Сталь и Золото. Книга 2. Смерть и Солнце. Том 2
Шрифт:
К счастью, коадъютор не подозревал, о чем в эту минуту думает его оруженосец.
– Мы устраиваем рейд против контрабандистов Алой гавани, – сказал сэр Ирем таким тоном, что не оставалось никаких сомнений: к Риксу это «мы» отнюдь не относилось. – А тебя я попрошу отправиться в Книгохранилище. Мне нужны сведения о всех таможенных сборах, установленных при Наине Воителе. Найди нужные документы, сделай выписки и предоставь их мне.
Крикс готов был подумать, что коадъютор шутит, но увы – судя по выражению лица мессера Ирема, тот был вполне серьезен. Можно было только гадать, почему именно Криксу предлагалось рыться в пыльных свитках,
В Книгохранилище «дан-Энрикс» шел мрачнее тучи, и весь город словно бы подстраивался под его настроение. Облака то и дело закрывали бледное ноябрьское солнце, и, хотя завтрашний день был годовщиной коронации Валларикса, вид у столицы был отнюдь не праздничным. Никто не украшал дома и не вывешивал штандартов, словно этот день ничем не отличался от всех остальных. Когда пару недель назад дворцовый казначей осведомился у правителя, какую сумму выделить на проведение торжеств, Валларикс заявил, что он не видит никакой возможности тратиться не фейерверки и вино для горожан, когда казне вот-вот придется начинать раздачу хлеба голодающим. Лан-Дарен попытался возразить, что отмена всеми ожидаемых торжеств вызовет в городе уныние и плохо скажется на репутации дан-Энриксов, но Валларикс только устало отмахнулся, и вопрос о годовщине коронации был снят.
Входя в столичную библиотеку, Крикс подумал, что в последние недели император почти не вступал в какие-либо споры со своим советом. Теперь он гораздо чаще сообщал свое решение и сразу предлагал собравшимся перейти к следующей проблеме. Иногда оруженосец коадъютора не мог отделаться от ощущения, что Валларикс нечеловечески устал. И то, с какой тревогой смотрел на правителя сэр Ирем, косвенно подтверждало правоту «дан-Энрикса».
Крикс был бы рад чем-то помочь Валлариксу, будь у него подобная возможность. Но, очевидно, пока что оруженосец коадъютора годился только для того, чтобы отправить его делать выписки из никому не интересных старых книг.
Пока вошедший в главный зал Книгохранилища южанин искал взглядом архивариуса, чтобы попросить у него нужные бумаги, взгляд «дан-Энрикса» невольно задержался на высоком юноше, сидевшем у окна.
Брови у Крикса поползли на лоб. Он решил бы, что обознался, если бы десятки раз не наблюдал, как этот человек в точности так же наклонялся над пергаментом в Лаконе, и свет из окон так же падал на его кудрявые светлые волосы.
– Кэлрин!.. – произнес южанин вслух. А потом крикнул в голос. – Кэлрин Отт!!
Сидевшие за другими столами люди удивленно оборачивались в его сторону, но Криксу было не до них. Лаконский бард тоже узнал «дан-Энрикса» и встал из-за стола ему навстречу. Он обнял «дан-Энрикса» одной рукой, так как второй у него не было – только рукав, зашитый возле самого плеча. Южанин с опозданием заметил, что Отт сильно исхудал, и волосы, которые когда-то были золотистыми, сейчас приобрели тускло-соломенный оттенок.
– Твоя рука… – пробормотал «дан-Энрикс». Он не знал, куда девать глаза. В Лаконе Кэлрин часто говорил, что он хочет стать рыцарем и трубадуром, как его великий прадед, Алэйн Отт. А теперь он никогда не сможет ни сражаться, ни играть на лютне.
– Каждый раз одно и то же! – принужденно рассмеялся Кэлринн. – Ни один из тех, кого я встретил за последние два месяца, не сказал мне, что я стал шире в плечах и выше ростом, хотя это истинная правда. На бороду, которую я отрастил на Островах, тоже никто не обращал внимания, так что в конце концов я сбрил ее ко всем чертям… Но зато каждый почему-то считает своим долгом обратить внимание на то, что я остался без одной руки.
– Как это получилось? – спросил Крикс, который слишком хорошо помнил про Сайрема и «Черный полдень», чтобы принять браваду Кэлринна всерьез.
– Да так же, как у всех… Тебе, наверное, известно, что мы с Рэнси и Димаром бросили Лакон в одно и то же время и отправились сражаться за Акулий мыс под предводительством Аттала Аггертейла. Там я и остался без руки. Аварцы смазывают свои стрелы такой дрянью, что обычно раненых не успевают доносить до лазарета. То, что от меня просто отрезали кусок, еще можно считать удачей. Но, естественно, тогда я так не думал, – с усмешкой признался Кэлрин. – Когда они отказались взять меня обратно на корабль, я пошел к Атталу и сказал ему, что если наш «Бурерожденный» уйдет в море без меня, я прыгну в море со скалы Рассвета. Такая глупость – сейчас даже стыдно вспомнить. Аггертейл спросил: «Зачем тебе теперь место на корабле?» Я сказал: «Чтобы закончить начатое». Тогда он посмотрел на меня, как на какую-то мокрицу, и сказал: «Если это самое лучшее, до чего ты сумел додуматься, то я тебе мешать не буду». Как я его тогда на месте не убил – не знаю… Я ведь думал, что терять мне уже нечего. Зато все слышали наш разговор, и капитан больше не запрещал мне присоединиться к экипажу.
Отт стоял в проходе и говорил, не особо понижая голос, но никто из посетителей Книгохранилища не пытался призвать его к порядку. Воспоминание о схватке за Акулий мыс было еще слишком свежо, а пустой рукав Кэлринна подействовал бы отрезвляюще даже на самых раздражительных людей. Некоторые из посетителей библиотеки уткнулись в свои книги, а другие, как заметил Крикс, забросили свои занятия и украдкой слушали их разговор.
– Ты ведь, конечно, слышал о сражении у Чаячьего острова? – осведомился Отт.
– Кто же о нем не слышал! Менестрели называют его новой Битвой у Ревущего.
– Это они хватили через край… Готов поспорить, Битва у Ревущего стоила трех таких, как эта. Но у Чаячьего тоже было на что посмотреть. Это был мой первый выход в море после лазарета, а высланный нам наперерез аварский флот был почти вдвое больше нашего. Мои товарищи, по-моему, уже чувствовали себя покойниками, и мне захотелось как-нибудь их подбодрить… До сих пор толку от меня было не много, так как ни грести, ни драться я не мог, поэтому теперь я решил сделать то, на что я был еще способен – спеть.
– Значит, это был ты?! – воскликнул Крикс. – Все менестрели в один голос говорят о заколдованном певце, который стоял на носу и распевал «Холмы Равейна», пока его крогг не протаранил «Луноликого».
– Сказать по правде, я не сомневался, что меня подстрелят еще до начала общей схватки. Но вышло наоборот.
Южанин рассмеялся.
– В песнях трубадуров утверждается, что вражеские стрелы отлетали от тебя…
– Скорее, в меня было трудно целиться. Я ведь держался прямо за фигуру на носу, так что попасть в меня было не так уж просто.