Сталин против партии. Разгадка гибели вождя
Шрифт:
«Таким образом, на исходе августа 1924 года в коллективном руководстве установился худой мир, обещавший быть продолжительным. Ведь и Каменев, и Зиновьев теперь поостерегутся вновь провоцировать войну с Троцким, имея за спиной независимого Сталина. Троцкий сам без причины на дуэт не нападет, и, кажется, у генсека будет время, чтобы поразмышлять на досуге над тем, как «худой» мир превратить в «вечный» и что делать дальше с неуклюжей сетью коллегий. Ни Сталин, ни Зиновьев, ни Каменев еще не знали, что в ту последнюю августовскую неделю в Москве, в доме № 7 по Никитскому бульвару разыгрывается трагедия, которой вскоре суждено опять поднять на дыбы огромную страну и перечеркнуть с таким трудом и такой дорогой ценой добытое 19 августа всеобщее умиротворение» [17] .
17
Там
А случилось вот что. Второго сентября 1924 года, секретарь Пред реввоенсовета М. С. Глазман покончил жизнь самоубийством, судя по всему из-за вердикта Московской Контрольной Комиссии, исключившей его на днях из партии якобы за недостойный коммуниста образ жизни, а именно: пользование превышающее норму жилплощадью (в коммунальной квартире) с интерьером бежавшего буржуа, протекцию родственникам, наем прислуги и занятие спекуляцией.
Обвинения — из разряда клеветнических передергиваний завистливых соседей по коммунальной квартире. Партколлегии МКК, конечно, надлежало тщательно разобраться с жалобой жильцов. Однако пролетарии, заседавшие в комиссии, рубанули с плеча, даже не поинтересовавшись анкетой с легендарным революционным прошлым помощника Троцкого и мнением тех, кто подсудимого знал не понаслышке. Сам же Михаил Соломонович из скромности постеснялся хвалиться перед партийным трибуналом чинами и дружбой с членом Политбюро.
Каменев сразу понял, какой будет реакция Наркомвоенмора, отдыхавшего в Кисловодске. Троцкий, памятуя о предыдущих провокациях Зиновьева с Каменевым, разумеется, расценит изгнание Глазмана из РКП(б) как продолжение политики давления на «выдающегося вождя» со стороны потерявшего чувство меры дуэта. В феврале неразлучная пара расправилась с первым заместителем Председателя РВС — Склянским. Теперь довела до самоубийства секретаря главы РВС, человека большой «нравственной силы, революционного долга, честности, высшего бескорыстия». И если с увольнением первого Троцкий, скрепя сердце, смирился, то за смерть второго, несомненно, предъявит Политбюро счет. Назревал грандиозный скандал, который Каменев, чувствуя за оппонентом моральную правоту и безусловную поддержку партийного общественного мнения, постарался предотвратить.
4 сентября он, Молотов, Дзержинский и Калинин постановили от имени Политбюро:
«а) Признавая ошибкой исключение из партии т. Глазма-на, просить ЦКК произвести тщательную проверку этого дела и сообщить на следующем заседании Политбюро, б) Похоронить т. Глазмана, как члена РКП»’.
Президиум ЦКК, разобравшись в сути дела, квалифицировал решение партколлегии МКК «совершенно неправильным», а «тов. Глазмана, как члена партии, считать неопороченным». Виновных в драме завистливых жильцов, двух партийных и одного беспартийного, строго наказать (исключить из партии и привлечь к суду за клевету). 11 сентября Политбюро в составе: Каменев, Молотов, Калинин и Дзержинский резолюцию ЦКК приняло к сведению. Однако усилия двух коллегий по предупреждению конфликта Троцкого не удовлетворили. Он требовал полной статисфакции — оргвыводов в отношении бездушных членов МКК и обнародования в прессе всей правды о трагической гибели своего ближайшего товарища. Троцкий лично написал некролог на смерть Глазмана, в котором указал на истинную причину трагедии — верного партии большевика погубила «чудовищная ошибка» судей из партколлегии МКК. Члены редколлегии газеты «Правда», куда была направлена рукопись статьи, обратились в Политбюро за советом: печатать или не печатать, некролог. Высшая инстанция своим решением от 11 сентября статью опубликовать позволила, но «за исключением тех строк, которые могут подать повод к созданию, по мнению Политбюро, толков вокруг признанной уже ЦК и ЦКК ошибки». Таким образом, Каменев предпочел защищать честь мундира. Троцкого, защищавшего честь друга и соратника, позиция тезки возмутила и в Политбюро была направлена гневная телеграмма Троцкого:
«Политбюро признало исключение Глазмана ошибкой. Но партия об этом не знает. Если постановление Политбюро не будет напечатано, то его значение будет равно нулю. Предупредить «толки» можно только гласным наказанием виновных в заведомо преступном исключении Глазмана из партии.
Только этим можно предупредить повторение подобных исключений. Печатать мою статью с умолчанием о причинах самоубийства, значит бросать тень на Глазмана вместо того, чтобы открыто и точно сказать, кто и как довел до самоубийства этого прекрасного партийца, работника и человека. На это я не могу согласиться. Если Политбюро не сочтет возможным пересмотреть свое решение, о чем я ходатайствую, то прошу мою ненапечатанную статью разослать всем членам ЦК и ЦКК с приложением настоящей моей телеграммы. 12/ IX/24 Л. Троцкий».
Каменев упрек Предреввоенсовета проигнорировал. 17 сентября члены Политбюро, прибегнув к опросу, санкционировали: «Ввиду телеграммы т. Троцкого от 12/IX с.г. статью не публиковать, разослав ее, согласно просьбе т. Троцкого, всем членам и кандидатам ЦК и ЦКК вместе с его телеграммой» [18] .
Коллегиональное большинство равнодушно отмахнулось от проблемы, совершив тем самым непоправимую ошибку, стоившую в конечном итоге Каменеву статуса лидера, а Троцкому кресла Наркомвоенторга. Ограничившись посмертной реабилитацией несправедливо осужденного, Политбюро не стало привлекать к партийной ответственности столичных инквизиторов. Видимо, столь откровенное, хотя и негласное, заступничество за лиц, повинных в смерти Глазмана, и побудило Троцкого дать звонкую пощечину испугавшемуся правды наследнику Ленина.
18
Там же. С. 143.
Тем самым Лев Давыдович совершил свою главную политическую ошибку, которая расчистит Сталину путь наверх, к статусу неформального лидера Политбюро. Впрочем, пенять за нее Троцкому вряд ли стоит. Да, как политик он, конечно же, оплошал. Зато как человек и искренний друг, оказался на высоте.
«Звонкая пощечина» заключалась в следующем:
12 октября 1924 года на четвертой полосе «Правды» читатели обнаружили средних размеров рекламу Госиздата: «Собрание сочинений Л.Д. Троцкого. Вышел из печати т. Ill, ч. I. 1917. От Февраля до Октября со специальным введением (3 печатных листа) «Уроки Октября», написанным для данного тома.
Ч. II. От Октября до Бреста выйдет из печати 22 октября».
Особо анонсированное предисловие попало на глаза тому, кому предназначалось, в считанные дни, и эффект произвело тот, который автор, несомненно, и ожидал. Товарищ Каменев разгневался не на шутку. Троцкий за сокрытие от партии малой неприглядной правды отомстил ему публичным напоминанием о неприятной для того правде большой. Увы, попытка замолчать трагедию М.С. Глазмана дорого стоила Льву Борисовичу. «Уроки Октября» довольно убедительно разъясняли и партии, и обществу в целом, что Республику Советов возглавляет человек, отличающийся политической недальновидностью, ибо именно Каменев в 1917 году упорно настаивал на легальных методах борьбы за власть, активно сопротивляясь ленинскому курсу на восстание. Не кто-нибудь, а Каменев от Февраля до Октября уверял всех, что не надо рисковать, что авторитет большевиков среди граждан России растет быстрыми темпами и вскоре РСДРП (б), завоевав парламентское большинство, сможет сформировать собственное социалистическое правительство.
То есть, Троцкий «раскрыл глаза» партии и народу на сущность «октябрьского эпизода» Каменева и Зиновьева, которые накануне Октябрьского переворота опубликовали в печати свой взгляд на «вооруженное восстание», выдав, таким образом, сроки его начала. Каменев призрачный политический намек Наркомвоенмора уловил. Мотива же, подтолкнувшего Троцкого на исторический выпад, похоже, не разглядел, хотя Лев Давыдович наверняка не случайно поместил после скандального введения «Два слова об этой книге», где помимо прочего обмолвился: «Особо я хотел бы сказать о громадной работе по подготовке этого тома, как и других моих книг, которую выполнил мой ближайший сотрудник М.С. Глазман. Я дописываю эти строки с чувством величайшей скорби по поводу беспримерно трагической гибели этого прекрасного товарища, работника и человека» [19] .
19
Там же. С. 146.
«Уроки Октября», судя по итоговой распечатке книги, начаты 13, закончены 15, «отшлифованы» к 22 сентября 1924 года. Никакой политической цели они, естественно, не преследовали. Троцкий просто отдал дань уважения погибшему другу и предупредил Каменева о факторе, сулящем тому в будущем более крупную неприятность, чем критические стрелы неудобного правдолюбца, — потерю доминирующего положения в Политбюро. А фактор этот — неумение заместителя Ленина правильно оценивать складывающуюся политическую конъюнктуру, точно распознавать, чьи симпатии-антипатии и когда определяют, кому и как долго быть лидером партии и страны. В октябре 1917 года выбор личности, возглавляющей государство, зависел от рабочих окраин и военных частей Петрограда и Москвы. Спустя месяц центр тяжести переместился бы в сотни тысяч российских сел и деревень. Ну а осенью 1924 года правом присваивать почетный титул персоны номер один всецело располагало всего тринадцать особ — семь членов и шесть кандидатов в члены Политбюро: Н.И. Бухарин, Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев, А.И. Рыков, И.В. Сталин, М.П. Томский, Л.Д Троцкий, Ф.Э. Дзержинский, М.И. Калинин, В.М. Молотов, ЯЗ. Рудзутак, Г.Я. Сокольников, М.В. Фрунзе.