Чтение онлайн

на главную

Жанры

Сталин: от Фихте к Берия
Шрифт:

«Проблема населения в изолированном государстве-острове» и «Трудовое и капиталистическое хозяйство в изолированном государстве-острове» 173 . Специальные разъяснения потребовались Чаянову и для того, чтобы сместить фокус теории с мировой на национальную экономическую систему:

«Употребляя термин “страна”, мы теоретически понимаем под этим изолированную страну, практически его следует понимать как более или менее замкнутую рыночную систему. При развитом мировом хозяйстве “страной” в данном случае является весь мир. Однако с некоторой долей приближения под этим термином можно понимать и некоторые более или менее замкнутые народно-хозяйственные национальные системы» 174 .

173

А. В. Чаянов. Опыты изучения изолированного государства [1921] // А. В. Чаянов. Организация крестьянского хозяйства. М.; Екатеринбург, 2015. С. 79, 90.

174

А. В. Чаянов. Номографические элементы экономической географии [1921] // А. В. Чаянов. Организация крестьянского хозяйства. С. 117.

И позже, в другом месте – и что важно: в немецкой статье, в естественном научном контексте для наследия Тюнена – Чаянов легко защищал презумпцию «изолированного государства» от (звучавшей в СССР из среды проповедников мировой революции) примитивной критики. Её главным пунктом была сугубо лексическая, недобросовестная

эксплуатация понятия «изолированный» (= отдельный) как синонима якобы полной самоизоляции от внешнего мира. Чаянов разъяснял, говоря о «сосуществовании форм… первоначального капитализма с феодальным и крепостническим» и явно подразумевая актуальное тогда сосуществование западного капитализма и советского социализма: «…каждая система, оставаясь замкнутой в себе, будет соприкасаться с другими объективно общими народнохозяйственными элементами» 175 .

175

А. В. Чаянов. К вопросу [о] теории некапиталистических систем хозяйства [1924] // А. В. Чаянов. Крестьянское хозяйство. Избранные труды / Сост. Н. К. Фигуровской, А. И. Глаголева. М., 1989. С. 143.

Проблема признания «социализма в одной стране» задачей Советской власти – и вне упомянутого контекста – имела существенную основу внутри марксистской доктрины и была производной от доктринально хорошо выясненной марксистами неравномерности капиталистического развития. Эта неравномерность с самого начала стояла в центре теории мировой революции, поскольку она всегда в 1840–1870-х гг. исходила из идеи лидерства в ней западных стран, Англии или Франции, а в 1890-х – Германии. Соответственно вне стран-лидеров осознавалось существование европейских держав меньшего веса и Северной Америки, которое, взятое вместе с лидерами, предопределяло для остального мира статус зависимых стран или колоний, чьей главной характеристикой была их сравнительная отсталость. Единственным исключением из их числа понималась Россия – единственная великая держава среди «не передовых» стран, чей военно-политический вес дополнялся её аграрно-монархической и «синодальной» отсталостью от тех, с кем политически конкурировала Россия. Великими державами Запада ей было бы определено место колонии, если бы не её военно-дипломатический вес. «Вплоть до конца XIX в. история была для нас, по существу, историей Запада. Весь остальной мир оставался в сознании европейцев того времени колониальной территорией второстепенного значения, предназначенной для того, чтобы быть добычей европейцев», – свидетельствовал Карл Ясперс (1883–1969) 176 .

176

Карл Ясперс. Истоки истории и её цель [1949] / Пер. М. И. Левиной // Карл Ясперс. Смысл и назначение истории. М., 1994. С. 141. Современный взгляд на проблему см. здесь: Антуан Брюне, Жан-Поль Гишар. Геополитика меркантилизма: новый взгляд на мировую экономику и международные отношения [2011] / Пер. под ред. В. А. Шупера. М., 2012. С. 44–64 (оригинальное название книги: La vis'ee h'eg'emonique de la Chine – L’imp'erialisme 'economique).

Таким образом, неравномерность капиталистического развития оставляла России перспективы преодоления отсталости в ходе (западной, европейской) мировой революции и для этого предопределяла ей судьбу либо ассистента революционного процесса, либо нового объекта экспорта революции, для старой французской и фихтевской революционной войны ради свободы и просвещения, революционной войны, в плане которой силы революционного Запада теперь уничтожали царизм при помощи русских революционеров и устанавливали в России «коммунизм сверху». Гипотетическое отсутствие географической связи между революционным лидером мира (Францией или Германией) и революционной Россией обрекало Россию на «временное» самостоятельное поддержание статуса революционной, – в не революционном окружении и перед лицом своих не революционных (отсталых) производительных сил и технологического уклада, далёких от тотальной западной индустриализации. Её «временное» одиночество подразумевало и «временно» самостоятельное преодоление отсталости и самозащиту, пока западная революционная война не достигнет её пределов.

Отлично помня, что догма марксизма отнюдь не включала Россию (как «оплот реакции» и как «отсталую» страну) в круг стран, где произойдёт мировая революция (реакционная Германия, однако, технологически могла стать «ареной первой великой победы европейского пролетариата» 177 ), и включала Россию в число тех, куда будет направлен экспорт революции 178 , старые русские народники и социал-демократы конца XIX века не могли видеть для России иного сценария, кроме соучастия в мировом революционном процессе. Но русские большевики начала ХХ века были рождены новым мессианским пафосом В. И. Ленина, который был экспрессивно выражен в его ставшей очень популярной брошюре «Что делать?» (1902):

177

Ф. Энгельс. Введение к английскому изданию «Развития социализма от утопии к науке» [1892] // К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Т. 22. М., 1962. С. 320.

178

«Может ли… революция произойти в одной какой-нибудь стране? Ответ: Нет… коммунистическая революция будет не только национальной, но произойдёт одновременно во всех цивилизованных странах, то есть, по крайней мере, в Англии, Америке, Франции и Германии» (Ф. Энгельс. «Принципы коммунизма» (1847) Вопрос 19).

«История поставила теперь перед нами [русскими революционерами. – М. К.] ближайшую задачу, которая является наиболее революционной из всех ближайших задач пролетариата какой бы то ни было другой страны. Осуществление этой задачи, разрушение самого могучего оплота не только европейской, но также (можем мы сказать теперь) и азиатской реакции [царской России. – М. К.], сделало бы русский пролетариат авангардом международного революционного пролетариата…» 179

179

В. И. Ленин. Полное собрание сочинений. Т. 6. М., 1963. С. 28.

Поэтому падение самодержавия, царской России и Российской империи (как – в изображении западных критиков, в том числе Маркса и Энгельса – реакционной державы, ради ликвидации которой им и нужна была революция в России, которая стала бы частью революционной войны социал-демократов Германии 180 ) в феврале— марте 1917 года открыло самую главную перспективу в доктринальном сознании русских большевиков – перспективу участия в мировой революции. В отличие от русских марксистов вообще, которые, следуя западнической традиции русской мысли и экономической догме марксизма, более всего желали для России западного пути (последовательно) либерализма, социализма и мировой революции как нового качественного скачка, основанного на высшем уровне промышленного и технологического развития, русские большевики, видимо, следовали именно политическому наследию Маркса и Энгельса. В политическом наследии Маркса и Энгельса – в том, что в нём прямо касалось России, – в течение полувека, с 1840-х по 1890-е годы, было многократно, резко, настойчиво сформулировано, что главный враг революции в Европе – царская Россия, главное препятствие на пути победоносной социалистической революции – русский царизм. Выступив в 1914 году за поражение русского царизма и России в целом в войне против Германии, русские большевики строго следовали именно этим заветам. В феврале – марте 1917 года они с полным доктринальным основанием могли полагать, что чем дальше и больше дойдёт разрушение России как «оплота реакции», тем ближе будет завещанная мировая (европейская) революция. Этой особой роли России Маркс, Энгельс, оставаясь немецкими патриотами, и большевики, будучи крайними интернационалистами, отвели исторически краткую, отдельную инструментальную роль. Но эта роль ещё до революций 1917 года была для России историческим фактором, даже если была просто фактом догматического сознания.

180

«Россия, несомненно, находится накануне революции. (…) эта революция будет иметь величайшее значение для всей Европы хотя бы потому, что она одним ударом уничтожит последний, все еще нетронутый резерв всей европейской реакции» (Ф. Энгельс. Эмигрантская литература [1875] // К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Т. 18. М., 1961. С. 548). Германский биограф Маркса, лично знавший его в течение многих лет и доживший до революции в России, так изложил структуру политической и идейной борьбы Маркса против России в целом: здесь он жёстко требовал от революционной Германии антифеодальной аналогии с революционной Францией 1789 года с её революционными войнами, ибо «лишь война против России есть война революционной Германии». И в этом биограф видел особую логику глобального взгляда Маркса и Энгельса на место Германии в мировой революции, косвенно подвергая сомнению их патриотическую ангажированность: «Они обозревали события со своего интернационального сторожевого поста, и это мешало им проникать в глубь жизни отдельных наций. Даже их восторженные поклонники во Франции и в Англии признавали, что они не вникли до конца в условия английской и французской жизни. И с Германией, с тех пор как они покинули свою родину, им также никогда не удалось установить по-настоящему тесную связь» (Ф. Меринг. Карл Маркс. История его жизни [1918]. М., 1957. С. 187, 529). Нет сомнения в связи марксистской «революционной войны» с «истинной войной» у Фихте (в «Назначении человека»), где действует «истинное государство против государств несвободных с целью их освобождения»: в России впервые на это косвенно обратил внимание А. З. Штейнберг, сравнивая периоды после 1789 года и после 1917–1918 гг. (А. З. Штейнберг. Братство (Ереси вслух!) [1922] // А. З. Штейнберг. Философские сочинения / Сост. В. Г. Белоус. СПб., 2011. С. 275).

Чуткий политический публицист и крупный газетный организатор А. С. Суворин (1834–1912) эту инструментальность русского освободительного (от самодержавия) движения, его осознанно вторичную роль, которая всё же сохраняла за ней хоть какие-то собственные исторические амбиции в мировом (европейском) прогрессе, точно описал на примере зависимости русской либеральной сцены от британского образца, где английский либерализм звучал как покровитель, подобно тому как покровителем русской социал-демократии ожидалась Германия. Он писал в сентябре 1906 года об англоманских надеждах, пародируя известный русский текст «Рабочей Марсельезы», написанный революционным народником П. Л. Лавровым. На мотив этой «Рабочей Марсельезы» Суворин и, метя в либералов-англоманов, изобразил исторические надежды русских революционеров, что их отчаянная революция против царизма будет учтена и поддержана мировым прогрессом:

Вставай, поднимайся, рабочий народ,

Идёт англичанин к тебе на подмогу… 181

Так могли бы пропеть и о германцах русские марксисты. Но когда мировая революция не наступила ни в 1917-м, ни в 1918-м, ни в 1919-м, ни в 1920-м году, большевикам настал момент определиться. Большевики – исходя из практического здравого смысла – не могли стать в один ряд с империалистами или лимитрофами, но явно ощущали совпадение своих антиимпериалистических интересов с колониями, в которых шла или должна была идти освободительная борьба. И в таком контексте мировая революция уже не могла быть мировой революцией Запада (как по умолчанию считалось во времена Маркса и Энгельса), но – по плану большевиков – должна была стать мировой национально-освободительной борьбой колониального Востока против империалистического Запада, в которой Советской России принадлежала бы не только роль авангарда, но и донора, вождя и технологического лидера Востока – пока на Западе не началась пролетарская революция. Вторичность СССР в этом замысле, вновь подчиняющем его перспективам революционного Запада, была велика, сколь бы идеолог большевиков Н. И. Бухарин в 1923 г. ни пытался скомпоновать теоретический союз и сказать, что «западноевропейский пролетариат и русский пролетариат имеют в восточных колониях гигантскую резервную революционную пехоту, которую надо втягивать в бой» 182 . Промежуточные сценарии мировой революции, в которых СССР отводилась роль не только авангарда Красного Востока, но и медиатора между реальной национально-освободительной борьбой колониального Востока и гипотетическими социалистическими революциями Запада 183 , в советской риторике не прижились и скоро оставили СССР наедине с Востоком, отводя коммунистическим представителям Запада подчинённую роль.

181

Алексей Суворин. Русско-японская война и русская революция. Маленькие письма [в газете «Новое Время»] (1904–1908 гг.). М., 2005. С. 600. На рубеже XIX–XX веков наибольшую зависимость именно от интересов Англии в экономике и политике России демонстрировали более всего либералы и промышленники, а также – часть бюрократии, десятилетиями демонстрировавшие свои частные, семейные и деловые связи с Британией и выступавшие с фритредерских и антипротекционистских позиций (Ф. А. Селезнёв. Революция 1917 года и борьба элит вокруг вопроса о сепаратном мире с Германией (1914–1918 гг.). СПб., 2017. С. 14, 18, 20, 28–29, 50–51).

182

В. Юдовский. Двенадцатый съезд. Изд. 5. Харьков, 1930. С. 24.

183

Первоначально использование колониального Востока против империалистического Запада доктринально объяснялось прагматическими экономическими соображениями, далёкими от национально-освободительного пафоса. Второй конгресс Коминтерна летом 1920 года говорил в своих тезисах: «Сверхприбыль, получаемая с колоний, является главным источником средств современного капитализма. Европейскому рабочему классу удастся только тогда свергнуть капиталистический строй, когда этот источник окончательно иссякнет. (…) Отделение колоний и пролетарская революция у себя дома свергнет капиталистический строй в Европе» (Коммунистический интернационал в документах. Решения, тезисы и воззвания конгрессов Коминтерна и Пленумов ИККИ. 1919–1932 / Под ред. Бела Куна. М., 1933. С. 130). См. также: «СССР есть основная опора грядущей мировой революции. Мировая революция сольётся из двух истоков: из революционной борьбы пролетариата в Европе и Америке и из освободительной борьбы угнетённых капитализмом народа Востока (Индии, Китая, Индонезии, Африки и др.)» (П. Керженцев и А. Леонтьев. Азбука ленинизма. Пособие для городских партшкол и самообразования. М.; Л., 1928. С. 283).

Роль революционной державы против великих империалистических держав была Советской России не по ресурсам, и потому первой задачей в мировой борьбе становилась задача создания государственности, равно независимой, изолированной и от колониальной экономической перспективы, и от гибели в военно-политической конкуренции держав. В центре внешнеполитической идеологии большевиков, таким образом, стояла не борьба за всемирный коммунизм, а борьба против империализма.

Уже после того, как Ленин на VII съезде партии большевиков 7 марта 1918 года, обсуждавшем Брестский мир с наступающей Германией, настойчиво заявил, что сама революция в России – лишь «толчок» к мировой революции, без её достаточной «подготовки», с расчётом на внешнюю коммунистическую интервенцию, «революционную войну» 184 , многим (кто не считал революцию чистой авантюрой) была ясна не только подчинённость, но и изолированность России от европейского процесса. Иначе бы и речи не было о преодолевающей эту изолированность «революционной войне».

184

Протоколы съездов и конференций Всесоюзной коммунистической партии (б). Седьмой съезд. Март 1918 года / Под ред. Д. Кина и В. Сорина. М.; Л., 1928. С. 18, 68

Поделиться:
Популярные книги

Я же бать, или Как найти мать

Юнина Наталья
Любовные романы:
современные любовные романы
6.44
рейтинг книги
Я же бать, или Как найти мать

Аватар

Жгулёв Пётр Николаевич
6. Real-Rpg
Фантастика:
боевая фантастика
5.33
рейтинг книги
Аватар

На изломе чувств

Юнина Наталья
Любовные романы:
современные любовные романы
6.83
рейтинг книги
На изломе чувств

Стеллар. Заклинатель

Прокофьев Роман Юрьевич
3. Стеллар
Фантастика:
боевая фантастика
8.40
рейтинг книги
Стеллар. Заклинатель

Я все еще граф. Книга IX

Дрейк Сириус
9. Дорогой барон!
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Я все еще граф. Книга IX

Наследник и новый Новосиб

Тарс Элиан
7. Десять Принцев Российской Империи
Фантастика:
городское фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Наследник и новый Новосиб

На границе империй. Том 10. Часть 1

INDIGO
Вселенная EVE Online
Фантастика:
космическая фантастика
попаданцы
5.00
рейтинг книги
На границе империй. Том 10. Часть 1

Корпулентные достоинства, или Знатный переполох. Дилогия

Цвик Катерина Александровна
Фантастика:
юмористическая фантастика
7.53
рейтинг книги
Корпулентные достоинства, или Знатный переполох. Дилогия

Я — Легион

Злобин Михаил
3. О чем молчат могилы
Фантастика:
боевая фантастика
7.88
рейтинг книги
Я — Легион

Мама из другого мира. Делу - время, забавам - час

Рыжая Ехидна
2. Королевский приют имени графа Тадеуса Оберона
Фантастика:
фэнтези
8.83
рейтинг книги
Мама из другого мира. Делу - время, забавам - час

Рухнувший мир

Vector
2. Студент
Фантастика:
фэнтези
5.25
рейтинг книги
Рухнувший мир

Правила Барби

Аллен Селина
4. Элита Нью-Йорка
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Правила Барби

Дядя самых честных правил 6

«Котобус» Горбов Александр
6. Дядя самых честных правил
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
аниме
5.00
рейтинг книги
Дядя самых честных правил 6

Возвышение Меркурия. Книга 4

Кронос Александр
4. Меркурий
Фантастика:
героическая фантастика
боевая фантастика
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Возвышение Меркурия. Книга 4