Стален
Шрифт:
На пороге стоял пьяный босой мужчина в трусах, милицейской фуражке и милицейском же кителе с сержантскими погонами, наброшенном на плечи.
– Ну что, сука? – сказал он зловещим тоном, еле ворочая языком. – Давай выкладывай…
Не успел я испугаться, как из двери напротив вылетела толстуха в распахнутом халате. Прикрывая пятерней густую поросль в низу живота, похожую на каракулевую шапку, она схватила мужчину за ухо и потащила за собой, приговаривая: «Вот зараза! Ну зараза!», втолкнула его в квартиру и захлопнула дверь.
Я провел ладонью по
Этот нелепый и комичный инцидент вызвал у меня приступ ужаса, грубо напомнив, в какую мутную историю я вляпался.
Заварив кофе, я попытался сосредоточиться.
Во-первых, ни капли спиртного, пока вся эта история не закончится.
Во-вторых, в разговоре со следователями – ни намека на особые отношения с Лу.
В-третьих, нужна правдоподобная история о том, почему я ушел среди ночи и как мне удалось покинуть поместье незамеченным.
В-четвертых, ни слова о деньгах…
Тут до меня дошло, что я даже не посчитал деньги, из-за которых так намучился минувшей ночью.
Проверив, хорошо ли заперта входная дверь, вытащил на середину комнаты спортивную сумку, вывалил банкноты на пол и принялся считать.
Когда работа была завершена, я написал на бумажке «210 000» и сжег ее в пепельнице.
Двести десять тысяч долларов – две тысячи сто новеньких стодолларовых банкнот – никогда в жизни я не видал такой кучи денег.
Я спрятал доллары в сумку и торжественно поклялся на томике Иннокентия Анненского во что бы то ни стало уберечь эти деньги от моей собственной глупости и моего собственного легкомыслия, поклялся быть жадным, расчетливым и осторожным.
Клятва на книге – это у меня от отца. Он считал истинной только такую клятву. Причем книгой могли быть хоть «Три мушкетера», хоть справочник садовода.
В Москве тогда уже появились более или менее нормальные банки, хотя кредит был по-прежнему новинкой. Издания, которые выпускала наша редакция, публиковали советы людям, которые хотели взять кредит: вы должны приехать на иностранной машине, в приличном костюме, с дорогим телефоном в руках, чтобы с первого взгляда произвести благоприятное впечатление на банкиров…
Завтра же, решил я, пойду в банк, где числился корпоративным клиентом, и арендую ячейку. Открою депозит тысяч на десять, еще один счет тысяч на пять – вдобавок к тому, с которого получаю зарплату, и арендую ячейку вместимостью сто тысяч долларов. Остальные деньги – в другой банк. Закажу карту «платинум», чтобы лимит ежедневного снятия наличных был побольше.
Оставалось еще придумать историю о происхождении таких сумм: после 11 сентября 2001 года российские банки присоединились к международным соглашениям о борьбе с отмыванием денег и начали придираться к клиентам, которые по старой привычке приходили к ним с чемоданами наличных.
Я жалел о том, что мы с Борисом не успели подписать договор о сотрудничестве, который можно было бы предъявить в банке. Что ж, теперь оставалось надеяться на свою фантазию, а главное – на жадность банкиров.
Утром я позвонил Лу, на всякий случай назвав ее Любовью Александровной, извинился за внезапный уход, поинтересовался здоровьем мужа, но ответа ждать не стал – спросил, не можем ли мы встретиться, чтобы обсудить кое-какие идеи, возникшие у меня при работе над рукописью.
– Значит, вы ничего не знаете, Стален Станиславович, – сказала Лу, тотчас включившись в игру. – Борис погиб, его убили…
– Примите мои соболезнования, Любовь Александровна, – сказал я, старательно выдержав паузу. – Понимаю, как это неуместно сейчас… но мне нужен договор о сотрудничестве, который мы подписали с вашим мужем… банк требует…
– Понимаю… – Лу помолчала. – Не беспокойтесь, я позабочусь об этом и позвоню, как только улажу дела…
Несколько дней все московские газеты писали об отрубленной голове и гадали о причинах убийства Бориса Непары.
Многие считали, что агентство «Город мечты», которое два года назад наряду с риелторской занялось девелоперской деятельностью, «перешло дорогу» каким-то влиятельным игрокам столичного строительного рынка – поговаривали о группе компаний Топорова и Пиля, и Борис Непара стал жертвой подковерной борьбы коррупционеров, бившихся за московские миллиарды.
И всех поражала отрубленная голова – Москва уже поотвыкла от кровавого театра девяностых.
Вскоре меня вызвали в милицию «для беседы».
Всю ночь я ворочался, придумывая за следователей самые каверзные вопросы, и искал на них самые простые и убедительные ответы. Но беседа оказалась короткой и почти формальной. Когда меня спросили, почему охранники не видели, как я покинул территорию поместья Непары, я сказал: «Бухали, наверное». Следователь хмыкнул, попросил расписаться в протоколе, и мы распрощались.
Поначалу я каждый вечер пересчитывал деньги, раскладывая долларовые пачки на полу и мечтая о тех днях, когда куплю квартиру, широкий диван, подушки которого заполнены вязкоэластичной пеной, и наконец высплюсь от души, не оглушая себя ни коньяком, ни таблетками. Но Лу молчала, и вскоре один вид долларовых банкнот стал вызывать у меня раздражение.
Она позвонила, когда я уже потерял надежду.
Мы договорились о встрече в кофейне на Тверской.
Собираясь на эту встречу, я обнаружил в своей сумке, с которой был в Рыбалове, туфли Лу. В суматохе я попросту забыл о них и унес с собой.
Меня трясло, когда я поднимался на второй этаж, в зал для курящих.
Лу сидела за маленьким столиком у окна, на ней было платье в серых и бледно-фиолетовых тонах и шляпка такого же цвета с широкими полями, повязанная по тулье черной лентой.
– Выпьешь чего-нибудь?
– Кофе, – сказал я. – Двойной эспрессо.
– А ты исхудал. – Она погасила сигарету в крошечной пепельнице. – Скоро от тебя и впрямь один запах останется.
– А ты уже не та девочка, которая загибала пальцы, считая комнаты в загородном доме… как назывался тот фильм?