Сталин против рептилоидов
Шрифт:
– А работал он уполномоченным по закупкам табака в МосГорТорге. У него водились деньги.
Про кокаин товарищ Ракель Самуиловна ничего говорить не cтала. Зачем?
– Проверим, – обещал Ян Карлович.
– А шофёром у него был татарин, он ему тут помогал, он из бывших дворников, а этот,– она кивнула на ящера,– грозился его обратно в дворники отправить.
– А вот это будет не просто, – сказал оперуполномоченный англоман,-
В Москве каждый третий дворник татарин.
– Его звали Ибрагим,– вспомнила красавица.
– Ну, тут каждый третий татарин – Ибрагим. – Кичился своей осведомлённостью товарищ Буханкин.
– Товарищ Буханкин, идите, помогите товарищу Тыжных,– сказал Ян Карлович.
Когда молодой оперативник вышел, товарищ Эгунд подошёл к Ракель Самуиловне и сказал:
– А теперь расскажите мне всё как было, со всеми подробностями, даже с теми о которых дамы, как правило, умалчивают.
– Да рассказывать особо и нечего, и подробностей особых не было,– Начала вспоминать товарищ Незабудка.
– Тем не менее, всё как было, в мелочах.
В коридоре товарищ Буханкин увидал товарища Тыжных, тот вертел перед носом омерзительного виду половую, заскорузлую от чёрной грязи тряпку.
– Ну и что ты там нашёл, пока меня не было?– Спросил Арнольд Буханкин.
– Да вот, полюбуйся,– товарищ Тыжных кинул англоману тряпку.
Буханкин морщась поймал её, взял в два пальца едва сдерживая в себе приступы брезгливости, достал лупу и стал разглядывать эту мерзость. Ничего любопытного не найдя, спросил у Свирида:
– И что в ней такого особенного?
– Особенного ничего, чего ж в ней особенного, тряпка половая. Кровушку ею смывали со стен, да с пола. Не чуешь что ли, кровищей воняет?
– Фу, disgustingly, вот ты дурень деревенский, зачем мне эту дрянь сунул,– Буханкин откинул тряпку, стал тщательно вытирать руки, как положено англоману большим платком. – И что думаешь, много ей смыли?
А «дурень деревенский» смеялся глядя на коллегу и говорил:
– Да почём же мне знать, сколько этой тряпкой крови отмыто, много ли мало ли. Вот ты у дамочки лучше спроси, её раздевали, или так жрать хотели, с одёжей вместе?
– А зачем тебе это?– Поинтересовался Буханкин.– Может ты любишь послушать про раздетых дамочек?
– Дурак ты, Буханкин, чтобы просто уяснить, сколько тут уже баб пожрали. Ежели раздевали, то куда их тряпьё девали, продавали или сжигали, или прятали?
– Сжигали, наверное, или продавали, что и куда в этой халупе спрятать можно, тут же пусто во всё доме. – Недоумевал Буханкин, он работал в органах ещё совсем недавно.
Свирид Тыжных тоже работал в КРО совсем недавно, но он был парнем деревенским и поэтому в отличие от человека в совершенстве владевшего дедуктивным методом знал, где обычно, что-то прячут:
– Чердак да подпол, куда ж ещё прятать, давай я чердак осмотрю, а ты подпол. Половицы плохо прибитые поищешь.
Но Арнольд Буханкин не согласен был с таким раскладом:
– А чего это ты чердак, а я подпол? Давай наоборот. let's reverse.
– Давай, – сразу согласился крестьянский сын, морщась от непонятных слов, и из-за сложенных дров у стены доставая топор.
– А ты дамочку-то разглядел?– Игриво улыбался Буханкин, прежде чем уйти. – Какова конфета!
– Никакая она не конфета,– бурчал Свирид Тыжных сердито,– она член ВКПб с шестнадцатого года, а сама проститутка. Вот так вот, брат.
– Не может быть!? – Округлил глаза Буханкин. – Откуда знаешь?
– Откуда, откуда – оттуда, сама она сказала, сказала, что ей ящер три червонца предложил! За них и поехала. А ещё она Савинкова знала, сам слышал.
Но эсер Савинков на товарища Буханкина не произвёл никакого впечатления. Его больше удивляла сумма:
– Три червонца?– Отказывался верить он.– Да нет, ты не расслышал. Не может быть, чтобы три червонца.
– Не веришь, так сам спроси. Я то не глухой, авось.
– Так и спрошу.– Храбрился оперуполномоченный Буханкин.
– Брешешь, не спросишь, – Тыжных даже остановился, ухмылялся.
– Забоишься!
– Спрошу!
– Забоишься.
– С чего бы? Я при исполнении, могу любые вопросы задавать.
– Охота глянуть. Без меня не спрашивай,– продолжал ухмыляться товарищ Тыжных, садясь на пол и что-то там ища.– А пока иди чердак погляди.
– Не командуй.
– А я не командую.– Заверил товарищ Тыжных.
– Ну, вот и не командуй.– Завершил разговор товарищ Буханкин и пошёл искать лестницу на чердак.
На чердаке молодой оперуполномоченный ничего интересного не нашёл, хлам старый, да и того не много. Он спустился вниз и там, в пустой комнате обнаружил своего коллегу, который топором отковыривал трухлявые доски от пола:
– Даже не прибиты, – объяснял Свирид, приподнимая доску, он уже откинул пару досок попытался заглянуть под пол.
– Ну, что ты там обнаружил, товарищ Тыжных?– Почти официальным тоном спрашивал Арнольд Буханкин.
– Да хрен его разберёшь, ни хрена не видать, лампу бы,– но ждать от коллеги лампы он не стал, запустил руку подпол, и тут же вытащил оттуда что-то.
Что-то неприятное, даже мерзкое, страшное. Товарищ Буханкин, англоман и оперуполномоченный, сначала даже не мог разобрать, что его коллега держит в руке, он морщился, пытаясь понять что это, но не мог. Это была и не пакля, и не потерявшая всякую структуру тряпка, а что-то иное, мохнатое и грязное. И никакой дедуктивный метод не давал знатоку детективной литературы ни одной подсказки.
– Что это за дрянь? – Наконец не выдержал товарищ Буханкин.
А крестьянский сын Свирид Тыжных повертел то, что достал из под пола у себя перед носом, потряс этим немного, а потом небрежно кинул это на пол и сказал: