Сталин. По ту сторону добра и зла
Шрифт:
В тот же день Нижарадзе был передан в распоряжение начальника Бакинского жандармского управления, и какова же была радость поручика ГЖУ
А.Н. Боровкова, когда после проведенных им следственных мероприятий он понял, что в его руках находится тот самый неуловимый Коба, о котором уже начинали складывать легенды! В его деле появилась такая запись: «Иосиф Джугашвили... был выслан под гласный надзор полиции на три года в Восточную Сибирь, откуда скрылся... Полагал бы Иосифа Джугашвили водворить под надзор полиции в Восточную же Сибирь сроком на три года». Что же касается «главного руководителя и учителя батумских и бакинских рабочих», как назвал Кобу один из жандармов, то он был отправлен в знаменитую
Когда Коба вошел в камеру, он, по всей вероятности, должен был воскликнуть: «Ба, знакомые все лица!» А знакомых там и на самом деле хватало, поскольку именно эта камера считалась большевистской. «Однажды в камере большевиков, — писал 20 лет спустя о своем знакомстве со Сталиным в газете «Дни» эсер Семен Верещак, — появился новичок... И когда я спросил, кто этот товарищ, мне таинственно сообщили: «Это — Коба»... Среди руководителей собраний и кружков выделялся как марксист и Коба. В синей сатиновой косоворотке, с открытым воротом, без пояса и головного убора, с перекинутым через плечо башлыком, всегда с книжкой...» Марксизм был его стихией, в нем он был непобедим.
Не было такой силы, которая бы выбила его из раз и навсегда занятого положения. Под всякое явление он умел подвести соответствующую формулу по Марксу. На не просвещенных в политике молодых партийцев такой человек производил сильное впечатление. Вообще же, в Закавказье Коба слыл как второй Ленин. Он считался «лучшим знатоком марксизма». Чтобы придать себе еще больше веса, Коба рассказывал, что время от времени встречается с Лениным за границей и обсуждает с ним наиболее важные вопросы революционной борьбы. О том, что под революционной борьбой он имел в виду обыкновенное ограбление, он, конечно, умолчал. Но в том, что Ленин был в курсе всего происходящего в Закавказье, Коба был прав. И когда он добился подписания первого в истории России коллективного договора между рабочими-нефтяниками и их хозяевами, Ленин в восхищении воскликнул: «Последние могикане массовой политической стачки!»
Коба регулярно слал Ленину копии всех своих статей, и, хотя особой глубины в них не было, Ленину очень нравились те четкость и ясность изложения, которые вместе с безграничной преданностью большевизму превращали Кобу в незаменимого представителя партии на Кавказе. К своему огромному сожалению, он не смог побывать на состоявшейся в конце декабря 1908 года партийной конференции в Париже, на которой рассматривалась тактика партии в условиях столыпинской реакции. Партия переживала далеко не лучшие времена, но фракции сохранили формальное единство, и как бы в доказательство этого в следующем году вышло несколько номеров новой партийной газеты «Социал-демократ», в которой Ленин вместе с Каменевым и Зиновьевым сотрудничали с Мартовым.
Сталин хорошо знал причины, по которым Ленин пошел на временное примирение с меньшевиками. Именно тогда среди большевиков наблюдались весьма существенные разногласия. В первую очередь они были связаны с «идеалистическим уклоном», главные представители которого Богданов и Луначарский пытались примирить социализм с религией. И именно из-за этих самых уклонов Ленин, который вел непримиримую борьбу за чистоту своей партии, и был вынужден написать свой знаменитый «Материализм и эмпириокритицизм».
Парижский пленум ЦК партии 1910 года снова выступил за компромисс между большевиками и меньшевиками, хотя сам Ленин на этот раз голосовал против. В то время началась его ожесточенная борьба с Троцким, который не признавал его концепции небольшой и высокодисциплинированной партии и взял на себя роль стоявшего над фракциями миротворца.
Целых пять лет, с 1909 по 1914 год, Ленин
Не оставался в долгу и Лев Давидович. «Все здание ленинизма, — писал он в своем письме Чхеидзе в 1913 году, — в настоящее время построено на лжи и фальсификации и несет в себе ядовитое начало собственного разложения».
Пройдут годы, и Сталин с превеликим знанием дела воспользуется этой самой «ложью и фальсификацией».
Но все это будет потом, а пока непримиримые враги поливали друг друга грязью, Коба томился в тюрьме. Жили арестанты согласно законам коммуны, все в камере было общим. Распорядок тоже был один для всех: по очереди убирали камеру и мыли посуду. В отличие от заключенных советских лагерей, Сталин и его товарищи не испытывали никакой духовной оторванности. Они регулярно получали литературу, письма, которые приходили даже из-за границы. На собраниях заключенные обсуждали свои отношения с тюремным начальством и уголовными элементами, вопросы снабжения и быта.
С блатными было далеко не все так просто. Верные тюремным традициям, те постоянно пытались вторгнуться в замкнутый для посторонних мир политических и приобщить их к жизни «по понятиям». Нередко возникали ссоры и даже драки. Но уже очень скоро уголовники поняли, что запугать революционеров им не удастся и оставили их в покое.
Этот самый «покой» Коба использовал с большой пользой для себя. И не зря революционеры называли тюрьму своими университетами. Только здесь они могли с утра до вечера читать, разбирать непонятные вопросы с более старшими и умудренными опытом и знаниями товарищами и расти духовно.
Вместе с большевиками в тюрьме находились представители других партий, и бесконечные дискуссии позволяли им оттачивать свое ораторское мастерство. Ну и, конечно, тюрьма проверяла на выдержку и стойкость. Одно дело отстаивать свои идеи на митингах, и совсем другое сидеть за эти самые идеи в сырых камерах и подвергаться издевательствам тюремного персонала.
Но Коба не был бы Кобой, если бы безропотно смирился с уготованной ему участью и не начал... готовить побег! Для этого была сделана лестница из простыней, перепилены решетки на окне, однако по каким-то таинственным причинам арестанты так и не получили сигнала от помогавшим им бежать и попытка сорвалась. Коба не успокоился и попытался выйти из тюрьмы под видом другого заключенного. Было решено, что некий рабочий по фамилии Боков явится в тюрьму в день свидания, затем смешается с арестантами и уйдет в тюремную камеру вместо Кобы, который вместо него покинет тюрьму вместе с другими посетителями.
Ничего из этого не вышло, и Коба вышел из тюрьмы только вместе с очередным этапом. Как ни удивительно, но высшее жандармское начальство оказалось куда милостивее к Кобе, нежели следователь, и по каким-то ведомым только ему причинам приговорило «Ленина Закавказья» к высылке в Вологодскую губернию всего на два года. По дороге Коба попал в вятскую тюрьму, где заболел тифом. Почти месяц он находился на той невидимой грани, которая разделяет жизнь от смерти, и тем не менее выжил...
Уездный город Сольвычегодск расположен на высоком берегу реки Вычегды в 27 километрах от железнодорожной станции Котлас. 1700 жителей, казначейство, почта, канцелярия губернатора, тюрьма да сотни три домишек — вот и весь городок.