Сталин в Царицыне

«В период 1918–1920 гг. товарищ Сталин являлся, пожалуй, единственным человеком, которого Центральный комитет бросал с одного боевого фронта на другой, выбирая наиболее опасные, наиболее страшные для революции места. Там, где было относительно спокойно и благополучно, где мы имели успехи, – там не было видно Сталина. Но там, где в силу целого ряда причин трещали красные армии, где контрреволюционные силы, развивая свои успехи, грозили самому существованию советской власти, где смятение и паника могли в любую минуту превратиться в беспомощность, катастрофу, – там появлялся товарищ Сталин. Он не спал ночей, он организовывал, он брал в свои твердые руки руководство, он ломал, был беспощаден – и создавал перелом, оздоровлял обстановку. Сам товарищ Сталин писал об этом в одном из писем в ЦК в 1919 году, говоря, что его „превращают в специалиста по чистке конюшен военного ведомства“»

Климент Ворошилов, «Сталин и Красная армия».

Борис Васильевич Легран известен как директор Государственного Эрмитажа (эту должность он

занимал в 1930–1934 годах) и автор книги «Социалистическая реконструкция Эрмитажа». При словах «директор музея» воображение рисует образ кабинетного интеллигента, которого интересуют только экспонаты и экспозиции.

Легран был другим. В 1901 году семнадцатилетний Борис стал членом РСДРП и до 1917 года занимался подпольной революционной работой. В 1915 году после окончания школы прапорщиков он ушел на фронт и за два года дослужился до штабс-капитана. После Февральской революции Легран вел революционную работу в Петрограде под руководством Иосифа Виссарионовича Сталина. Со Сталиным Леграна связывало давнее знакомство. Легран вырос в Тифлисе, там же вступил в РСДРП. Его первым партийным поручением было распространение революционной газеты «Брдзола» («Борьба») в которой регулярно печатались статьи члена Тифлисского комитета РСДРП Иосифа Джугашвили. В 1904 году Борис Легран помогал Сталину организовать знаменитую стачку рабочих бакинских нефтяных промыслов.

После Октябрьской революции, в которой Легран принимал непосредственное участие – штурмовал Зимний дворец, он был назначен заместителем наркома по военным делам, а в 1918 году – заместителем наркома по морским делам. На этой должности Легран курировал Волжскую военную флотилию, принимавшую участие в боях на Волге и Каме. Ему не раз приходилось бывать в Царицыне по служебным делам. Военно-административный опыт, преданность делу Революции, а также хорошее знание обстановки на Южном фронте послужили причиной назначения Бориса Леграна членом Военного совета Южного фронта в ноябре 1918 года. С 18 декабря 1918 года по 3 мая 1919 года Легран входил в военный совет 10-й армии оборонявшей Царицын и принимал активное участие в руководстве третьей обороны города (январь – февраль 1919 года).

В 1932 году Борис Легран начал писать воспоминания, которые, к огромному сожалению, остались незавершенными. Толчком к их написанию послужила публикация за границей, а именно – в Берлине, воспоминаний Льва Троцкого «Моя жизнь», имевших ярко выраженную антисталинскую направленность. Вот что писал о «Моей жизни» немецкий писатель Лион Фейхтвангер: «Автобиография Троцкого, несомненно, является произведением превосходного писателя и, возможно, даже человека с трагической судьбой. Но образа крупного государственного деятеля она не отражает. Для этого, как мне кажется, оригиналу недостает личного превосходства, чувства меры и правильного взгляда на действительность. Беспримерное высокомерие заставляет его постоянно пренебрегать границами возможного, и эта безмерность, столь положительная для писателя, необычайно вредит концепции государственного деятеля. Логика Троцкого парит, мне кажется, в воздухе; она не основывается на знании человеческой сущности и человеческих возможностей, которое единственно обеспечивает прочный политический успех. Книга Троцкого полна ненависти, субъективна от первой до последней строки, страстно несправедлива: в ней неизменно мешается правда с вымыслом. Это придает книге много прелести, однако такого рода умонастроение вряд ли может подсказать политику правильное решение… Мне кажется, что даже одной мелкой детали достаточно, чтобы ярко осветить превосходство Сталина над Троцким. Сталин дал указание поместить в большом официальном издании „Истории гражданской войны“, редактируемом Горьким, портрет Троцкого. Между тем Троцкий в своей книге злобно отвергает все заслуги Сталина, оборачивая его качества в их противоположность; и книга его полна ненависти и язвительной насмешки по отношению к Сталину». [1]

У советских людей и прежде всего у тех, кто был свидетелем описываемых Троцким событий, «Моя жизнь» вызвала справедливое негодование. Борис Легран решил, что недостаточно будет сказать: «Троцкий врет как сивый мерин». Кроме этого нужно рассказать правду, рассказать, как развивались события на самом деле.

Воспоминания писались долго, поскольку свободного времени у Леграна практически не было. Легран всю жизнь работал на износ, отдавая делу все свои силы и потому здоровье его оставляло желать лучшего. В 1934 году болезнь вынудила Леграна перейти на более спокойную работу. Передав пост директора Эрмитажа своему заместителю Иосифу Орбели, Легран стал заместителем директора Всероссийской академии художеств в Ленинграде, но из-за прогрессирующей болезни смог проработать в новой должности всего один год. В феврале 1936 года он умер в возрасте 52 лет, не успев закончить свои воспоминания. После смерти Леграна его личный архив сначала хранился в Академии, а затем был передан в Ленинградский институт истории ВКП(б). По неизвестным причинам рукопись воспоминаний Бориса Леграна оставалась без внимания все время существования института. Летом 1996 года после ликвидации института, который в то время назывался Ленинградским институтом историко-политических исследований, часть архива, которую сочли «ненужной», была списана. Сотрудники института, истинные энтузиасты своего дела, не могли смириться с тем, что ценные исторические документы окажутся на свалке. Сотрудники разобрали списанные документы по домам и хранили в надежде на то, что когда-нибудь они окажутся востребованными.

Воспоминания Бориса Леграна были случайно обнаружены в ходе сбора материалов, посвященных Псковско-Островской операции 1944 года.

Перефразируя Булгакова, можно сказать, что рукописи не исчезают бесследно. И это

замечательно, это правильно, это справедливо.

Оборона Царицына – одно из ключевых событий Гражданской войны.

Царицын препятствовал объединению белых сил Юга и Запада в единый фронт.

Царицын соединял Советскую республику с Нижним Поволжьем, Северным Кавказом и Закавказьем, Средней Азией. Через Царицын шло снабжение продовольствием и топливом, каспийской нефтью, которую здесь переливали из речных танкеров в железнодорожные цистерны для дальнейшей транспортировки.

Царицын являлся крупным промышленным центром. Металлургический завод, орудийный завод, производивший орудия крупного калибра, нефтеперегонный завод… Несмотря на тяжелое время, эти заводы работали практически без перерыва.

Давайте посмотрим на стратегическое значение Царицына в Гражданской войне глазами белогвардейского полковника Арсения Зайцова, штабиста, который по праву считался в эмигрантских кругах одним из лучших знатоков военного дела и военной истории. В своей книге «1918: очерки истории русской гражданской войны» Зайцов писал: «Освобождение Дона, возвращение Добровольческой армии из похода на Кубань и образование фронта на Волге… [2] ставили вопрос о согласовании усилий этих трех основных военных группировок русской контрреволюции. И эта проблема с военной точки зрения была проблемой Царицына. Всякое продвижение донцов на северо-восток, на соединение с Самарским фронтом Народной армии, фланкировалось Царицыном. На него же базировались красные силы Северного Кавказа. Царицын же обеспечил за большевиками Астрахань, разъединявшую уральских казаков от юго-восточного казачества. Захват Царицына с выходом на Баскунчак (от Царицына до Баскунчака 170 км) резал железную дорогу, связывавшую Астрахань с Россией, на суше и прекращал связь с ней по Волге.

Весь красный Северо-Кавказский фронт от Черного до Каспийского моря базировался, таким образом, лишь на Царицын и Астрахань. Борьба с красными на Северном Кавказе была возможна либо ударом в лоб, двигаясь на Кубань, либо ударом по тылам через Царицын и на железную дорогу у Баскунчака.

Царицын обеспечивал владение Каспийским морем и связывавшей его с центром железной дорогой Урбах – Астрахань… И ликвидация красных сил на Северном Кавказе, и обеспечение правого фланга Донского фронта, и соединение Южного контрреволюционного фронта с Восточным решались захватом Царицына… Соединение южных армий [3] с уральскими казаками, чехами и Народной армией на Средней Волге закупоривало весь Северо-Кавказский, еще только организовавшийся в это время, фронт, лишая его всех источников снабжения. Германо-турецко-английская оккупация (Черное море и Закавказье) довершала его изоляцию и с запада, и с юга. С военной точки зрения летом 1918 г. Царицын являлся единственным важнейшим объектом операций и Восточного и Южного фронтов русской контрреволюции».

В политическом отношении Царицын был городом «красным», благодаря наличию значительных масс пролетариата. Но, в то же время, многие жители города сочувствовали белым. Царицын считался неофициальной столицей радикальных монархистов-черносотенцев, здесь было много купечества, поэтому Царицын правильнее было бы считать не «красным», а «красно-белым» городом. Контрреволюционное подполье действовало в Царицыне активно и представляло серьезную опасность с которой приходилось считаться.

Советская власть была провозглашена в Царицыне 27 октября 1917 года, на следующий день после свержения Временного правительства в Петрограде. Царицын стал революционным форпостом на юго-востоке России. Донская Советская Республика, провозглашенная на территории Области Войска Донского в конце марта 1918 года, пала в начале мая 1918 года. Вместо нее было создано Всевеликое войско Донское, которое возглавил атаман генерал-майор русской императорской армии Петр Краснов. Донская казачья армия, насчитывавшая в мае 1918 года 17 тысяч человек, к июлю того же года выросла до 50 тысяч человек. По меркам Гражданской войны это была весьма крупная армия, представлявшая серьезную угрозу для Царицына и для красных вообще.

Донская армия под командованием генерала Краснова трижды пыталась овладеть Царицыном, но все три попытки оказались неудачными.

28 мая 1918 года в станице Манычской состоялось совещание руководителей основных белых сил юга России, на котором генерал Краснов предложил командующему Добровольческой армии генерал-лейтенанту Антону Деникину предпринять общее наступление на Царицын с перспективой дальнейшего выхода в Среднее Поволжье. Деникин отказался. Причиной отказа стали политические разногласия. Краснов имел поддержку германского экспедиционного корпуса, вошедшего в марте 1918 года на территорию Украины в соответствии с соглашением, подписанным Украинской радой с Германией и Австро-Венгрией. Также корпус занял западную часть Области Войска Донского – Ростов, Таганрог, Миллерово. Деникин же считал немцев врагами и не мог позволить себе союз с Германией. Кроме того, около половины личного состава Добровольческой армии составляли кубанские казаки, которые в первую очередь стремились освободить от красных свои родные места. Кубанцы не поддержали бы удара на Царицын, а офицеры Добровольческой армии, в подавляющем большинстве – фронтовики Первой мировой войны, не простили бы своему командованию союза с недавним врагом, пускай и ради военных успехов, таких, например, как взятие Царицына. В итоге Деникин пошел на Кубань, а Краснов ударил на Царицын.