Сталин. На вершине власти
Шрифт:
Исходя из этого, Советское правительство воздерживалось от любых шагов, которые могли бы быть истолкованы как движение к «советизации». Именно поэтому Молотов подвергся резкой критике советского полпреда в Эстонии К.Н. Никитина зато, что тот внес тогда в Наркомат иностранных дел ряд умеренных предложений, направленных на демонстрацию возросшей близости между СССР и Эстонией. Не менее жесткими были и указания наркома обороны К.Е. Ворошилова. В его приказе от 25 октября 1939 года говорится: «Настроения и разговоры о «советизации», если бы они имели место среди военнослужащих, нужно в корне ликвидировать и впредь пресекать самым беспощадным образом, ибо они на руку только врагам Советского Союза и Эстонии… Всех лиц, мнящих себя левыми и сверхлевыми и пытающихся в какой-либо
О том, что эти грозные директивы были изданы вовсе не для отвода глаз, свидетельствуют многочисленные факты, в том числе и тот, о котором поведал в своих воспоминаниях маршал Советского Союза К. А. Мерецков: «Как командующий Ленинградским округом я отвечал за безопасность баз в Эстонии. В одном месте срочно требовалось обеспечить неприкосновенность участка. Я вступил в контакт с правительством Эстонии, взял у него необходимое разрешение, затем получил согласие эстонского помещика, собственника данного земельного участка, и приказал построить укрепления. И вот на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) во время моего Доклада о положении на новых базах Молотов упрекнул меня за «неуместную инициативу». Я пытался возражать, но он не слушал. Мне стало не по себе, однако тут взял слово Сталин и, посмеиваясь, заметил Молотову: «А почему твой Наркомат опаздывает? Армия не может ждать, пока твои люди расшевелятся. А с Мерецковым уже ничего не поделаешь. Не срывать же готовые укрепления». На этом вопрос был исчерпан».
Советские военные не только не вмешивались во внутренние дела прибалтийских стран, но панически боялись, чтобы их уличили в попытках такого вмешательства. Правящие круги Эстонии признавали пунктуальное выполнение советской стороной положений договора. «Сейчас, – сообщал полпред Никитин в Москву, – ни у правительства, ни у буржуазных кругов нет никаких сомнений в том, что мы пакт выполним согласно духу и букве».
Если бы события в ту пору не развивались так быстро, то, возможно, что положение в Прибалтике и характер отношений СССР с Эстонией, Латвией и Литвой не претерпели бы серьезных изменений в течение долгих лет. Однако уже весной 1940 года ситуация в Европе резко изменилась. «Странная война» превратилась в обычную войну с танковыми марш-бросками, беспорядочным отступлением и окружением многотысячных войск, паникой среди мирного населения и капитуляциями армий и правительств. Германские армии за несколько часов без боя захватили Данию, за пару дней овладели почти всеми крупными городами и портами Норвегии, а затем за 5-7 дней – Голландией и Бельгией.
Один из руководителей компартии Эстонии тех лет X. Аллик впоследствии писал о влиянии германского блицкрига на правящие круги Прибалтики: «Если до сих пор часть прибалтийской, и особенно эстонской буржуазии была ориентирована на победу Англии и Франции в идущей борьбе, то теперь решительно победила прогерманская ориентация. Буржуазия не без оснований ждала, что после победы на Западе Гитлер обратит оружие на восток – против Советского Союза, и начала подготовку к созданию для него плацдарма». Американские исследователи балтийского происхождения Р. Мисиунас и Р. Таагепера констатировали: «Советы, очевидно, понимали, что в случае любого военного конфликта они не могут полагаться на балтийские государства как на своих союзников».
В то же время захват Голландии, Бельгии и Люксембурга показал советским руководителям, что через малые нейтральные страны Европы германские войска могут успешно прорваться к центру крупной державы. Аналогия между положением Голландии, Бельгии и Люксембурга относительно Парижа и положением Эстонии, Латвии и Литвы относительно Ленинграда и Москвы была полной. Тем временем из Прибалтики поступили сведения о том, что «под видом проведения «балтийской недели» и «праздника спорта»15 июня фашистские организации Эстонии, Латвии и Литвы при попустительстве правительств готовились захватить власть и обратиться к Германии с просьбой ввести войска в эти страны. Трудно сказать, насколько реальной была угроза путча или провокационного фарса, который бы помог правителям Прибалтики обратиться за помощью к Гитлеру, не дожидаясь осени 1940 года, но, вероятно, советские руководители расценивали эти сообщения в контексте международной обстановки.
В день, когда немецкие войска вступили в Париж, и за день до предполагавшегося фашистского путча в Прибалтике, 14 июня 1940 года, Советское правительство потребовало от Литвы немедленно сформировать новое правительство, которое было бы способно честно выполнять советско-литовский Договор о взаимопомощи и не препятствовать вводу «на территорию Литвы советских воинских частей для размещения в важнейших центрах Литвы в количестве, достаточном для того, чтобы обеспечить возможность осуществления советско-литовского Договора о взаимопомощи и предотвратить провокационные действия, направленные против советского гарнизона в Литве».
Схожие требования-были предъявлены 16 июня 1940 года правительствам Латвии и Эстонии. В Таллин, Ригу и Вильнюс были направлены эмиссары Сталина – А. Жданов, А. Вышинский и В. Деканозов, которые должны были наблюдать за формированием новых правительств. 15—17 июня на территорию Эстонии, Латвии и Литвы были введены новые контингента советских войск, чему правительства этих прибалтийских государств не стали чинить препятствий, и потому все обошлось без осложнений. Во многих городах Прибалтики население тепло встречало советские войска.
В то же время под видом помощи вступающим советским войскам эстонская полиция по приказу Л айдонера разгоняла митинги и арестовывала ораторов, приветствовавших Красную Армию. В Риге же при разгоне демонстрантов, вышедших приветствовать советские части, было ранено 29 человек, из них двое скончались. Однако советские войска не препятствовали действиям местной полиции, а Жданов запрашивал Москву: «Не следует ли вмешаться в это дело или оставить до нового правительства». Лишь получив сообщения о расстрелах в Риге и арестах в Таллине, Молотов 20 июня телеграфировал Жданову: «Надо твердо сказать эстонцам, чтобы они не мешали населению демонстрировать свои хорошие чувства к СССР и Красной Армии. При этом намекнуть, что в случае стрельбы в демонстрантов советские войска возьмут демонстрантов под свою защиту».
Тем временем Деканозов, Вышинский и Жданов вели переговоры о формировании просоветских правительств. Местные коммунисты настаивали на том, чтобы новые правительства состояли из членов компартий и их союзников, однако эмиссары Сталина не поддерживали этих предложений. В новом правительстве Эстонии во главе с И. Варесом преобладали социалисты и беспартийные, коммунистов же не было вообще. По настоянию Деканозова в правительство Литвы, которое сформировал В. Креве-Мицкевичус, вошел и министр финансов Э. Галанаускас, занимавший тот же пост при режиме Сметоны. Единственный коммунист в новом литовском кабинете занял пост министра внутренних дел. Лишь коммунисты Латвии добились включения четырех членов своей партии в новое правительство, которое возглавил беспартийный А. Кирхенштейн. В то же время президенты Латвии и Эстонии Ульманис и Пяте сохраняли свои посты. (Президент Литвы Сметона эмигрировал в Германию.)
Новые правительства пользовались широкой поддержкой населения Прибалтики. Комиссия АН Эстонской ССР в своем докладе, цель которого состояла в том, чтобы обосновать «противозаконность» вступления Эстонии в СССР, все же признала, что «большая часть народа Эстонии приветствовала новое правительство по различным причинам: демократически настроенная интеллигенция связывала с этим устремления к демократизации государственного строя, наиболее бедные слои населения надеялись на улучшение своего материального и социального положения, основная часть крестьянства добивалась уменьшения долгов, ложащихся на хутора, малоземельные и безземельные крестьяне хотели получить землю, коммунисты видели в этом один из этапов реализации своих программных требований. Это подтверждают многочисленные митинги, народные собрания, резолюции трудовых коллективов и программные документы созданных новых организаций».