Сталин и Каганович. Переписка. 1931 -1936 гг.
Шрифт:
Дорогой Коба! Сижу на Украйне 4-ый день – люди говорят, небесполезно. Раскачал ленивых хохлов […] Добился, что «главки» и «центры» Украйны разъехались по местам с обещанием усердно поработать. Теперь вот сижу в Мелитополе (золотое дно!) и тут также устроил погром с обычными хлебозаготовительными ругательствами […] Много впечатлений новых, очень рад, что прикоснулся к земле. Об этом расскажу по приезде. Привет всем [287] .
Спокойный и скорее шутливый, чем воинственный тон сообщений Молотова отчасти отражал относительно «мирные» настроения, которые сохранялись в то время в Политбюро. Молотов еще не обличал оппортунистов и не клеймил «кулаков» и «вредителей». Более того, он просил Сталина выдать Украине премию из заготовленного ею зерна, чтобы закупить сельскохозяйственные машины за границей: «Это крайне нужно для поощрения (плюс к произведенному нажиму) и во всех отношениях целесообразно», – отмечал Молотов в том же письме.
287
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 767. Л. 76.
Как показали последовавшие вскоре события, Сталин не разделял «миролюбие» своего ближайшего соратника и именно в этот период
Фактически Сталин взял на вооружение ленинскую стратегию революции – максимально стимулировать левые эксцессы, забежать вперед, отсечь «умеренных» и мобилизовать радикалов. Для развертывания своей революции в апреле 1917 г. Ленину пришлось приехать из эмиграции в Петроград. Сталин в начале 1928 г. с той же целью уехал из столицы в Сибирь, превратив этот далекий и огромный край в полигон для новых потрясений. Скорее всего, Сталин в буквальном смысле этого слова подстроил свою поездку. Первоначально первая тройка Политбюро – Сталин, Рыков и Бухарин – оставалась в Москве «на хозяйстве». Однако Сталин воспользовался тем, что Г. К. Орджоникидзе по состоянию здоровья не смог поехать в Сибирь, и отправился вместо него. Поскольку Орджоникидзе серьезно болел уже некоторое время, похоже, что его назначение изначально было произведено с расчетом на последующую замену. О серьезности намерений Сталина свидетельствовало уже то, что он вообще отправился в столь длительную и дальнюю командировку. Сталин не очень любил путешествия. После 1928 г. он выезжал в командировки нечасто. Совершал полуэкскурсионные визиты по дороге на юг во время отпусков, в июле 1933 г. посетил Беломорско-Балтийский канал, однажды выехал в прифронтовую зону в годы войны и трижды на известные встречи «большой тройки» – в Тегеран, Ялту и Потсдам. В общем, у Сталина, явно избегавшего деловых поездок, должны были иметься серьезные основания, чтобы в 1928 г. уехать в Сибирь.
Три дня потребовалось для того, чтобы добраться в Новосибирск поездом. Самолетами Сталин не пользовался. В Сибири во второй половине января и начале февраля Сталин провел три недели. В основном эти дни были заполнены совещаниями с местными руководителями и встречами с партийным активом. Под нажимом Сталина крайне напряженный план вывоза из Сибири хлеба был принят к неукоснительному выполнению. Сталин объяснил сибирским чиновникам, как это нужно сделать. Здесь на практике он обкатывал свои идеи об использовании против «кулаков» всей силы карательного аппарата и привлечении их к суду за «спекуляцию» [288] . Фактически речь шла о возвращении к политике «военного коммунизма». Далеко не все сибирские чиновники приняли сталинские указания безропотно. Поворот был столь неожиданным, что некоторые из них осмелились даже открыто спорить с генеральным секретарем. Руководитель Сибирского отделения Сельскохозяйственного банка С. И. Загуменный 19 января направил Сталину записку. Он выражал сомнения в эффективности уголовных репрессий против крестьян за отказ продавать хлеб государству. Крестьяне воспримут это как возврат к продразверстке. Ситуация может ухудшиться. «Мне кажется, что мы слишком круто поворачиваем», – писал Загуменный. Пометы Сталина на письме Загуменного (многочисленные подчеркивания и надписи «ха-ха») свидетельствовали о его раздражении. «Мы административных мер не исключали», – написал Сталин [289] .
288
Известия ЦК КПСС. 1991. № 5. С. 196–199. Протокол заседания бюро Сибирского крайкома ВКП(б) с участием Сталина, 18 января 1928 г.
289
Известия ЦК КПСС. 1991. № 5. С. 199–201.
Чувствуя опасность противодействия, Сталин продолжал «накачивать» сибирских руководителей и подверг Загуменного публичной критике. Он упорно утверждал, что чрезвычайные репрессивные меры будут эффективными. При этом, однако, Сталин проявлял в общении с сибирскими чиновниками определенную сдержанность. Давил на них, но в меру. Обвиняя в провалах заготовок, не переходил к угрозам. Демонстрировал не только уверенность и решительность, но и лояльность. В ответ на заявление участника совещания в Новосибирске, что он, Сталин, уличил краевых руководителей в ошибках, Сталин миролюбиво бросил с места: «Нет, я уличать не хотел». Даже Загуменного Сталин критиковал мягко и «дружелюбно» [290] . Сочетание твердости и беспощадности по отношению к «кулакам», скрывающим хлеб, и лояльности в партийной среде – эту сдержанную, «товарищескую» манеру поведения Сталина в Сибири чрезвычайно важно зафиксировать. Несомненно, она производила благоприятное впечатление, была эффективным оружием Сталина до тех пор, пока необходимость в демонстрации «партийного товарищества» не исчезла совершенно.
290
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 118. Л. 23–34; Известия ЦК КПСС. 1991. № 6. С. 203–212. Выступление Сталина на закрытом заседании бюро Сибирского крайкома ВКП(б) 20 января 1928 г.
Нажимом и убеждениями Сталин добивался своего. В течение нескольких недель в новом полушубке, специально пошитом для него в местной мастерской, Сталин колесил по огромному Сибирскому краю, требуя дать хлеб. Пользуясь выражением самого Сталина из телеграмм в Москву, «накрутил всех как следует» [291] . Накануне возвращения из командировки, 2 февраля, Сталин победоносно телеграфировал в столицу: «Перелом в заготовках начался. За шестую пятидневку января заготовлено вместо обычной нормы 1 миллион 200 тыс. пудов 2 миллиона 900 тыс. пудов. Перелом довольно серьезный» [292] . Сталин выражал оптимизм и надежду на дальнейшее увеличение темпов вывоза хлеба. За один месяц в Сибири предполагалось получить более трети годового плана.
291
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 119. Л. 84.
292
Там же. Л. 106; Известия ЦК КПСС. 1991. № 7. С. 178.
За растущими цифрами стояла эскалация насилия в сибирской деревне. Многочисленные уполномоченные железной рукой выколачивали хлеб. Презирая даже видимость законности, они следовали принципу, который откровенно сформулировал один из уполномоченных: «Что это еще за бюрократизм? Вам товарищ Сталин дал лозунг – нажимай, бей, дави» [293] . Деревню охватили обыски и аресты. Непосильные реквизиции разоряли крестьянские хозяйства. Под влиянием Сталина ситуация в Сибири была более напряженной, чем в других хлебных районах страны, хотя вряд ли намного. При активном участии высокопоставленных московских эмиссаров волна насилия и произвола прокатилась повсюду. Однако сибирский прецедент чрезвычайной политики играл особую роль. Указания генерального секретаря партии о начале войны с «кулаком» имели значительный вес и должны были восприниматься как руководство к повсеместным действиям.
293
Иконникова И. И., Угроватов А. П. Сталинская репетиция наступления на крестьянство // Вопросы истории КПСС. 1991. № 1. С. 76.
Как политическая акция сибирская командировка Сталина имела сложную многоэтажную структуру. Сталин начал с того, что изменил саму идеологию причин кризиса. Игнорируя формулу об ошибках партийно-советского аппарата (о которых немало говорилось в коллективных директивах Политбюро), он почти целиком перенес акцент на обличение враждебных действий «кулаков» и антисоветских сил. Это открывало путь широкому применению репрессий. По предложению Сталина (это был его «творческий вклад» в хлебозаготовки 1928 г.) реквизиции проводились не в чрезвычайном порядке, как ранее, а на основе постоянно действующего уголовного кодекса. Крестьян как спекулянтов отдавали под суд за отказ продавать свое зерно. Это была насмешка над законностью. Однако она подвела законодательную основу под чрезвычайные меры, сделав их рутинными и привычными. Фактически Сталин предлагал отбросить нэповские принципы взаимодействия с деревней вообще. Наконец, поездка Сталина была серьезным и даже демонстративным вызовом правительственно-хозяйственному аппарату, персонально Рыкову. Теперь партийный аппарат в лице Сталина брал в свои руки решение важнейшей политико-экономической задачи, предъявлял права на фактическое первенство. Это нарушало баланс сил, сложившийся в предыдущие годы в Политбюро.
Понятно, что такая линия Сталина не могла не вызвать возражений у многих его коллег. Сталин понимал это и, судя по всему, расчетливо провоцировал конфликт. Сибирская командировка позволяла сделать это с выгодных позиций, с позиций энергичного лидера, способного решать острые проблемы революционными методами. Кризис дискредитировал «умеренную политику» и провоцировал радикальные настроения. Заметные признаки раскола в Политбюро обозначились сразу же после возвращения Сталина в феврале 1928 г. в Москву. Однако доводить дело до прямых столкновений уже в феврале или чуть позже Сталин не решился. Со стороны может показаться, что он упустил чрезвычайно выгодный шанс. Однако сам он так вряд ли думал. Пока ничто не предвещало, что Сталин может одержать легкую победу или победу вообще. Свою решающую битву за единоличную власть он вел как партизанские действия, скрытно, постепенно, методом диверсий.
Ультралевый переворот
Существовало несколько препятствий, которые не позволяли Сталину быстро и открыто бросить вызов коллегам по Политбюро, а им, в свою очередь, открыто предъявить Сталину счет за опасный радикализм. Прежде всего, этому мешал расклад сил в высшем руководстве. С точки зрения политических интересов Сталина членов высшего руководства можно было разделить на две группы. Первую составляли потенциальные противники Сталина в его борьбе за власть, лидеры, занимавшие самостоятельные позиции. В их число входили председатель правительства А. И. Рыков, главный идеолог партии и руководитель центральной партийной газеты Н. И. Бухарин, глава советских профсоюзов М. П. Томский [294] , секретарь столичной московской партийной организации Н. А. Угланов [295] , председатель ЦИК СССР М. И. Калинин. Их не устраивали сталинские амбиции и его чрезвычайная политика. Они оставались сторонниками коллективного руководства и постепенной трансформации нэпа. Лишь меньшинство Политбюро было связано со Сталиным более прочными личными отношениями: секретарь ЦК партии В. М. Молотов, военный нарком К. Е. Ворошилов, руководитель контрольных органов партии Г. К. Орджоникидзе, нарком торговли А. И. Микоян. Они следовали за Сталиным как за старшим товарищем со времен революции и гражданской войны. Но даже сталинские друзья вряд ли безусловно и сразу поддержали бы его в претензиях на раскол коллективного руководства и единовластие. В начале 1928 г. «сталинская фракция» существовала лишь потенциально. Ее можно было сплотить и привести к победе только в борьбе.
294
Томский Михаил Павлович (1880–1936) – старый член партии большевиков, после революции – один из лидеров советских профсоюзов. В 1922 г. возглавил Всесоюзный совет профсоюзов и вошел в состав высшего руководства партии. После поражения «правых» в борьбе со Сталиным Томский был отправлен на второстепенную работу. В 1936 г. под угрозой ареста покончил жизнь самоубийством.
295
Угланов Николай Александрович (1886–1937) – старый член партии большевиков, после революции занимал руководящие должности в центре и провинции. В 1924 г. был назначен секретарем столичной московской партийной организации, что предопределило его выдвижение в высшие эшелоны власти. В 1928 г. был снят с должности в результате интриг Сталина. Подвергался преследованиям. Расстрелян в годы сталинского террора.