Сталин: от Фихте к Берия
Шрифт:
Изолированное государство
Когда на рубеже 1890–1900-х гг., выстраивая «критическое направление» в русском марксизме и социализме, лидер русского марксизма 1890-х П. Б. Струве решил принять среднюю линию, равно независимую от материализма Маркса и неокантианства уже идущего по пути ревизионизма Бернштейна, он продекларировал свою солидарность с метафизическим идеализмом создателя германской социал-демократии Ф. Лассаля и Фихте 353 , а политически последовал за Энгельсом 1890-х. Это не было случайным выбором, ибо было выбором внутри социализма. Именно трактат Фихте «Замкнутое торговое государство» 354 известный русский марксист, а затем – ревизионист и религиозный мыслитель С. Н. Булгаков в своём университетском курсе определённо назвал «планом организации экономического быта и борьбы с бедностью при посредстве государственной власти, идеей социалистического государства» 355 .
353
П. Струве. Ещё о Лассале [1901] // П. Струве. На разные темы (1893–1901). Сборник статей. СПб., 1902. С. 278.
354
В России второй половины XIX в. перевод этого заглавия выявил его тесную связь с общим контекстом суверенного национально-государственного строительства. Авторитетный русский либеральный мыслитель А. Д. Градовский переводил оригинальное «Der geschlossene Handelstaat» как «Уединённое торговое государство», то есть не столько отгородившееся под замок, сколько изолированное (А. Градовский. Возрождение Германии и Фихте Старший [1871] // А. Градовский. Национальный вопрос в истории и литературе. М., 2009. С. 163. Ср. толкование: «Изолировать – отделять, разобщать, уединять» (а не закрывать), по аналогии с латинским Insula (остров) (М. И. Михельсон. Русская мысль и речь. Своё и чужое. Опыт русской фразеологии. Сборник образных слов и иносказаний [1892–1893]. Т. 1. М., 1994. С. 364). Ср. концепцию «Остров Россия» В. Л. Цымбурского (1957–2009), развивающую также русские идеи конца XIX века о переносе «геоэкономического», политико-экономического центра тяжести в центр страны: «Предлагается рассматривать нынешнюю Россию как платформу с двумя внешними флангами – евро-российским и дальневосточным, – обращёнными, соответственно, к восточноевропейским “территориям-проливам” и к Тихому океану. При этом ареал Сибири и Большого Урала (Урало-Сибирь) выступает сегодня стержнем России, обеспечивая её коммуникационную целостность. Он – посредник между Западной Россией, без него оказывающейся дальним окраинным тупиком Европы, и Дальним Востоком, способным отколоться от России, втягиваясь также на правах тупиковых окраин в тихоокеанский мир. Урало-Сибирью эти фланговые ареалы соединяются в систему, способную придать им новое стратегическое качество» (В. Л. Цымбурский. Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII–XX веков. М., 2016. С. 234–235).
355
С. Н. Булгаков. История социальных учений в XIX в. [1908–1910] // С. Н. Булгаков. Избранное / Сост. О. К. Иванцова. М., 2010. С. 264.
Трактат Фихте «Замкнутое торговое государство» был переведён и издан в России ещё в годы перехода к идейному протекционизму и ускоренной индустриализации 1880-х и повторно – «неожиданно», с предисловием идейного большевика, накануне решающей полемики о «социализме в одной стране» 356 .
Лев Троцкий в своих мемуарах, неизменно сводя свои счёты со Сталиным, свидетельствовал, что своеобразный национал-революционный эгоизм Сталин молча, втайне проявил ещё в начале 1918 года, во время переговоров РСФСР с Германией в Брест-Литовске, которые для Троцкого и Ленина были эпизодом в ожидавшейся мировой революции 357 . Для Троцкого в ходе этих переговоров и, видимо, в их результате непосредственно для России была важна гораздо более масштабная, иная «главная забота: сделать наше поведение в вопросе о мире как можно более понятным мировому пролетариату, [эта забота] была для Сталина делом второстепенным. Его интересовал “мир в одной стране”, как впоследствии – “социализм в одной стране”» 358 . Природу этого интереса Сталина Троцкий прозревал в том, что Сталин, как и его выдвиженцы во власти, на деле не был интернациональным революционером, а был революционным этатистом и националистом: «Ворошилов был только национальным революционным демократом из рабочих, не более. Это обнаружилось особенно ярко сперва в империалистической войне, затем в февральской революции. (…) во время войны эти люди были в большинстве патриотами и прекратили какую бы то ни было революционную работу 359 . В февральской революции Ворошилов, как Сталин, поддерживал правительство Гучкова – Милюкова слева. Это были крайние революционные демократы, отнюдь не интернационалисты. Можно установить правило: те большевики, которые во время войны были патриотами, являются теперь сторонниками сталинского национал-социализма» 360 .
356
И. Г. Фихте. Замкнутое государство. СПб., 1883; И. Г. Фихте. Замкнутое торговое государство / Пер. Э. Э. Эссена. Вступ. ст. В. Невского. М., 1923.
357
Содержательный детальный анализ реальной стратегии и тактики Ленина и Троцкого в Брестских переговорах и их политическом сопровождении в большевистском руководстве дан в книге: Ю. Г. Фельштинский. Крушение мировой революции. Брестский мир: октябрь 1917 – ноябрь 1918. М., 2014.
358
Л. Троцкий. Моя жизнь. Опыт автобиографии [1930]. М., 1991. С. 377–378.
359
Троцкий прекрасно знает, но умалчивает, что в 1914–1917 гг. «оборонцами», «социал-патриотами», в ленинской бранной стилистике – «социал-шовинистами» были такие несомненные революционеры и интернационалисты, создатели русской социал-демократии, как Г. В. Плеханов, В. И. Засулич, А. Н. По- тресов, отнюдь не прекратившие свою революционную работу. Во всяком случае, работа самого Троцкого в эти годы была ничуть не более революционной, чем у них.
360
Л. Троцкий. Моя жизнь. С. 419.
Но это было сказано в мемуарах. А в ходе первого, в начале 1920-х гг., непосредственного переживания революционного одиночества России без мировой именно западной революции принуждение мыслить страну в качестве изолированного пространства, обречённого опираться только на собственные ресурсы, понимание «одной страны» разделяли даже влиятельные и открытые политические сторонники Троцкого, фактически споря с ним. На XI съезде РКП (б) 27 марта 1922 г. выступил один из них – начальник Политического управления Революционного Военного Совета СССР В. А. Антонов-Овсеенко. Он заявил нечто далёкое от широких троцкистских схем мировой революции:
«Мы должны осознать, что мы находимся и на долгое время, до развития мировой революции, несомненно долженствующей иметь место, будем находиться в положении осаждённой крепости, ни в коем случае не возлагая сколько-нибудь серьёзных надежд на существующую помощь заграничного капитала… Мы должны… больше возложить непосредственных задач на наши внутренние силы и направить своё внимание на поиски непосредственно внутри России тех возможностей, которые в ней имеются. Это обязывает к очень многому. Это обязывает к тому, чтобы считаться с нашей собственной экономикой, с которой мы чрезвычайно мало считались» 361 .
361
Одиннадцатый съезд РКП (б). Стенографический отчёт. 27 марта – 2 апреля 1922 г. М., 1922. С. 67.
Четвёртый конгресс Коминтерна в ноябре – декабре 1922 в своей резолюции «О русской революции» с видимым мучительным усилием искал баланс между лозунгом-догмой мировой революции и интересами единственного правящего социализма (в России), рискуя сорваться в отчаянное заклинание:
«пролетарская революция никогда не сумеет восторжествовать в пределах одной только страны – она может восторжествовать только в международном масштабе, вылившись в мировую революцию. (…) Русские пролетарии полностью выполнили перед мировым пролетариатом свой долг передовых борцов за революцию. Мировой пролетариат должен наконец, в свою очередь, выполнить свой долг» 362 .
362
Коммунистический интернационал. С. 326.
В это время Троцкий переиздаёт свою брошюру 1917 года «Программа мира» о мировом характере революции и против «оборончества», дополняя её послесловием 1922 года. Сначала он действительно глубоко обнаруживает тесную связь национального государства и национальной обороны, но, как ему кажется, нейтрализуя их приоритет тем, что апеллировал к социализму как не национальной, а мировой проблеме, то есть (как было показано выше) мифическому, уже разрушенному общемировому контексту, который он противопоставлял конкретной стране: «Если бы проблема социализма могла быть совместима с рамками национального государства, то она тем самым была бы совместима с национальной обороной. Но проблема социализма встаёт перед нами на империалистической основе, то есть в таких условиях, когда сам капитализм вынужден насильственно ломать им же установленные национально-государственные рамки». И в послесловии 1922 года смело идёт против складывающейся доктрины «социализма в одной стране», которую позже сам якобы не смог найти ранее конца 1924 года (выделено мной):
«Несколько раз повторяющееся в “Программе мира” утверждение, что пролетарская революция не может победоносно завершиться в национальных рамках, покажется, пожалуй, некоторым читателям опровергнутым почти пятилетним опытом нашей Советской Республики. Но такое заключение было бы неосновательно. Тот факт, что рабочее государство удержалось против всего мира в одной стране, и притом отсталой, свидетельствует о колоссальной мощи пролетариата, которая в других, более передовых, более цивилизованных странах способна будет совершать поистине чудеса. Но, отстояв себя в политическом и военном смысле, как государство, мы к созданию социалистического общества не пришли и даже не подошли. Борьба за революционно-государственное самосохранение вызвала за этот период чрезвычайное понижение производительных сил; социализм же мыслим только на основе их роста и расцвета… До тех пор, пока в остальных европейских государствах у власти стоит буржуазия, мы вынуждены, в борьбе с экономической изолированностью, искать соглашения с капиталистическим миром… подлинный подъем социалистического хозяйства в России станет возможным только после победы пролетариата в важнейших странах Европы» 363 .
363
Л. Д. Троцкий. Программа мира // Л. Д. Троцкий. Из истории русской революции. С. 145.
«Соглашение с капиталистическим миром в стране, не признанной абсолютным большинством государств, только что пережившей массовый истребительный голод, кровавую Гражданскую войну и отражение иностранной интервенции, переживающей экономическую блокаду, идущей на территориальные, экономические уступки ради подписания договоров с государствами-лимитрофами, чтобы получить через них выход во внешний мир и уже одним этим преодолевая формальную изоляцию, – звучало, конечно, не иначе как требование ещё большей, уже неуправляемой капитуляции, делающая бессмысленными и революционный переворот, и войну, и революционное переустройство, и собственную революционную власть. Нужно было действительно считать себя вождём мировой революции, чтобы выступить против абсолютного большинства правящих в отвоёванной стране революционеров с теоретизированием столь кабинетного толка, как это сделал Троцкий. Один из прежних вождей партии социалистов-революционеров и министр Временного правительства В. М. Чернов в 1928 году писал в эмиграции о расколе большевиков неожиданно с большим сочувствием оппозиционным “мировым революционерам”, чем правящим сталинским “суверенизаторам”, намекая на их близость к нравам “[полицейского] участка”: “Троцкий, Зиновьев, Каменев, Радек издеваются над идеей “социализма в одной стране” и насмешливо спрашивают насчёт “социализма в одном уезде” или даже “в одном участке”…» 364 .
364
А. В. Урядова. Советская Россия 1920-х: восприятие эмиграции. Ярославль, 2011. С. 182.
Но что на деле могла предложить разорённая войной и революцией страна капиталистическому миру, мировому разделению труда, если бы оно не пало жертвой протекционизма? Только зерно, лес и иное сырье. Хороша ли была для неё мировая конъюнктура? Нет. Было ли это актом колониального сосуществования России империализмом? Да, это было актом колониальной капитуляции. Социализм ли в России поддержал в лице Троцкого эмигрант Чернов или шанс собственного возвращения к власти?
Решительный противник Брестского мира Ленина – Троцкого в 1918 году, сторонник революционной войны против Германии и тем не менее – любимец Ленина в среде высшего руководства большевиков Н. И. Бухарин (1888–1938) вспоминал о недавнем прошлом осенью 1926 года, когда к уже произнесённой формуле «социализма в одной стране» идеологи ВКП (б) мучительно подыскивали доктринальные и политико-экономические основания. Бухарин, фиксируя особую, жизненно важную зависимость революционной России от уже утраченных к 1926 году перспектив революционной Германии 365 , намечал и формулу защиты отечества как такового (в отличие от защиты социалистического отечества по лозунгу Троцкого – Ленина 1918 года), противостояния революционного национального государства всемирному империализму. Он говорил, имея в виду Германию, в образце которой легко угадывалась негативная перспектива России:
365
Очень эмоционально звучит эта зависимость в Манифесте Второго конгресса Коммунистического интернационала 1920 года: согласно ему, в 1914 г. предательство СДПГ состояло в том, что она «искала покровительства империализма на Западе, вместо того, чтобы искать союза с революцией на Востоке» (Коммуни- стический интернационал в документах. Решения, тезисы и воззвания конгрессов Коминтерна и Пленумов ИККИ. 1919–1932 / Под ред. Бела Куна. М., 1933. С. 152).
«Ленин ещё в начале империалистической войны считал возможной такую перспективу, когда в случае победы какой-нибудь из коалиций в Европе станет возможной национальная война против победоносной империалистской коалиции: если какое-нибудь из крупных, ранее жизнеспособных империалистских государств будет наголову разбито. Когда Германия была разбита, была порабощена, когда она перешла на положение полуколонии, когда она в этом своём качестве оказывала известное сопротивление победоносному антантовскому империализму, тогда… постановка вопроса в Германской коммунистической партии была такова, что не исключалась возможность защиты германского отечества против победоносного антантовского империализма…» 366 .
366
XV конференция ВКП (б). 26 октября – 3 ноября 1926. Стенографический отчёт. М.; Л., 1927. С. 29–30.