Стакан молока, пожалуйста
Шрифт:
Но когда он уже овладел ею, она вдруг забыла то, что делала обычно, чтобы все поскорее кончилось, и начала плакать. Ее всхлипывания звучали как скрип ржавого велосипеда, с которым он ее встретил. Сперва Артур замер, положив руку ей между ног. Потом неуклюже погладил ее по спине.
— Я думал, ты тоже хочешь… Теперь, когда нас двое… В последний раз ты хотела, помнишь? Что это вдруг на тебя нашло?
Всхлипывая, она пробормотала, что он обещал ей, что у нее не будет клиентов, а будет работа в закусочной.
— Послушай, ты! Я, черт бы тебя побрал, не клиент! Не начинай! И не думай, что я стану тебя умолять. Но как–то странно получается, я раздобыл
— Я думала… Как это говорить? — сказала она.
— Не спрашивай меня! Не знаю я, «как это говорить», — передразнил он ее и заходил по комнате.
После того как Артур несколько раз стукнул кулаком по столу, Дорте подбежала к раковине. Но тошнить ей было почти нечем. Она пустила воду и, жалобно постанывая, вымыла раковину.
— И часто с тобой такое? — спросил Артур, он был скорее удивлен, чем сердит. — Почему ты не сказала, что тебя тошнит? — Он подошел к ней и протянул полотенце, взятое с кухонного стола. Потом зажег кривое бра на стене. — Я думал, ты к такому привыкла. Ладно, забудь, пожалуйста! Я что, я могу и подождать, — буркнул он и подошел к столу, чтобы налить себе еще вина, но бутылка была пуста. Он направился к холодильнику, заглянул в него и, чертыхнувшись, захлопнул дверцу. — У меня еще оставалось пиво! Чертов Бьярне…
— Кто это? — спросила Дорте, не отнимая от лица полотенце.
— Бьярне? Один парень, он иногда сюда заходит.
Дорте промолчала и стала чистить зубы. Покончив с этим, она легла на тахту и прикрылась пледом. Сперва она хотела дождаться, чтобы он уснул, однако после того, как он пробормотал ей «спокойной ночи», она все–таки решилась лечь на кровать. А когда он чуть позже пришел, таща за собой плед, словно шкуру, она уже ничего не могла поделать.
От Осло до дома оставалось уже полпути. Дорте было важно перестать бояться возвращения в Литву. Она уже привыкла ко всему приспосабливаться. Артур нашел для нее красный пластмассовый таз и ушел покупать еду, молоко и пиво. Приладив стул перед дверью, Дорте вымылась и вытерлась своей майкой. Потом принялась убирать комнату. Кухонный шкафчик, обеденный стол, кровать. Открыв шкафчик, она доставала оттуда одну вещь за другой, мыла и ставила на место. Она знала, что так же поступила бы и мать, независимо от того, сколько она собиралась тут прожить.
В конце концов Дорте добралась до двери, которая никуда не вела. И за которую она, пока убирала, не дала себе труда заглянуть. С переполненных полок на нее обрушилась лавина каких–то предметов. Пустые пивные банки и бутылки из–под водки раскатились по полу. Оказалась здесь также коробка с видеокассетами и электрическая дрель. На полке среди всякого хлама и пустых картонок в коробочке лежал мобильный телефон, видеокамера и что–то похожее на три маленьких фотоаппарата. Она вынула телефон из коробочки и набрала случайные цифры, но телефон молчал. Тогда она вспомнила, что у нее есть настоящий номер на визитной карточке, которую в поезде ей дал ее попутчик. Она набрала номер — опять ничего. Или не было связи, или она неправильно пользовалась телефоном. Попутчика звали Улав…
Поколебавшись, она спрятала телефон под подкладку в свою сумку, туда, где лежал ее паспорт, и собрала пустые жестянки и бутылки в пакет. После этого набрала в стакан воды и, закрыв глаза, выпила ее. Выпила с жадностью, словно только что выбралась из пустыни. Снова набрала воды, села на тахту и продолжала пить. Вскоре ей показалось, что в комнате стало даже почти уютно.
Ее
Дорте вскочила, и плед соскользнул на пол. Она хотела найти место, где можно укрыться. Крики женщины звучали теперь совсем рядом. Дорте придвинула стул к двери и снова села, зажав уши руками. На какое–то мгновение ей показалось, что за дверью грохочет поезд. Она не спускала глаз с двери, как будто могла увидеть, что за ней происходит. Ей захотелось в уборную, но выйти в коридор она не решалась.
Наконец хлопнула дверь, и все стихло. Теперь до Дорте долетал только шум улицы. Постукивание высоких каблуков. Ботинки на резине, туфли на коже. Она прислушивалась и гадала, что надето на тех ногах, чьи тени она видела на своей шторе. Наконец она подошла к раковине, спустила давно ставшие тесными джинсы и, как могла, пристроилась на краю. И все время не переставала напряженно прислушиваться к звукам. Потом она убрала стул от двери, прилегла на тахту, укрылась пледом и сложила руки.
— Пресвятая Матерь Божия! Прости, что я не молилась как следует. Мне как будто нельзя больше молиться. Сделай, чтобы все изменилось. Мне надо вернуться домой, или я не смогу больше жить. Прости мне мои мысли. Помоги мне думать хорошо — об Артуре, к примеру. Не сердись, что я взяла этот телефон, он все равно не работает. И сохрани маму и Веру. Мне так стыдно. Пусть никто не узнает…
В дверь громко постучали, Дорте вздрогнула и села. В комнату заглянула рыжая женская голова. Потом показалась и вся женщина. Ее долговязая фигура походила на огромные ножницы в чехле, которые кто–то просунул в дверь. Блузка на груди натянута до предела, на короткой юбке сбоку разрез. Возраст женщины определить было трудно, но, возможно, она не старше матери.
— Мне почудилось, что здесь кто–то разговаривает. Что ты здесь делаешь? — хриплым голосом спросила женщина.
— Я… Я здесь жить, — ответила Дорте, стараясь быть спокойной и похожей на норвежку.
— С каких это пор, позволь спросить? — Не дожидаясь ответа, Ножницы вошли в комнату, и большие карие глаза уставились на Дорте. — Где Артур, который притащил тебя сюда, не спросив разрешения?
— Уйти. Купить еды.
Ножницы, не представившись, начали жаловаться на Артура. Он уже неделю как не платит за квартиру, но теперь–то она получит с него деньги! Женщина наговорила еще чего–то, чего Дорте не поняла, а в конце сказала, что воздухом сыт не будешь. Это–то Дорте тоже хорошо знала.
— Ваш дом? — спросила она.
Ножницы изобразили презрение к недвижимости и громко заявили, что дом не ее. Она тут «Вахта». Это было похоже больше на должность, чем на имя.
— Я исполняю грязную работу, управляя всеми этими олухами. Снабжаю их чистыми простынями, полотенцами, собираю плату за квартиру и убираю грязь.
— Ты пить кофе? — неуверенно спросила Дорте и встала с дивана.
— Кофе? Неужто Артур обзавелся чем–то, в чем можно варить кофе?
Дорте понимала, что Вахта права. У Артура не было ни кофе, ни чая. И ничего, в чем можно было бы вскипятить воду, лишь одна большая кастрюля с ручкой.