Сталин. Жизнь одного вождя
Шрифт:
Широкий разброс мнений и предположений о мотивах действий Сталина в августе 1939 г. отражает сложность самих предвоенных событий и международных интриг. Однако имеющиеся сегодня документы и свидетельства позволяют с уверенностью говорить о следующем. Советско-англо-французские переговоры действительно продвигались плохо, причем по вине обеих сторон. Сталин находил в этом очередные подтверждения тому, что Запад пытается умиротворить Гитлера за счет СССР. Скорее всего, Сталин считал неизбежной войну Германии с Польшей при любом раскладе сил и вряд ли ошибался. Результаты такой войны были непредсказуемы для СССР. Нацистские силы выходили на советские границы. Предлагая пакт, Гитлер был готов заплатить за него неплохую цену. У Сталина появился шанс без особого риска прирастить советские территории и расширить пояс безопасности, отделявший СССР от набиравшей обороты войны на западе. Свою роль играл японский фактор. Весной 1939 г. начались столкновения советских и японских войск в Монголии. Первоначально события развивались неудачно для Красной армии. Однако ко времени переговоров с Риббентропом были достигнуты решающие победы. Это укрепило позиции Сталина в
В конечном счете в августе 1939 г. Сталин мог чувствовать себя победителем. Он сумел заключить договор с крупнейшей мировой военной силой и отложил свое столкновение с ней на какое-то время, а при благоприятном ходе событий – надолго. Он вернул немалую часть территорий, утраченных Россией два десятилетия назад. Перед Сталиным открывались перспективы дальнейшего балансирования между вовлеченными в войну европейскими державами со всеми преимуществами «третьего радующегося». Конечно, подписание пакта с Германией и секретного протокола бросали тень на коммунистическую репутацию СССР. Но это была сравнительно незначительная неприятность. Заглядывал ли Сталин далеко вперед, рассчитывая создать коммунистическую империю на значительной части Европы? Такие мечты плохо вяжутся с ситуацией 1939 г. Заключал ли он пакт для того, чтобы спровоцировать войну? Не было нужды провоцировать то, к чему мир катился с неизбежностью благодаря агрессии нацистов. Другое дело, что мы уже никогда не узнаем, какой была бы эта война, не подпиши Сталин соглашение с Гитлером и продолжай он тянуть время на переговорах с британцами и французами.
Не узнаем мы и того, каким было бы сегодня отношение к пакту и секретному протоколу, если бы Сталин рассматривал эти документы лишь как фактор сдерживания Германии и не вышел за рамки военно-дипломатического давления на соседей, отданных в его сферу влияния. Скорее всего, в этом случае советско-германские договоренности считались бы не вполне приличными, но обоснованными маневрами прагматичного политика. Однако Сталин был вождем тоталитарной системы. Договор с Германией он использовал не просто для того, чтобы ограничить проникновение нацистов в сопредельные СССР страны, но и чтобы поглотить новые территории. Поглощение в сталинском варианте означало агрессию и кровавые социальные чистки. На обочине Второй мировой войны Сталин развернул свою собственную.
На обочине мировой войны
1 сентября 1939 г. нацистская Германия напала на Польшу. Союзники Польши Великобритания и Франция выступили против Германии. Началась Вторая мировая война. Нацисты быстро сокрушили Польшу. Выступившие в ее поддержку войска британцев и французов разворачивались слишком медленно и не торопились воевать. Вторжение в Польшу Красной армии и линия раздела этой страны между Германией и СССР были определены в ходе переговоров с Риббентропом в Москве. Однако Сталин, как и западные союзники Польши, явно тянул время и не спешил вступать в боевые действия. Он сделал это только 17 сентября, когда исход германо-польской войны стал совершенно очевиден. Сталин явно не хотел связывать себя рисками военных столкновений с поляками и выглядеть агрессором. Красная армия заняла в основном те территории Западной Украины и Западной Белоруссии, которые Польша захватила силой в 1921 г. Выступая от имени украинского и белорусского народов, советская официальная пропаганда подчеркивала именно этот мотив освобождения. Он вполне устраивал и западных политиков, опасавшихся окончательно толкнуть Сталина в объятия Гитлера.
Однако реальная жизнь была слишком далека от образов пропаганды. Включение западноукраинских и западнобелорусских земель в состав СССР мало походило на воссоединение братских народов. Новые территории были вынуждены галопом промчаться по пути советизации и массовых чисток, по которому «старый» СССР двигался уже несколько десятилетий. Западные регионы стремительно приводили к общесоюзным стандартам – ликвидация капиталистического экономического строя, внедрение новой идеологии, уничтожение малейших реальных или потенциальных очагов инакомыслия и противодействия новой власти. Методы «унификации» оставались традиционными – расстрелы, заключение в лагеря и депортация «подозрительных», экспроприация частной собственности и создание колхозов. За считаные месяцы сталинский режим стремился уничтожить любые предпосылки реинтеграции новых территорий и коллаборационизма. Важной частью этой политики было широко известное «Катынское дело». 5 марта 1940 г. Политбюро приняло решение расстрелять многие тысячи кадровых польских офицеров, чиновников, помещиков, фабрикантов, жандармов, а также представителей польской интеллигенции, призванных в армию. Все они находились в лагерях для военнопленных, а также в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии. Всего в апреле-мае 1940 г. в рамках этой операции были расстреляны 21 857 человек [452] . Истребляя польскую элиту, Сталин явно преследовал цель обезглавить потенциальные движения за восстановление довоенного Польского государства.
452
Катынь. Пленники необъявленной войны. Документы и материалы / сост. Н. С. Лебедева и др. М., 1997. С. 390–392, 521.
Более осторожно и постепенно Сталин действовал в Эстонии, Латвии и Литве, тоже переданных в сферу советского влияния. Очень быстро, в конце сентября – октябре 1939 г., советское руководство навязало Эстонии, Латвии и Литве договоры, предусматривавшие создание советских военных баз на их территориях, в том числе в портах на Балтийском море. Выкручиванием рук и запугиванием прибалтийских соседей занимались лично Молотов и Сталин на переговорах с представителями соответствующих правительств в Кремле. Встречи проходили нервно и напряженно. Прибалты сопротивлялись и настаивали на сохранении своего суверенитета и нейтралитета. Молотов угрожал войной и выдвигал самые жесткие требования. Сталин «мягко стелил» и соглашался на малозначимые компромиссы, например на некоторое сокращение советских воинских контингентов. Похоже, что упрямство слабых соседей раздражало Сталина, но он сдерживал свои эмоции. По свидетельству министра иностранных дел Латвии, Сталин во время выступлений участников переговоров писал, рисовал, прохаживался по кабинету, хватал книги и газеты. В острые моменты он вмешивался и уводил переговоры в сторону, долго рассуждая на отвлеченные этнографические и исторические темы [453] .
453
Latvian-Russian Relations. Documents. Washington D. C., 1944. P. 196–197.
Сила, несомненно, была на стороне Сталина. На границах небольших балтийских стран уже сосредоточились значительные подразделения Красной армии. Германия – в тех условиях единственный реальный противовес Советскому Союзу – действовала в согласии с ним. Однако Сталин не торопился получить все и сразу, прибегая к своему обычному способу дозировки действий. Пока советские войска входили в Латвию, Литву и Эстонию, 25 октября 1939 г. Сталин объяснял руководителю Коминтерна Г. М. Димитрову свою тактику:
Не забегать вперед! […] Надо выдвигать лозунги, соответствующие данному этапу войны […] Мы думаем, что в пактах взаимопомощи (Эстония, Латвия, Литва) нашли ту форму, которая позволит нам поставить в орбиту влияния Советского Союза ряд стран. Но для этого нам надо выдержать – строго соблюдать их внутренний режим и самостоятельность. Мы не будем добиваться их советизирования. Придет время, когда они сами это сделают! [454]
В последних словах Сталина, очевидно, заключалась его конечная цель – советизация и поглощение стран и территорий, отошедших по пакту Молотова – Риббентропа в советскую зону влияния. Историческим оправданием этого курса могло быть очевидное стремление Сталина вновь собрать воедино Российскую империю. Военно-стратегическим – угроза войны и обеспечение безопасности СССР на дальних подступах к потенциальному театру военных действий. Однако неопределенность на основных фронтах мировой войны заставляла Сталина выжидать. Он балансировал между противоборствующими сторонами, предпочитая не раздражать без лишней надобности Великобританию и Францию, а тем более нацистского вождя. Это правило соблюдалось даже в мелочах. Относительную осторожность Сталина в этот период выдает его реакция на сообщение из Белоруссии о выступлении на сессии республиканского парламента командующего армейской группой В. И. Чуйкова. Опьяненный легкой победой в Польше, красный полководец, речь которого транслировалась по радио, закидывал шапками всех врагов: «Если партия скажет, то поступим по песне – даешь Варшаву, дай Берлин». Разгневанный Сталин дал указание начальнику Чуйкова: «Т. Ворошилову. Чуйков, видимо, дурак, если не враждебный элемент. Предлагаю сделать ему надрание. Это минимум» [455] .
454
1941 год. Кн. 2. С. 595–596.
455
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 66. Л. 13. Резолюция Сталина на шифровке секретаря ЦК компартии Белоруссии Пономаренко, 13 ноября 1939 г.
Однако такая тихая советская экспансия на обочине мировой войны не могла продолжаться до бесконечности. В октябре 1939 г., добившись желаемых уступок от Латвии, Литвы и Эстонии, Сталин взялся за Финляндию, также отданную ему пактом Риббентропа – Молотова. В отличие от трех других балтийских стран, Финляндии были предъявлены более жесткие требования. Помимо военных баз, СССР претендовал на большую часть финской территории вблизи Ленинграда взамен на территориальную компенсацию в других пограничных районах. Формально причины таких требований выглядели вполне убедительно. В условиях войны СССР заботился о защите подходов с Балтийского моря и безопасности Ленинграда, второй столицы и крупнейшего центра военной промышленности. Однако у Финляндии были основания не верить в чистоту помыслов советской стороны. Бывшая провинция Российской империи, получившая независимость в 1917 г., Финляндия подозревала сталинский СССР в имперских амбициях. Финны помнили о страшной гражданской войне 1918 г., во многом спровоцированной коммунистическим соседом. Перед глазами стоял недавний пример Чехословакии, сначала уступившей немцам Судеты, а затем потерявшей все. В общем, финское правительство ответило категорическим отказом. Сталин решил добиться своего силой.
В конце ноября Красная армия вторглась в Финляндию. По всем меркам война представлялась быстрой и победоносной. Достаточно сказать, что в маленькой Финляндии в это время проживало не более 4 млн человек, в сорок с лишним раз меньше, чем в СССР. Совершенно несопоставимыми были территории, экономические ресурсы и военная мощь двух стран. 26 финским танкам с самого начала войны противостояло 1500 советских. Причем у СССР были возможности существенно увеличить свою военную группировку, что и произошло в последующие месяцы. Опираясь на абсолютное военное преобладание, Сталин решил реализовать в Финляндии иную модель поглощения, чем в Латвии, Эстонии и Литве. В обозе Красной армии на финскую территорию выдвинулось так называемое «народное правительство Финляндии», состоявшее из подобранных в Москве коммунистов.