров.
– Елизарову, Мак Саныч, аппарат на голову поставить надо.
– Какой аппарат? Тьфу ты, господи. Алик, давай серьезнее.
– Давайте. Признаю, не валялся.
– Почему?
– Потому что нет здесь коней. Мак Саныч. Оленей полно, а коней нет. Оленя можем привезти, хоть стадо. И повалять можем. Хоть с Елизаровым, хоть со всей ЗСЖД. Надо?
– Алик. Нормально скажи, что сделано.
– Мак Саныч, ну вот все сделано.
– У меня, по-моему, уже полголовы за сегодня поседело.
– А у меня обе подмышки. Прошу прощения. В общем, так. Мак Саныч, вам короткий вариант или длинный?
– Давай начнем с короткого.
– Тогда так: вот есть декларация о намерениях, да? Есть меморандум с позициями, на которые должны выйти стороны к подписанию, да? Короче, у нас сейчас по всем пунктам идет перевыполнение на десять процентов, а к моменту подписания будет пятнадцать–двадцать.
– И площадки готовы?
– Все три, и насыпано всё, и леса четыре баржи завезли, и бетон с металлоконструкциями, рельс на подходе, и техника почти вся переброшена. Мы ж понимаем – высокоскоростная магистраль, особый контроль, особая роль. Да нам самим она больше всех нужна, вы ж понимаете.