Сталинград. Том третий. Над нами мессеры кружили
Шрифт:
– Но помни, говнюк, ни жалоб, ни писем, ни звонков в канцелярию гауляйтера Коха…У меня длинные руки, и я достану тебя хоть в аду.
Глава 6
Естественно, стороннему человеку, будь он даже боевой офицер, не просто завоевать авторитет в только, что сформированном, ещё пахнущем свежими ремнями и ваксой подразделении. Завоевать доверие и того сложнее. Но после той достославной истории с мэром заштатного Плоэрмеля в Бретани, уважение у танкистов к своему командиру утроилось.
Миру давно известно: слово-серебро, поступок-золото. На войне, в экстремальных условиях, это суждение из постулата окончательно переходит в аксиому, т.е. в самоочевидную истину, не
Что ж, полковник фон Дитц и впрямь доказал свои командирские качества, сделал для своих бойцов невозможное. Теперь они прибывали в замке Griffon, как у Христа за пазухой. И, не смотря на крутой нрав командира и жестокую дисциплину, которую с первого дня завёл в своём «зверинце» фон Дитц, в общем и целом всё шло гладко. Даже до их отправки в Россию, где они должны были получить настоящее боевое крещение и на своей шкуре узнать «почём фунт лиха», Отто крепко сдружился с этими ребятами. И, право, казалось, будто всегда был с ними.
Однако, помимо напряжённых тактических учений, ежедневной огневой подготовки и практических занятий водителей-механиков в ремонтных цехах, неотъемлемой частью их нахождения во Франции, конечно же, было и красное вино, к которому все они пристрастились, особенно австрийцы. Не было вечера, когда бы дежурному по казармам не приходилось вскакивать с постели и укладывать подгулявших австрийцев.
Дежурный обычно не имел возможности вырубить свет, поскольку более половины батальона составляли военнослужащие унтер-офицерского состава, которые выполняли обязанности водителей, наводчиков и командиров экипажей. Заместителю фон Дитца, майору Ульриху Зассу, – почти всегда самому приходилось объявлять отбой. Но обычно это не происходило до тех пор, покуда он сам не осушал предложенную ему кружку вина и не прослушивал венской песни. На донесения майора Засса, барон сухо отвечал:
– Простим им эту слабость, Ульрих. Впереди смерть. Кто из них вернётся домой?..
На эти поздние посиделки за бутылкой вина, барон смотрел сквозь пальцы. Боевая практика в песках Северной Африки показала: солдаты Вермахта дрались отчаянней, если накануне командир дозволял им опрокинуть за свою грешную душу и за здоровье родных стаканчик другой вина. Зато барон не давал послабки ни себе, ни кому другому, что касалось обязательной муштры и построений. Его парни не изображали «лишь бы, лишь бы» движение, когда появлялось начальство, но исполняли все действия и приказы, как заведённые. Что же касается остального, молодой барон, как и его батальон, был счастлив возможности насладиться последними, мирными днями перед отправкой в варварскую Россию.
Как только ударно-штурмовой танковый батальон был полностью укомплектован техникой и людьми, были сформированы и команды по транспортировке «тигров» на Восточный фронт.
Одна из таких команд была вверена Отто, поэтому пришлось ещё на несколько дней задержаться в Париже. Великий, окутанный легендами и былой славой Наполеона Бонапарта, город, равно и его жители весьма интересовали фон Дитца, хотя трудно было поддерживать с ними разговор. Тем неменее он был искренне удивлён, как вели себя Парижане. Видит Бог, они проиграли войну, но ни слова не было сказано в упрёк их солдатам! Надо отдать должное: они также воздерживались от всякой критики и в адрес оккупантов. Возможно, потому, что город был набит, как бочка сельдью, агентами и спецслужбами гестапо и СД. Офицеры в пивных и бистро говорили, что шеф внешней разведки СД бригаденфюрер СС Вальтер Шеленберг и шеф гестапо группенфюрер СС Генрих Мюллер частые гости на Елисейский полях. Возможно, поэтому…Но Отто больше склонялся к другому: просто постоянно чернить собственное имя, в мире характерно двум нациям – русским и немцам.
Между тем, германские оккупационные войска в Париже вели себя так, будто Вторая мировая война уже кончилась и выиграна. Это праздное поведение поражало и бесило Отто одновременно.
И ещё, чёрт возьми, в одном он был абсолютно уверен. Все последние годы, он, как будто, заворожённый следовал по зову самой Смерти…А она безносая сука, как известно, никогда ничего не обещает зря.
* * *
…И вот теперь он был на Восточном фронте, и готовился вместе с другими частями выдвинуться к Сталинграду.
«Ну…и кто же из нас теперь прав? – он мысленно обратился к покойному отцу. – Ты или я? «Сумасшедший», по твоим словам, фюрер – завоевал всю Европу. Мы почти дошли до Москвы…Теперь наши доблестные войска сосредоточены в бассейне Дона и Волги…Ещё один, последний рывок и мы, будь я проклят, сломаем хребет Советам. – Он с хищной усмешкой посмотрел в чёрную глубину мерцавшего кофе. – И какая, в конце концов, разница кому поклоняется наш фюрер Дьяволу или Богу? Коммунисты, с которыми мы воюем уже второй год, вообще, отвергли и Бога, и Дьявола. Они покланяются лишь своему усатому людоеду Сталину, ну так, что с того?…Прав тот за кем победа, отец. «А победа, всегда на стороне сильнейшего», как писал твой любимый Ницше».
– Нет, что ни говори…А философия нацизма, фашистская идеология – вот лавровый, золотой венец и триумфальный штандарт Германии! Две тысячи залпов чертей, как жаль, что ты не видишь наших грандиозных успехов, отец. Поколение восемнадцатилетних – девятнадцатилетних немцев, которые идут следом за нами и о коих всегда болело твоё благородное сердце, уже взросло на победных маршах Германии. Скоро весь мир падёт к нашим ногам! Твои опасения были напрасны…Прагматичные теории «Майн кампф» оказались: не только универсальны и патриотичны, не только утешительны, но и спасительны в трагический час для германской нации. Я потрясён каким простым, чистым и прозрачным стал наш мир при фюрере. Видит Бог! Нордическая раса, чьим знаменосцем являемся мы – немцы, творит всё прекрасное и ценное! А подлый, скользкий как жаба, хитроумный жид, который во все века олицетворял порок – зло и был ножом в спине Германии, наконец-то наказан и предан очистительному огню.
* * *
Ещё в феврале 1933 года, главное управление прессы и пропаганды Немецкого студенческого союза в Берлине – сообщило, что с 12 марта по 10 мая пройдёт всегерманский «культпоход», точнее, «просветительский поход» против не арийского духа». Далее следовал текст, который воодушевил не только студентов, но и другие слои граждан. Отто помнил его почти наизусть и даже теперь, по прошествии лет, мог воспроизвести его едва ли не по всем пунктам:
«Еврейский дух, зловонно проявляющий себя во всей необузданности в мировом натравливании всех против вся и нашедший своё выражение также в немецких писаниях, должен быть искоренён, равно как и вообще гнилой либерализм. Немецкие студенты не хотят оставаться на почве бесплотного протеста, они жаждут чётких, действенных мер для образумления и создания подлинно народных ценностей. Это выражено в 12 тезисах немецкого студенчества, которые с 13 апреля будут публично и недвусмысленно провозглашены:
Язык и письменность коренятся в народе. Немецкий народ несёт ответственность за то, что бы его язык и его письменность оставались бы чистым и нефальсифицированным выражением его народности.
Сейчас разверзлась бездонная пропасть между написанным и немецкой народностью. Это расстояние – величайший позор.
Чистота языка и написанного зависит исключительно от тебя! Твой родной народ передал тебе язык для сохранения.
Наш опаснейший враг – жид и тот, кто у него в кабале.
Еврей может думать только по-еврейски. Если он пишет по-немецки, он лжёт. Но и немец, который пишет по-немецки, а думает не по-немецки, – предатель. Студент, которой пишет по-немецки, а думает не по-немецки, кроме того, бездумен и не знает своей задачи.