Сталин. Жизнь одного вождя
Шрифт:
Эта директива – лишь одно из доказательств решающей роли Сталина в организации Большого террора и подчиненного положения Ежова как исполнителя сталинских приказов. Существуют многочисленные документы, которые показывают, что именно Сталин был инициатором всех ключевых решений по чисткам и массовым операциям. Сталин не только отдавал приказы об арестах и расстрелах сотен тысяч людей, но тщательно контролировал этот процесс – рассылал телеграммы о необходимости проведения новых арестов, угрожал наказаниями за «отсутствие бдительности», подписывал списки номенклатурных работников, подлежащих расстрелу и заключению в лагеря, а в ряде случаев лично определял им меру репрессии и т. д. [404] Материалы, сохранившиеся в личном фонде Сталина, а также в фонде Политбюро, показывают, что руководство массовыми операциями по ликвидации «врагов» в 1937–1938 гг. занимало значительную часть времени диктатора. За 20 месяцев (в январе 1937 – августе 1938 г.) Сталин получил от Ежова около 15 тыс. так называемых спецсообщений с докладами об арестах и карательных операциях, с запросами о санкционировании новых акций, с протоколами допросов [405] . Таким образом, от Ежова в день приходило около 25 документов, во многих случаях достаточно обширных. Кроме того, как следует из журнала записей посетителей кабинета Сталина, в 1937–1938 гг. Ежов побывал у вождя почти 290 раз и провел у него в общей сложности более 850 часов. Это был своеобразный рекорд: чаще Ежова в сталинском кабинете появлялся только Молотов [406] .
404
Подробное исследование роли Сталина в организации террора, построенное на многочисленных архивных документах, см.: Хаустов В. Н., Самуэльсон Л. Сталин, НКВД и репрессии.
405
Подсчеты сделаны на основании делопроизводственной нумерации спецсообщений Ежова, опубликованных в книге: Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. 1937–1938. Я благодарю Н. В. Петрова, который обратил мое внимание на возможности использования этого источника.
406
Хлевнюк O. В. Хозяин. С. 470.
Ежов был способным и инициативным учеником Сталина. Он организовывал судебные процессы над бывшими оппозиционерами, а также повседневно руководил массовыми операциями. Он лично участвовал в допросах и отдавал приказы о применении пыток. Желая угодить Сталину, который постоянно требовал активизации борьбы с «врагами» и указывал очередные цели террора, Ежов ориентировал своих подчиненных на перевыполнение планов массовых арестов и расстрелов, установленных Политбюро, изобретал новые «заговоры». Поощрением за старание была интенсивная кампания восхвалений, организованная вокруг НКВД и лично Ежова в 1937–1938 гг. Ежов получил все возможные награды и звания, занимал сразу несколько ключевых партийно-государственных постов. Его именем назывались города, предприятия, колхозы.
Результат взаимодействия Сталина и чекистов не заставил себя ждать. По имеющимся данным, в 1937–1938 гг. были арестованы около 1,6 млн человек, из них около 700 тыс. расстреляно и неизвестное нам количество людей убито во время следствия в застенках НКВД [407] . Хотя эти цифры нуждаются в дальнейшем уточнении, в целом они отражают масштабы Большого террора. На протяжении неполных полутора лет каждый день расстреливали до 1500 «врагов», не говоря о тех, кого посылали в лагеря. Такого размаха и жестокости сталинский террор не достигал ни в предыдущие, ни в последующие годы. Нечасто встречаются такие примеры и в мировой истории.
407
ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 1. Д. 4157. Л. 201–205. Эти данные неоднократно публиковались. См.: История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920-х – первая половина 1950-х годов. Собрание документов в 7 томах / Т. 1. Массовые репрессии в СССР / Отв. ред. Н. Верт, С. В. Мироненко. М., 2004. С. 609.
Очевидно, что столь массовые операции не могли продолжаться долго. Со временем все более отчетливо проявлялись разрушительные последствия Большого террора. Аресты хозяйственных руководителей породили хаос в экономике. Падала трудовая дисциплина. Инженеры избегали инициативы, которая в любой момент могла быть объявлена «вредительством». В общем, террор сыграл свою роль в заметном снижении темпов роста экономики [408] . Сокращение численности квалифицированных командных кадров, падение дисциплины и ответственности наблюдалось также в Красной армии. Она пострадала от репрессий настолько, что советскому руководству пришлось в массовом порядке восстанавливать в должностях ранее арестованных или уволенных командиров – тех, кого не успели расстрелять [409] .
408
По официальным данным, прирост промышленного производства составлял: 1936 г. – 28,7 %, 1937 г. – 11,2 %, 1938 г. – 11,8 %. По расчетам современных экономистов, эти цифры составляли соответственно 10,4, 2,3 и 1,1 % (The Economic Transformation of the Soviet Union / ed. by R. W. Davies, M. Harrison and S. G. Wheatcroft. P. 302–303).
409
Всего в 1937–1938 гг. из Красной армии (без учета военно-воздушных сил и флота) было уволено около 35 тыс. командиров, в том числе тех, кто был арестован. На начало 1940 г. около 11 тыс. из них были восстановлены в армии. Таким образом, прямые потери составили 24 тыс. человек. Чтобы оценить масштабы этих потерь, достаточно отметить, что за три года в 1935–1937 гг. из военных академий и училищ были выпущены чуть более 27 тыс. офицеров (Известия ЦК КПСС. 1991. № 1. 186–189). Следует учитывать также, что уволенные и арестованные, а затем восстановленные в армии офицеры получили серьезные моральные травмы, влиявшие на уровень их профессионализма. Потрясения, вызванные массовыми репрессиями и страхом, не могли не затронуть также тех командиров, которые сумели избежать репрессий.
Террор 1937–1938 гг. был причиной роста социальной напряженности и массового недовольства. За два года миллионы людей были расстреляны, заключены в лагеря, депортированы, уволены с работы, выселены из своих квартир или даже из городов за связи с «врагами народа». Было бы наивно предполагать, что такие потрясения и обиды могут пройти бесследно. Задавленное массовым страхом, недовольство все же прорывалось наружу. В 1937–1938 гг. его главным выражением были миллионы жалоб, переполнявших все государственные и партийные инстанции. В Прокуратуру СССР в январе 1937 г. поступило 13 тыс. жалоб, а в феврале-марте 1938 г. уже 120 тыс. [410] Пока неизвестно, сколько писем и заявлений поступало в эти месяцы на имя Сталина и какие из них были отобраны для доклада вождю. Соответствующие материалы секретариата Сталина недоступны или, возможно, не сохранились. Однако у нас нет оснований сомневаться в том, что канцелярия Сталина так же захлебывалась от потока жалоб, как и другие советские учреждения. Вряд ли отзвуки массового отчаяния, горя и разочарований не достигали ушей вождя.
410
ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 37. Д. 112. Л. 16.
Что он думал обо всем этом? Документальные источники ответа не дают. Насколько известно, публично или в узком кругу соратников, никогда и нигде Сталин не ставил под сомнение необходимость и оправданность репрессий 1937–1938 гг. Вряд ли Сталин испытывал сожаление или сочувствие к жертвам террора. Однако оставался политический прагматизм. Продолжение массовых операций грозило нарастанием негативных последствий и хаоса. Осенью 1938 г. Сталин решил поставить точку. Массовые операции были завершены так же централизованно, как и начинались, по приказу Сталина.
Новый поворот от террора к «нормализации» Сталин осуществлял постепенно и расчетливо. В августе 1938 г. первым заместителем Ежова был назначен секретарь ЦК КП Грузии Л. П. Берия. Внешне Ежов оставался в фаворе и силе, но рядом с ним появился человек, которого сам нарком внутренних дел по доброй воле никогда бы не выбрал себе в заместители. Несколько месяцев спустя в письме Сталину Ежов признавал, что в назначении Берии видел «элемент недоверия к себе», «думал, что его назначение – подготовка моего освобождения» [411] . Ежов думал правильно. Не справляясь с нервными перегрузками, он стал еще больше пить, теряя контроль не только над ситуацией, но и над самим собой.
411
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 265. Л. 22.
Два месяца спустя сталинские маневры вокруг НКВД стали еще более активными. 8 октября Политбюро сформировало комиссию, которой поручалось подготовить проект постановления о работе НКВД. Начались аресты сотрудников Ежова. Подручные Берии выбивали из них «показания» против Ежова – так же в свое время подручные Ежова действовали в отношении Ягоды. 17 ноября Политбюро приняло постановление, в котором отмечались успехи в уничтожении «врагов народа и шпионско-диверсионной агентуры иностранных разведок», но также осуждались «недостатки и извращения» в работе НКВД [412] . Это был насквозь лицемерный и лживый документ. Ежова и НКВД фактически обвиняли в том, что они выполняли указания Сталина.
412
Исторический архив. 1992. № 1. C. 125–128.
Вскоре верный, но сделавший свое дело и уже ненужный Ежов был арестован. Как руководителя мифической «контрреволюционной организации» в НКВД его расстреляли. Проделано это было без обычных шумных кампаний. Аккуратность, с какой убирали Ежова, лишний раз свидетельствовала о том, что Сталин опасался вызвать слишком широкий общественный интерес к деятельности НКВД и обстоятельствам проведения Большого террора. Ежов стал очередным «козлом отпущения». Выполнив волю Сталина, он поплатился жизнью за то, чтобы сам вождь оставался вне подозрений, а массовые репрессии воспринимались народом как «ежовщина». Сам Сталин так обрисовал ситуацию своему любимцу авиаконструктору А. С. Яковлеву:
Ежов – мерзавец! Разложившийся человек. Звонишь к нему в наркомат – говорят: уехал в ЦК. Звонишь в ЦК – говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом – оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Многих невинных погубил. Мы его за это расстреляли [413] .
Проведенный под строгим контролем Сталина выход из «большого террора» затронул в основном ежовскую верхушку НКВД. Лишь немногие жертвы массовых операций, в основном те, кто попал в застенки НКВД во второй половине 1938 г., были освобождены. Основные механизмы террора не пострадали, лишь подверглись некоторой переналадке. Но к столь массовым чисткам и расстрелам, как в 1937–1938 гг., Сталин больше не прибегал.
413
Яковлев А. С. Цель жизни. М., 1987. С. 212.