Сталин (Том 2)

Троцкий Лев Давидович

История Востока дает нам множество примеров экономических систем с глубоким классовым расслоением, основанных не на частной, а на государственной собственности. Такие системы существовали в Египте фараонов, мусульманском Египте, Ираке, Персии и Индии. Государственная собственность на землю объясняется, по-видимому, тем, что сельское хозяйство в этих странах зависело целиком от ирригационных систем, существование которых, в свою очередь, зависело от государства. Приведенный ниже пример достаточно поучителен, чтобы оправдать сделанное отступление.

Арабский феодализм – пример классового общества, основанного на государственной собственности

Рассмотрим основные черты арабского феодализма при мамелюках. Здесь порабощение крестьян сильным феодальным государством было еще более жестоким, чем в средневековой Европе, но

отдельные члены правящего класса не имели никаких частных имущественных прав. Султан был единственным землевладельцем и обычно делил с различными знатными людьми (называемыми мультазимами) свое право на сбор ренты в стране. В то время как в Европе каждый феодальный сеньор был собственником определенного домена, который переходил от отца к сыну, на Арабском Востоке феодалы не имели своего постоянного домена, но были членами класса, сообща распоряжавшегося землей и имевшего право присваивать ренту. В Сирии и Палестине феодалы ежегодно получали новый район для сбора ренты. В Египте им предоставлялось пожизненное право собирать ренту в определенном районе, и их наследникам предоставлялось преимущество при назначении преемника умершего. В то время как в Европе феодал представлял собой силу, сравнительно независимую от короля, который являлся всего лишь первым феодальным сеньором, на Арабском Востоке лишь целая группа феодалов представляла собой фактор известного значения. Представители арабской знати каждый в отдельности были слабы, потому что их положение зависело от государства. Слабое положение феодалов в государстве наглядно проявлялось в том, как распределялись домены: султан распределял их по жребию между эмирами и рыцарями, причем каждый получал владение разной величины и достоинства в соответствии с его чином. Таким путем арабское дворянство было разделено на группы с неодинаковыми доходами, причем разница между ними была очень значительной (например, «эмиры сотни» получали ежегодный доход от 80 тыс. до 200 тыс. динар, «эмиры-аль-табль» – от 23 тыс. до 30 тыс., «эмиры десятка» – 9 тыс., «эмиры пяти»—3 тыс. и т. д.). Форма присвоения у арабских феодалов была более близка форме присвоения у государственных чиновников, чем у европейского феодального сеньора. В результате зависимости дворян от государства на Арабском Востоке наблюдалось необычайное явление: время от времени производились «чистки» и полное истребление феодальной прослойки, а на ее место приходила новая. Арабских сеньоров заменяли вольноотпущенные рабы султана – мамелюки, которые не были арабами по происхождению и говорили не по-арабски, а по-турецки. В XIII и XIV вв. они были главным образом выходцами из монгольского государства, Золотой Орды, центр которого находился в низовьях Волги; в XV и XVI вв. это были в основном жители Кавказа. С течением времени русские цари все более и более протестовали против набора рекрутов на Кавказе, и среди мамелюков стал преобладать балканский элемент (албанцы, боснийцы и др.).

Собственность государства на землю не только препятствовала развитию феодализма, основанного на частной собственности, но также развитию любом общественной группы, проявляющей какие бы то ни было индивидуалистические устремления. Город представлял собой военный лагерь; большинство ремесленников не были свободны. Даже когда гильдии (хиреф) окрепли, они не играли почти никакой роли в городах и не стали сколько-нибудь значительной и независимой силой. Государство подчинило себе гильдии путем назначения многих старшин гильдий, превратив их в чиновников, а гильдии – в государственные организации.

То обстоятельство, что основное средство производства, земля, принадлежало не частным лицам, а государству, и что арабские дворяне и мамелюки были лишены юридических прав, а значит, и права наследования, нисколько не улучшило положение крестьян. Плебейское происхождение мамелюков тоже не приводило ни к каким изменениям. Концентрация правящего класса Арабского Востока в городах давала ему огромный военный перевес над крестьянами и, кроме того, сильно разжигала его аппетиты. В этом он также отличался от европейских средневековых феодалов. Продукт, отдаваемый европейским рабом в виде ренты своему феодальному сеньору, обычно не уходил на сторону – на продажу: поэтому рабы не должны были давать своим сеньорам больше того, что требовалось для удовлетворения повседневных нужд сеньора, его семьи и его слуг. «Стенки его (феодального сеньора. – Т. К.) желудка определяют предел эксплуатации крестьян» (Маркс). У арабских феодалов вкусы были другие, и их точка зрения выражена в словах халифа Сулеймана о крестьянах: «Выдаивай им вымя досуха и спускай кровь до последней капли».

Способ производства, форма эксплуатации, отношение трудящихся к средствам производства на Арабском Востоке были те же, что и в средневековой Европе. Источники доходов правящего класса также были одни и те же. Единственная разница заключалась в способе правления и в юридическом выражении права на эксплуатацию.

Русская бюрократия – не играет ли она роль жандарма в процессе распределения?

Троцкий пишет, что подавление масс сталинским государством вызвано тем, что «современная переходная система все еще полна социальных противоречий, особенно остро ощущаемых в области потребления – где они сказываются на всех гораздо сильнее и постоянно грозят распространиться и на область производства».

Поэтому «основой бюрократического правления является нужда общества в предметах потребления, что влечет за собой борьбу каждого против всех. Если в магазине достаточно товаров, покупатели могут приходить, когда им вздумается. Недостаток товаров заставляет покупателей стоять в очереди, если очередь очень длинная, нужен полицейский, чтобы поддерживать порядок. Такова исходная позиция власти советской бюрократии. Она «знает», кому можно чего-нибудь дать и кто должен подождать».

Становится ли бюрократия «жандармом» только в сфере распределения, или же она является им в процессе воспроизводства в целом, включая и процесс распределения? Этот вопрос имеет первостепенное теоретическое и политическое значение.

Прежде чем попытаться на него ответить, обратимся к тому, что говорили Маркс и Энгельс о связи между производственными отношениями и распределением. Маркс пишет:

«По отношению к отдельному индивиду распределение выступает как общественный закон, определяющий его положение в сфере производства, внутри которой он производит, и, стало быть, предшествующий производству. Индивид не имеет с самого начала ни капитала, ни земельной собственности. От самого рождения общественным распределением ему предназначен наемный труд. Однако это предназначение само есть результат того, что капитал, земельная собственность существуют как самостоятельные агенты производства.

Если рассматривать целые общества, то представляется, будто распределение еще с одной стороны предшествует производству и определяет его в качестве как бы предэкономического факта. Народ-завоеватель разделяет землю между завоевавшими и устанавливает таким образом известное распределение и форму земельной собственности, а тем самым определяет и производство. Или он обращает побежденных в рабство и делает таким образом рабский труд основой производства. Или народ путем революции разбивает крупную земельную собственность на парцеллы и дает, следовательно, этим новым распределением новый характер производству. Или законодательство увековечивает земельную собственность в руках известных семей или распределяет труд как наследственную привилегию и фиксирует его таким путем в кастовом порядке. Во всех этих случаях, – а все они являются историческими, – кажется, что не распределение расчленяется и определяется в зависимости от производства, а, наоборот, производство расчленяется и определяется в зависимости от распределения.

Распределение в самом поверхностном понимании выступает как распределение продуктов и, таким образом, дальше отстоящим от производства и по отношению к нему якобы самостоятельным. Однако прежде чем распределение есть распределение продуктов, оно есть:

1) распределение орудий производства;

2) – что представляет собою дальнейшее определение того же отношения – распределение членов общества по различным родам производства (подчинение индивидов определенным производственным отношениям).

Распределение продуктов есть, очевидно, лишь результат этого распределения, которое заключено внутри самого процесса производства и которое определяет строение производства».

Этой выдержки из Маркса, суть которой неоднократно повторяется в его работах, достаточно, чтобы служить отправной точкой при определении того, какое место занимает сталинская бюрократия в экономике.

В этом же аспекте рассмотрим вопрос и о русской бюрократии.

Управляет ли бюрократия только распределением предметов потребления среди народа, или управляет также распределением населения в процессе производства? Контролирует ли она монопольно только распределение или также и средства производства?