Стакан молока, пожалуйста
Шрифт:
— Уже поздно! — испуганно сказала Дорте и освободилась из его объятий.
— Председатель знает человека, который это сделает… несмотря на срок.
Она не ответила, встала рывком и отошла к окну. Там она остановилась, руки бессильно висели вдоль туловища.
— Не будь ты такой обидчивой! Я просто хотел найти выход.
Иногда достаточно только решиться, подумала Дорте и бросила взгляд на фонтан с Белоснежкой. Потом повернулась, взяла сумку, порылась в ней, проверяя, все ли необходимое на месте, ее чемодан, закрытый, стоял рядом с кроватью, она поставила его
— Что ты надумала?
— Еще не знаю. Надо уйти отсюда!
— Не глупи! Понятно, что я тебя ни к чему не принуждаю. Никто тебя ни к чему не принуждает. Ладно!
Ладно! Садись! Никто тебя и пальцем не тронет! Честное слово!
Дорте постояла немного, потом стала надевать плащ. Но Артур вскочил и встал между нею и дверью, без конца повторяя, что глупо быть такой обидчивой, что никто ее ни к чему не принуждает, что он уже привык к мысли о ребенке, и чем больше он думает об этом, тем больше привыкает к этой мысли, и что Антрепренеру вовсе необязательно что–либо знать. Он вырвал у нее из рук плащ, сделал из него тугой сверток и стал баюкать. Она рванула плащ к себе и хотела открыть дверь.
— Ты все равно не выйдешь отсюда! — сердито сказал он.
— Почему не выйдешь?
— У тебя нет ключа!
— С ключом входить.
— А здесь без ключа и не войдешь, и не выйдешь!
— У тебя есть ключ? — спросила она, не спуская с него глаз. Тут он заговорил о деньгах, которые взял взаймы у Антрепренера, и что она должна вернуть их ему перед тем, как уйдет.
Дорте не хотела верить тому, что услышала. Может быть, она неправильно поняла Артура?
— Я думать, ты помогать…
— И правильно думала! Только успокойся! Но Антрепренер дал мне денег взаймы.
— Я надо уходить! — решительно сказала она и хотела пройти мимо него.
— Нет! Ни одна женщина не может выйти отсюда без разрешения Антрепренера!
Дорте недоверчиво посмотрела на Артура, потом распахнула дверь и выбежала в коридор. С чемоданом и сумкой в руках она поднялась по лестнице к входной двери. Сперва она безуспешно пыталась найти замок, потом долго трясла внушительный засов и наконец поняла, что Артур прав. Дверь так и не открылась.
47
Дорте выжала тряпку и вставила ее в зажим на длинной ручке. Потом протерла тряпкой то место, которое уже вымыла. Полосы копоти и грязи почти отмылись. Она вспомнила красные руки матери и пожалела, что у нее нет резиновых перчаток. Но Вахта сказала, что для такой мелочи перчатки не нужны.
В коридоре было темновато, хотя с потолка свисали три больших шара. Дневной свет попадал сюда только из расположенного высоко в лестничном пролете окна с толстыми стеклами. Дорте знала, за какой дверью живет Вахта, но никогда не видела, чтобы кто–нибудь выходил из других дверей.
По крикам, звукам и мельканию мужчин, куривших справа от ее окна, она поняла, что это строительные рабочие, живущие в другой половине подвала, они пользовались отдельным входом, сделанным на уровне земли. Если она, подтянувшись,
В каждом конце коридора было по двери, та, что находилась дальше от лестницы, вела на задний двор. Именно через эту дверь они с Артуром вошли в здание. Другой конец коридора заканчивался красивой старинной дверью с окнами из толстого стекла и завитушками наверху. Ее тоже нельзя было открыть. Дорте догадалась, что она выходит на улицу.
Выросший живот мешал работе. Ребенок внутри буйствовал. Особенно по ночам. Дорте уже не ждала, что он исчезнет как–нибудь сам собой. Артур дал ей пару спортивных штанов, достаточно больших, и сказал, что она должна «держать живот при себе». Под этим он подразумевал, что она не должна никому показывать, что ждет ребенка, а то местные боссы могут выкинуть какую–нибудь «глупость».
Неожиданно она услышала, что кто–то легко бежит вниз по лестнице. Голоса этих девушек она слышала и раньше — они жили на третьем этаже, — но никогда их не видела. Сейчас по лестнице бежала вниз бледная девушка с широко открытыми глазами. Она смотрела прямо перед собой и не заметила Дорте, стоявшую с ведром внизу у лестницы. Ведро опрокинулось, и девушка, вскрикнув, упала.
— Простите, пожалуйста! — Дорте попыталась поднять девушку. Лишь тогда она увидела, что на девушке только ночная рубашка. В коридоре было холодно. Пока девушка вставала, Дорте обратила внимание, что она босиком. Длинные пальцы на ногах поджались, словно она цеплялась ими за пол. Дорте неловко пыталась выжать мокрый подол. И тут случилось то, во что она не посмела поверить, приняв за галлюцинацию. Это звучало как музыка. Куда прекраснее, чем музыка Баха.
— Поставить ведро перед самой лестницей! Идиотка! — пронзительно прокричала девушка у нее над головой — по–литовски!
— Я тебе помогу! — на том же языке ответила Дорте и схватила девушку за руку.
Какое–то время они в изумлении смотрели друг на друга, гнев девушки еще не прошел. Потом она быстро оглянулась по сторонам, словно ждала, что кто–нибудь явится и прогонит ее.
— Литовка? Когда ты приехала? — шепотом спросила девушка.
— Да. В начале октября. Меня зовут Дорте.
— Юлия, — пробормотала девушка и бросила недоверчивый взгляд на живот Дорте. — Почему они разрешили тебе оставить беременность до такого срока? Ты что, любовница Управляющего или, может, самого черта?
— Нет–нет! Я живу здесь в подвале вместе с Артуром.
— Они заставили тебя мыть пол, потому что ты ждешь ребенка? Я права? Доктор побоялся ковырнуть ребенка, опасаясь, что ты отправишься вслед за ним?
Почему Юлия так говорит? По–литовски это звучало слишком грубо.
— У тебя есть ключ? — Юлия приподняла ночную рубашку, подол прилип к икрам.
Дорте покачала головой и сказала, что все покупки делает Артур.
— Никто не должен отсюда выходить. Не знаю, сколько нас тут, но точно больше трех. Я тут уже два месяца. Все время работаю. Это ад… Где они нашли тебя? — Слова сыпались как горох.