Сталин. Большая книга о нем
Шрифт:
Николаевичем Туполевым. Все они затем помогали Жуковскому в становлении Центрального
аэродинамического института, открытого, кстати, по решению Ульянова.
Собственно работы по воздушным — в частности, вертолетным — винтам занимают
особое место в трудах самого Николая Егоровича Жуковского. Эти материалы и послужили
базой для дальнейшего развития советскими учеными теории несущего винта вертолета.
По воспоминаниям Туполева, после успешного строительства самой
аэродинамической трубы именно Черемухину «поручается руководство работами ЦАГИ по
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
382
винтовым аппаратам (геликоптерам и автожирам)… В результате ряда
опытно-исследовательских работ под непосредственным техническим руководством
Черемухина был создан первый советский геликоптер».
Черемухин не только проектирует и строит геликоптер, но и испытывает этот совершенно
неизвестный аппарат в полете, причем во время испытаний побит ряд мировых рекордов. В
ходе дальнейших полетов Черемухин 14-го августа 1932 года на вертолете 1-ЭА достиг высоты
шестьсот пять метров. Результат Черемухина намного выше официально зарегистрированного
мирового рекорда высоты полета французского вертолета Бреге-Доран (сто восемьдесят
метров), установленного спустя четыре года. Нельзя не подчеркнуть: и первый американский
вертолет Сикорского поднялся в воздух только в сороковом году.
Александр Пономарев в книге «Советские авиационные конструкторы» уточняет: до
Черемухина мировой рекорд высоты для вертолета составлял всего восемнадцать метров. Полет
Черемухина продолжался двенадцать минут, аппарат вел себя неустойчиво, а летчик чудом не
погиб, но спас машину благодаря самообладанию. В этом полете мировой рекорд высоты для
вертолетов был превышен в тридцать три с половиной раза.
Испытания запечатлены на пленку и показаны Джугашвили. Тот молча прохаживался с
неизменной трубкой минут пятнадцать, а потом изрек: «Мы не должны это развивать, поскольку
и экономически и технически сейчас этого не осилим. Но в случае утечки технологии, если что
выйдет наружу, наши противники подхватят разработку и раньше нас сделают это».
Антисталинисты непременно завопят: талантливого изобретателя зажали (он в самом
деле сидел потом некоторое время в той же шарашке, что и Туполев с Чижевским), а
изобретение положили под сукно, то есть засекретили. Но мы теперь понимаем дальновидность
решения. Руководитель страны профессионально подошел к вопросу (как и вообще к
проблемам государственного строительства), поскольку понимал, какими ресурсами
располагает Советский Союз, потянет страна или нет, есть
потенциального противника. Поэтому не стоит сожалеть, что в свое время не удалось
опубликовать и обнародовать данные рекорда.
После войны Джугашвили выделил на вертолетостроение огромные средства, а
Черемухин стал лауреатом двух сталинских премий. В одном только 1946 году председатель
совета министров Джугашвили подписал более полусотни важнейших документов,
определивших на годы вперед развитие отечественной техники. Причем не только авиационной.
Огромные ресурсы были брошены также и на ядерный проект, и на ракетостроение. Огненный
щит, созданный тогда, прикрывает нас и по сей день. Но им занялись только тогда, когда наша
наука и техника уже могла решить столь сложные задачи.
Конечно, договор о ненападении вовсе не гарантировал безопасность страны на многие
годы вперед — иначе не понадобилась бы сама предвоенная гонка конструкторов и
производителей оружия. Но все же почти два года отсрочки он нам дал. И мы воспользовались
ими сполна.
Правда, СССР в целом и Джугашвили в частности все же излишне надеялись на договор.
От немцев ожидали по меньшей мере каких-то дипломатических шагов: раз договор с Польшей
они расторгли за полгода — значит, и для нас будет какое-то раннее предупреждение. Здесь
советского руководителя подвело линейное мышление в первую очередь потому, что
Джугашвили вообще относился к договорам очень серьезно. Например, когда после Второй
мировой англичане поддержали греческих коллаборационистов и открытой вооруженной силой
задавили греческих коммунистов, СССР не только не вмешался сам, но и не позволил соседней
Югославии оказать помощь. Хотя и было изрядное искушение вмешаться на стороне идейно
близких, исторически прогрессивных и политически верно действующих. Но искусство
стратегии в немалой степени включает способность не поддаваться соблазнам. Если бы в
1979-м высшее советское руководство отказалось от соблазна ответить на призыв тогдашних
афганских правителей о помощи — вся мировая история пошла бы по иному (и во многом более
полезному, в том числе и для нас) пути. Вот и Джугашвили тогда воздержался от конфликта. Раз
уж в Ялте договорились (пусть и неформально) о разделе сфер влияния, причем Греция
оказалась за пределами нашей зоны, — остается лишь надеяться на то, что стратегические
оппоненты отнесутся к договору столь же серьезно. Увы, надежда не оправдалась — но не по
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»