Стакан молока, пожалуйста

Вассму Хербьёрг

— Какого черта тебе здесь надо? — раздался голос Артура.

— Прошу прощения! Я спустился по лестнице, вместо того чтобы подняться, и попал сюда. Такое бывает. Но женщина внизу дала мне понять, что я ошибся. Мне очень жаль!

И он исчез, а Артур крепко схватил Дорте за руку. Она убедила себя, что Артура бояться нечего. Но все было так странно, вдруг они как будто оказались врагами.

— Кто это был у тебя? По–моему, я его где–то уже видел, — проворчал Артур.

— Я не знать.

— Он уже бывал здесь раньше? А? Отвечай!

Дорте замотала головой и со стоном попыталась освободиться.

— Проклятая…

чертова блядь!

— Пожалуйста… отпустить! — взмолилась она.

Артур разжал руку и оттолкнул ее от себя. Он как–то изменился. Она и раньше обращала на это внимание, но сегодня перемена была особенно явственна. Глаза. Артур был не просто пьян от пива, он стал похож на Макара. Лишь теперь Дорте почувствовала, что у нее промокли не только туфли, спортивные штаны тоже намокли и прилипли к щиколоткам. Когда дверь открывали, даже ненадолго, по комнате гулял ледяной ветер. Дорте хотелось спросить у Артура, нельзя ли достать обогреватель, но сегодняшний день для этого не подходил.

Он сбросил потрепанную кожаную куртку и устроился с последней банкой пива. Потертая тахта жалобно скрипнула. Артур как будто исчез, он сидел и пустыми глазами глядел в одну точку. Дорте сняла мокрые спортивные штаны, надела сухие носки и махровый халат. И свернулась калачиком на кровати под жестким одеялом.

Артур по–прежнему не двигался. Банка была уже пуста. Зловещее предчувствие Дорте заметно усилилось. В конце концов ей пришлось назвать его состояние словами, иначе она бы задохнулась. Пришлось спросить, почему у него такой вид, будто он принял наркотик. Но это была ошибка с ее стороны. Сперва он не ответил, однако весь напрягся, как натянутый лук, или приготовился ответить ударом на удар. Она подумала бы, что он вот–вот заплачет, если бы верила, что такое возможно.

— Я? Наркоту? На себя погляди! Чучело!

Дорте не знала, что означает слово «чучело», но вряд ли это был комплимент. А ведь они могли бы вместе поплакать, стать на свой лад товарищами. Кожу у нее на лице стянуло от засохшего пота. Волосы на затылке выбились из резинки. Единственное, что помогало Дорте не потерять рассудок, это мысль о телефоне, спрятанном в сумке.

Весь следующий день Артур провел дома. В последнее время он приходил домой днем только затем, чтобы что–нибудь забрать или выпить пива, которое, как он утверждал, всегда должно быть в холодильнике. Теперь он лежал на тахте с закрытыми глазами и открытым ртом. Дорте не знала, спит он или бодрствует, но пыталась держаться как можно тише, чтобы не раздражать его. Ведь думать можно незаметно. Слишком много всего случилось за один день. И Юлия, и Улав.

В следующий раз, когда Артур уйдет, она поднимется к Юлии. Поговорить. Хотя бы на минутку. Спросить, был ли Улав ее клиентом. Ведь она сама видела, как он отдавал Вахте деньги, но, может, он сделал это только затем, чтобы войти сюда. Неужели она не ошиблась в первый день, когда, услыхав крики, догадалась, что Артур привел ее в публичный дом? Что в ней такого, что ей попадаются только такие мужчины? Должно быть, в этой стране их пруд пруди. Они представлялись ей в виде лягушек, заселявших по весне глубокие лужи. Слизь и кваканье.

Стало темно, и ей пришлось зажечь свет, чтобы нарезать хлеб, но Артур вскочил и так закричал, что Дорте тут же погасила свет. Когда он наконец успокоился, ей все–таки удалось

отрезать два ломтика хлеба. Она взяла их в кровать и легла, чтобы удержать тепло. О том, чтобы чем–то заняться, не могло быть и речи, уж лучше попытаться уснуть. Поскольку Артур был дома, она могла бы пожелать ему «спокойной ночи», но, пожалуй, этого делать не стоило.

Дорте проснулась от того, что Артур кричал на кого–то, кого она не видела. Она зажгла свет. Он, скорчившись, лежал в углу тахты. Было ясно, что он не понимает, где находится. Зрелище было жуткое, но Дорте уже устала бояться. Сначала она окликнула его, он ей не ответил, тогда она встала и села рядом с ним. Потрогала его за плечо и сказала:

— Ну, ну, успокойся! — но это тоже не помогло. Неожиданно он приник к ней, ругая при этом своего отца, который не желает его знать, и покойную мамашу, эту чертову блядь. Весь мир — бардак, заявил он. Ей было нечего ему возразить.

В комнате стоял ледяной холод. Дорте принесла одеяло с кровати и, чтобы согреться, укрыла им и пледом их обоих. Потом она заговорила по–русски обо всем подряд, в том числе и о том, чего не осмеливалась сказать ему по–норвежски. Он так плакал, что ее рука, обнимавшая его, все время вздрагивала. Вскоре халат у нее на груди, куда он уткнулся носом, промок насквозь. А она сидела и думала, решилась ли бы Лара довериться Улаву. Едва ли. Создание у нее в животе не шевелилось. Оно затихло.

48

— Ты его видишь?

— Кого? Где? — Дорте села и поняла, что еще ночь, потому что окно было темным и рабочие еще не начали бросать мусор в контейнер.

— Там! На улице! Стучали! — сказал Артур, показывая на окно.

Дорте подошла к окну и попыталась выглянуть, но никого не увидела.

— Там никого нет, — твердо сказала она.

— Отойди оттуда, черт бы тебя побрал! Не стой так, он может тебя увидеть! Он только и ждет, когда ты избавишься от ребенка! Ясно тебе? Этот проклятый… Антрепренер! Он меня преследует. Бумажная штора просвечивает! Сквозь нее видно все, что делается в комнате, — прошептал Артур.

Дорте огляделась по сторонам, потом схватила со стола скатерть, пододвинула к окну стул и влезла на него, чтобы повесить скатерть поверх шторы. Но ей это не удалось.

— Помогать мне! Не сидеть так! — попросила она.

Артур заковылял по комнате, взял другой стул и влез на него. Вместе, рискуя упасть, они сумели повесить скатерть на окно. Потом оба уселись на тахту и оглядели свою работу.

— Теперь никто заглянуть к нам! — сказала Дорте.

— Теперь никто не сможет заглянуть к нам, — добродушно поправил ее Артур и вытер нос рукавом джемпера.

Она включила обогреватель, хотя было еще слишком рано. Когда она спросила у него, так что же сказал этот Антрепренер, или Председатель, Артур не пожелал отвечать и снова улегся спать. Но постепенно все–таки признался, что не сумел отдать ему долг и получил предупреждение. Они собираются прислать к ней клиентов. Говорят, что она, несмотря на свой живот, может делать минет или массаж. Поэтому он и рассердился, увидев на лестнице того человека.

— Рассердиться? На меня? — Ей так захотелось закатить ему оплеуху, что она обеими руками вцепилась в плед. — Клиенты? Нет! Ты открыть дверь! Я уйти! — хрипло сказала она.