Сталин. Битва за хлеб
Шрифт:
Февраль 1921 года — самый разгар восстания, инсценировка, по-видимому, не вызвала сомнений, так что расправа не привлекла особого внимания. Лишь после пресловутого августовского мятежа Перевалова до партийного начальства дошли и «шарыповские события». Давно одуревший от крови Енисейский губком рассмотрел дело и тихо его замял. Перевалова прикомандировали к милиции — хочет ловить Соловьева, так пусть ловит! — остальных тоже не тронули. Тем бы все и кончилось, но история дошла до Ленина, заставив вождя в очередной раз рассвирепеть и потребовать суда над убийцами, каковой и прошел в Красноярске в декабре.
Процесс был грандиозным, на скамье подсудимых оказались 53 человека, среди которых были два начальника райотделов милиции и три их помощника, 14 милиционеров, три командира коммунистических отрядов. Из 45 убийств обвинение доказало 34, за что 15 человек были приговорены к «высшей мере социальной защиты». Большинство подсудимых не проявили никакого раскаяния, громко заявляя, что в той обстановке иначе было нельзя.
Енисейские власти явно с ними соглашались, потому что, торжественно отрапортовав в Москву о суровом приговоре, тут же помиловали всех осужденных, а вскоре и освободили. Оба лидера, Пруцкий и Перевалов, вышли из тюрьмы через год.
А вы говорите — «государственный террор протии всех слоев населения». Власть с самым большим удовольствием провела бы террор против собственного аппарата. И даже пыталась это сделать — а толку?
Кто-то из этих милых деятелей после войны и в самом деле опомнится, другие только сделают вид, вспоминая старые методы при любом обострении ситуации. Они будут снова и снова срываться, идти в тюрьму за перегибы, каяться, получать новые назначения и снова срываться, и опять каяться — и копить, копить в себе недовольство и напряжение, пока не швырнут страну в катастрофу тридцать седьмого года. И лишь после этого вконец озверевшая власть решит задачу искоренения «гражданского синдрома» самым простым способом — пулей, и жизнь в СССР хотя бы относительно придёт в норму.
Часть 2
РЫВОК ЗА ФЛАЖКИ
Куда страшнее отступить, избегая большой крови и не видя иного способа ее избежать. И узнать, что ты ошибся, что случившееся многократно страшнее твоих опасений, а ты опоздал и вернулся к руинам.
Итак, революционная партия стала правящей в стране, с которой и до войны непонятно было, что делать, — а уж теперь-то, после войн и революций…
История правящей большевистской партии началась с отступничества — когда внезапно ее вожди, поперек всех своих принципов и теорий, принялись отстаивать и собирать рассыпавшуюся державу. Вольно было смеяться над «царизмом» снаружи, из Швейцарии или Сибири — а стоило оказаться у руля, и тут же выяснилось, что родившиеся в империи правители носят империю в себе и действовать иначе просто не способны. Дальше вступили уже какие-то нечеловеческие силы, которые сбили вместе команду государственников, прочих же снесло с корабля, а кто очень уж цеплялся за обшивку — попал под винт.
В чём главное отличие большевиков от «временных»? О, чисто терминологическое! Первые взяли власть, забыв или не придав значения тому, что постоянно повторяли русские цари и над чем русская демократическая общественность так весело смеялась. Слышали мы уже это: «Государь, дай порулить!» Однако все оказалось совсем не смешно, когда штурвал вырвался и пошел вертеться сам по себе, ломая пытавшиеся его поймать конечности, и корабль начало валять по волнам.
Большевиков же власть как таковая интересовала мало, они были настолько легкомысленны, чтобы азартно и весело крикнуть: «Делаем и отвечаем за всё!» Ну не дословно… но всеми действиями своими они показали, что с этой минуты приняли ответственностьза страну на себя. Одиннадцать лет спустя это отрытым текстом сказал Сталин:
«Глупо было бы утешать себя тем, что так как отсталость нашей страны не нами придумана, а передана нам в наследство всей историей нашей страны, то мы не можем и не должны отвечать за нее. Это неверно, товарищи. Раз мы пришли к власти и взяли на себя задачу преобразования страны… мы отвечаем и должны отвечать за все, и за плохое, и за хорошее» [203] .
Тогда они не говорили столь громких речей, однако ключ-слово было если не произнесено, то подумано — и штурвал остановился, приняв протянутую к нему руку. Вот только оказалось, что, раз коснувшись, оторвать ладони от рулевого колеса уже невозможно: сей механизм шуток не понимал. Дальше они могли действовать только одним определенным образом — именно так они и действовали.
203
Сталин. Речь на пленуме ЦК ВПК(б). 19 ноября 1928 г.
Русские цари повторяли, что отвечают за страну перед Богом. Перед кем отвечали эти, безбожники? Они говорили о «пролетариате» и о «народе», самые умные придумали исторический материализм. Ну хорошо, пусть Бог в их глазах именуется народом или историческими законами. Бывает… Хуже, когда из-за золотых куполов скалится совсем другой персонаж — случается ведь и такое. Христа казнили отнюдь не огнепоклонники…
Чем, кроме Божьей воли, можно объяснить то, что большевики победили? Да и то, что они вообще появились в России, — чем иным можно объяснить? Какая-то гоп-команда, труппа бродячих комедиантов… Среди их противников было много искренних людей, действительно спасавших свою страну от засевшего на троне сброда и от окончательной гибели, которую тот несет России. Так ведь и казалось поначалу — эти развалят все, что еще осталось. Но прошло время — не так уж много времени, — и оказалось вдруг, что штурвал уже не крутится взбесившимся вихрем, а рука, лежащая на нем, управляет вполне по-хозяйски. Да и судно слушается руля. Глаза бы не видели, как оно шкандыбает, — но ведь слушается!
И вот неведомо откуда взявшиеся авантюристы, заброшенные на капитанский мостик гибнущей державы, выдерживают немыслимой тяжести войну против десяти государств и их русских наемников, еще одну против собственного крестьянства и третью — за выживание народа в условиях войны, разрухи, голода и террора.
Во сколько жизней обошлась победа — спорят до сих пор. По разным оценкам, число погибших колеблется от 7 до 12 миллионов человек (правда, называть их погибшими не совсем верно — большинство умерли от голода и болезней). Официальная советская история традиционно занижает цифры, современная — традиционно завышает. Почему так хочется, чтобы погибших было как можно больше, — непонятно. Наверное, такой вот комплекс национального мазохизма. Хотя неплохо бы подсчитать ещё и выживших, поставив в плюс, потому что шансов у большинства из них было немного. Если б не продразверстка — и вовсе никаких…
Но ясно, что по любым нормальным расчетам такую победу назвали бы пирровой, — слишком обескровлен победитель и слишком высока цена. Да и противники не факт, что отступились, — просто отошли в сторонку и выжидают, когда израненный медведь окончательно ослабеет от потери крови, чтобы потом вцепиться и порвать наконец на куски, добраться до горячего вкусного мяса. Волки умеют ждать. Медведи, впрочем, тоже.
И вот вопрос: ради чего всё?
…Победу в Великой Отечественной войне пирровой никто не называет, хотя цена была ещё выше. Наоборот, ею гордятся, считают одним из величайших деяний за всю русскую историю. Почему так? Ну ясно почему — это ведь была война на уничтожение, которую мы выиграли, не позволив стереть свою страну и свой народ с лица земли, и тут сколько ни заплати, всё равно будет меньшее зло.