Сталин и Гитлер. Кто кого обманул
Шрифт:
Ситуация на других театрах военных действий также круто изменилась. Все свидетельствовало о том, что Германия и Италия вряд ли могут рассчитывать в ближайшее время на успех в войне против англичан. В Северной Африке наступление группы Роммеля захлебнулось. В Восточной Африке британские войска нанесли поражение итальянцам и 18 мая 1941 г. вынудили капитулировать остатки их экспедиционного корпуса. В ходе «битвы за Атлантику» Германии был нанесен чрезвычайно тяжелый удар — 27 мая 1941 г. англичане потопили линкор «Бисмарк» — гордость и надежду германского военно-морского флота [167] . Данный факт свидетельствовал о том, что захватить стратегическую инициативу в борьбе за атлантические коммуникации Берлину не удается. Наконец, начатая германским командованием 20 мая 1941 г. операция по овладению о. Крит с помощью воздушного десанта, в ходе которой потери вермахта убитыми в два с лишним раза превысили потери, понесенные им за время всего балканского похода, ясно показала, что ни о каком захвате немцами с воздуха стратегически важных центров на Ближнем Востоке, а тем более в Англии, о чем до этого было так много разговоров, не может быть и речи.
167
Hillgruber A., Hummelchen G.Chronik des Zweiten Weltkrieges. Kalendarium militarischer und politischer Ereignisse. 1939—1945. Dusseldorf, 1978. S. 73—75.
К концу мая в войне на западе начали явно
168
— Розанов Г.Л.Указ. соч. С. 202.
169
Hillgruber A., Hummelchen G.Op. cit. S. 73.
170
— Василевский — A.M.Указ. соч. С. 119.
Стратегическое решение Гитлера
Говоря о факторах, порождавших у правительства СССР какое-то время надежды на то, что войны с Германией может и не быть, нельзя не сказать об ошибочной оценке Кремлем ситуации в правящих верхах рейха. Агентурные донесения, поступавшие из посольства СССР в Берлине в министерство иностранных дел Германии, свидетельствуют: в мае—июне 1941 г. в Москве полагали, что в нацистском руководстве произошел раскол и идет борьба по вопросам внешней политики. По мнению Кремля, влиятельные круги нацистской партии, рупором которых являлись Гесс и Й. Геббельс, командование вермахта во главе с В. Кейтелем и «люфтваффе» во главе с Г. Герингом, а также СС и его рейхсфюрер Г. Гиммлер настаивали на примирении с Англией и выступлении против Советского Союза [171] . В противовес им министерство иностранных дел во главе с Риббентропом и германский дипломатический корпус [172] , командование военно-морскими силами, многие представители деловых кругов выступали якобы за сохранение мира с СССР. Согласно сообщению, полученному 27 мая 1941 г. советским посольством в Берлине, Риббентроп, высказываясь за продолжение курса на развитие сотрудничества с Советским Союзом, якобы даже заявил: «Я не позволю оказывать влияние на мою политику всякому, кто преследует собственные интересы» [173] .
171
PAAA: Dienststelle Ribbentrop. Vertrauliche Berichte iiber RuBland (Peter), 2/3 (R27113), Bl. 462559.
172
В министерстве иностранных дел Германии действительно имели место оппозиционные курсу Гитлера на развязывание войны против СССР настроения. Имеются документальные свидетельства такой позиции статс- секретаря этого министерства Э. фон Вайцзеккера, посла Германии в СССР Шуленбурга, германского военного атташе в Москве генерала Э. Кёстринга, других политиков и дипломатов (см.: Fleischhauerl.Diplomatischer Widerstand gegen «Unternehmen Barbarossa». Die FriedensbemQhungen der Deutschen Botschaft Moskau. 1939—1941. Berlin; Frankfurt a/M., 1991).
173
PA AA: Dienststelle Ribbentrop. Vertrauliche Berichte iiber RuBland (Peter), 2/3 (R 27113), Bl. 462557. В вопросе о войне против СССР Риббентроп до начала мая 1941 г., по-видимому, действительно проявлял колебания, о чем свидетельствуют дневниковые записи Вайцзеккера (см.: Die Weizsacker- Papiere. 1933—1950 / Hrsg. von L.E. Hill. Frankfurt a/M. etc., 1974. S. 252), а также сообщение из Берлина, полученное Первым управлением НКГБ СССР 30 апреля 1941 г. (см.: Справка КГБ СССР. С. 212). Хотя далее в том же сообщении отмечалось, что Риббентроп изменил свою позицию, в Москве, очевидно, проигнорировали эту информацию и по-прежнему причисляли Риббентропа к сторонникам германо-советского сотрудничества. Неслучайно 21 июня 1941 г. встречи именно с ним добивался посол СССР в Германии В.Г. Деканозов.
Что касается позиции самого Гитлера, то сообщения из Берлина, которые в мае—июне 1941 г. получала Москва, были весьма противоречивыми. В одних донесениях указывалось на непоколебимую решимость Гитлера начать войну против СССР [174] , в других говорилось о его намерении предложить Советскому Союзу более тесное сотрудничество [175] , в третьих отмечалось, что в «русском вопросе» он занимает неопределенную, колеблющуюся позицию и даже в беседах со своими ближайшими сотрудниками обходит его «полным молчанием» [176] . Последнее, казалось, подтверждала и программная речь Гитлера в рейхстаге 4 мая 1941 г., в которой об СССР не было сказано ни слова [177] .
174
Справка КГБ СССР. С. 212.
175
Бережков В.М.Просчет Сталина // Международная жизнь. 1989. № 8. С. 26—27; Он же.Страницы дипломатической истории. С. 42; Bereschkow W.Ein «Krieg der Diktatoren»? Der deutsch-sowjetische Nichtangriffspakt, die AuBenpolitik Stalins und die Praventivkriegsfrage // Hitlers Krieg? Zur Kontroverse um Ursachen und Charakter des Zweiten Weltkriegs. Koln, 1989. S. 103—104.
176
PA AA: Dienststelle Ribbentrop. Vertrauliche Berichte uber RuBland (Peter), 2/3(R27113), Bl. 462557.
177
Keesings Archiv der Gegenwart. 1941. Dok. № С 5003—С 5007.
«Противоборство» в политических верхах рейха двух линий и отсутствие ясного представления о позиции Гитлера побуждало советское правительство действовать предельно осторожно, чтобы не допустить изменения баланса сил в Берлине в пользу сторонников войны против СССР.
Сообщение
На дипломатическом уровне в отношениях между СССР и Германией царило, казалось, полное затишье. Обе стороны упорно делали вид, что ничего существенного не происходит. Германская пресса корректно высказывалась о СССР, а советская пресса не менее корректно о Германии. Лидеры обоих государств не делали никаких заявлений, которые позволяли бы судить об изменении их курса и атмосферы советско-германских отношений. Показательным было и то, что вплоть до 21 июня 1941 г. визиты посла СССР в Берлине Деканозова в министерство иностранных дел Германии и германского посла в СССР Шуленбурга в НКИД СССР носили по преимуществу чисто протокольный характер. Ни тот, ни другой в беседах с чиновниками внешнеполитических ведомств не затрагивали принципиальные проблемы двусторонних отношений. Обсуждались лишь мелкие текущие вопросы: маркировка отдельных участков советско-германской границы, компенсация за суда прибалтийских государств, удерживае- мые рейхом, выполнение Германией договорных поставок угля в СССР, строительство бомбоубежища на территории советского посольства в Берлине и т.п. [178]
178
PA AA:BiirodesStaatssekretar.Aufzeichnungen iiber Diplomatenbesuche, Bd. 8 (R 29833), Bl. ohne Nummer; BQro des Staatssekretar. RuBland, Bd. 5 (R 29716), Bl. 035 (I 13439), 091 (113495); ADAP. Serie D. Bd. XII, 2. Dok. № 532, 547, 548, 646.
Обе стороны явно занимали выжидательную позицию, что было, в общем-то, объяснимо. Поведение германского руководства определялось целями его политики в отношении СССР. Москва же ожидала, что с инициативой проведения переговоров выступят немцы. Они первыми начали стягивать войска к границе, и потому советское правительство вправе было надеяться, что они дадут объяснение своим действиям. Брать инициативу проведения переговоров на себя, полагали в Кремле, не только неуместно (СССР не являлся виновником осложнения отношений), но и нежелательно. Такой шаг СССР мог быть истолкован как свидетельство его военной слабости.
Но время шло, а Берлин молчал и, казалось, даже не замечал подававшихся ему Москвой сигналов о готовности к диалогу. Это молчание тревожило советское руководство. Ситуация, при которой армии двух стран стояли друг против друга, разделенные границей, была чревата любыми неожиданностями. «Война нервов» легко могла перерасти в настоящую войну. Далее откладывать переговоры было опасно, и советское руководство решило «поторопить» немцев. Зная, что Берлин опасается сближения СССР с Англией и США, Кремль начал подбрасывать ему «свидетельства» такого сближения. Расчет делался на то, что это встревожит Гитлера и побудит его выступить с инициативой переговоров.
Сначала июня 1941 г. в Берлин начали поступать сообщения о том, что Кремль налаживает политические контакты с Лондоном и Вашингтоном. В частности, докладывалось, что 1 июня 1941 г. Сталин принял для беседы британского и американского послов, что к активной деятельности в НКИД СССР вернулся бывший нарком иностранных дел М.М. Литвинов, являвшийся сторонником союза СССР с демократическими державами, направленного против Германии [179] . Вслед за этим германское министерство иностранных дел получило информацию о том, что советское посольство в Румынии в срочном и секретном порядке предпринимает шаги, целью которых является достижение военно-политического соглашения с США [180] . Одновременно по агентурным каналам в Берлин начали поступать сообщения о том, что советская общественность очень обеспокоена военными приготовлениями Германии и что Сталин испытывает мощное давление со стороны командования Красной Армии, которое требует от него занять более жесткую позицию в отношении рейха и ориентироваться не на переговоры, а на военное противоборство [181] .
179
PA AA: Buro des Staatssekretar. RuBland, Bd. 5 (R 29716), Bl. 075 (113479).
180
Ibid. Bl. 081 (113485), 098(113502), 107(113511).
181
Ibid. B1. 049 (113453) — 053 (113457), 100 (113504), 103 (113507) — 105 (113509), 112 (113516) ff.
Параллельно с этими акциями советское посольство в Берлине в расчете на политический эффект — так, по крайней мере, это было расценено в германском внешнеполитическом ведомстве — начало вывозить на родину детей советских граждан, работавших в Германии [182] , а представительство ТАСС демонстративно обратилось с запросом в швейцарскую миссию о возможности своего перебазирования в Берн, Цюрих или Женеву [183] . Всеми этими действиями Москва рассчитывала подвести Берлин к мысли о том, что советско-германские отношения подошли к опасной черте, за которой могут оказаться невозможными ни возврат к добрососедству и партнерству, ни достижение мирного компромисса, что пора сесть за стол переговоров и урегулировать отношения.
182
Ibid. Dienststelle Ribbentrop. UdSSR-RC, 7/1 (R 27168), Bl. 26048— 26049.
183
Ibid. Bl. 26057—26059.
Однако политические акции советского руководства впечатления на Берлин не произвели. Германское правительство прекрасно понимало, чего добивается Кремль. Что же касается возможности сближения СССР с Великобританией и США, то эту информацию «бюро Риббентропа» перепроверило через Берлингса в посольстве СССР, и она не подтвердилась [184] .
И все же в Берлине с некоторой тревогой восприняли отъезд из Москвы в первых числах июня 1941 г. британского посла Криппса. На Вильгельмштрассе гадали, не отправился ли тот в Лондон для согласования вопроса о советско-британском сотрудничестве. Опасения германского руководства относительно возможности англо-советского сближения рассеялись очень быстро. Еще до прибытия Криппса в Англию в британской прессе, а также в печати нейтральных стран как из рога изобилия посыпались статьи антисоветского содержания, в которых высказывалось предположение, что Берлин и Москва ведут тайные переговоры, и обсуждался во- прос, пойдет или не пойдет СССР ради предотвращения войны на далеко идущие уступки немцам. В Берлине поняли, что Москва, Лондон и Вашингтон ни о чем пока не договорились, что разговоры о военном союзе СССР и США — маневры советской дипломатии, рассчитанные на запугивание Германии, а русские и «демократии» по-прежнему испытывают друг к другу неприязнь и недоверие. Это подтвердил и Шу- ленбург, которому было поручено выяснить обстоятельства отъезда Криппса из СССР. 12 июня 1941 г. он сообщил в министерство иностранных дел Германии: «По сведениям, полученным из американского источника, отъезду английского посла Криппса не предшествовали его встречи и достижение договоренностей с советским правительством. Отношение советской стороны к английскому и американскому посольствам по-прежнему характеризуется как предупредительное в частных вопросах, но как негативное в том, что касается попыток завязать политический диалог» [185] .
184
Ibid. Dienststelle Ribbentrop. Vertrauliche Berichte iiber RuBland (Peter), 2/3 (R 27113), Bl. 462592.
185
Ibid. BQro des Staatssekretar. RuBland, Bd. 5 (R 29716), Bl. 087 (113491).