Сталинград
Шрифт:
Да что там говорить, если в боях был тяжело ранен даже сам комполка Грущенко и его заместитель капитан Николай Александрович Аричев! Учитывая же, что начальник штаба капитан Николай Петрович Белов был ранен еще раньше, потеряв глаз 24 августа (он еще какое-то время оставался в строю, но затем его отправили в госпиталь), обескровленный полк, все же занявший высоту, был фактически обезглавлен. И Грущенко, перед тем как его эвакуировали, назначил меня своим исполняющим обязанности…
Что же, я принял полк и принялся энергично налаживать оборону на занятой высоте, заваливая руководство просьбами о пополнении и усилении огневыми средствами. Действовал по принципу «проси по максимуму, может, что и дадут» и едва не был снят с должности новым начальником, командиром соседней, 149-й отдельной стрелковой бригады, подполковником Василием Александровичем Болвиновым. Мой полк оказался на стыке двух бригад, 115-й и 149-й осбр, при этом в оперативном подчинении его передали как раз Болвинову. Собственно, его я достал настолько, что подполковник реально захотел меня снять, однако бюрократическая путаница помешала ему сделать это быстро.
Начавшееся 18 сентября наступление на север, навстречу частям 66-й армии (последние, в свою очередь, пытались прорваться к окруженной 62-й генерала Чуйкова), расставило все по своим местам. Первый батальон Сиделева (его я хоть и крепко журил за потери 27 августа, но, подучив, двинул на повышение за смелость и волевой характер) сумел занять курганы севернее нашей высоты. При этом потери в нем были гораздо меньшими, чем во втором батальоне бригады, действующей справа. Болвинов, человек пусть и резкий, но ценящий солдатские жизни, а также инициативу в подчиненных (и сам являющийся неплохим тактиком), наши успехи оценил, и позже у меня с ним сложились вполне нормальные рабочие отношения.
Я также сменил тактику и просил лишь то, что было жизненно необходимо, зато получал это быстро и без промедлений. Так что к концу сентября в моем распоряжении имелся полноценный полк численностью более тысячи человек! А также полноценная рота ПТР, штатно укомплектованные «максимами» пулеметные роты и приданная мне артиллерия 1186-го противотанкового полка. Правда, всего лишь дивизион из девяти противотанковых сорокапяток и трехорудийная батарея «полковушек», но хоть что-то! Из собственной артиллерии полка уцелели еще две сорокапятки, а на минометную роту я поставил способного и инициативного Игната Косухина, стребовав для него три полковых 120-мм миномета с расчетами. Удалось выпросить даже дюжину снайперских мосинок и сформировать в полку уже полноценную снайперскую группу!
А в целом сентябрь прошел относительно спокойно. Благодаря помощнику я сумел предотвратить окружение второго батальона в районе речки Орловки и не допустил больших потерь во время его прорыва. Так что, не считая боев 18 и 19 сентября, тяжелых, кровопролитных схваток удавалось избегать вплоть до 29-го числа, когда началось масштабное немецкое наступление…
Но если на северном участке обороны в сентябре все было относительно спокойно, в самом городе кипело кровавое сражение. К моменту, когда основные силы 6-й армии Паулюса и панцеры 4-й танковой армии Гота подошли к Сталинграду, его уже заняли готовые к битве части 62-й и 64-й советских армий. При этом непосредственно город защищала 62-я армия Чуйкова Василия Ивановича по прозвищу Генерал-штурм.
Свое прозвище Чуйков заслужил именно в Сталинграде, проявив себя как настоящий гений в организации уличных боев. Немцы превосходили советские войска численно, имели подавляющее преимущество в средствах усиления, особенно бронетехнике и артиллерии. Причем тяжелые советские гаубицы вели огонь из-за Волги, что не могло не сказаться на их точности, плюс немцы, как обычно, имели превосходство в воздухе, хотя сопротивление «сталинских соколов» и крепчало день ото дня.
Чуйков строил оборону таким образом, чтобы советские траншеи и узлы обороны находились от немецких на близком расстоянии, иногда буквально на дистанции в бросок гранаты. В условиях городских боев это оказалось возможным, и фрицам практически сразу стало гораздо сложнее эффективно использовать пикирующие бомбардировщики и массированные артобстрелы, так как под огонь попадали и свои…
Гораздо более сложным и проблематичным было использование и германских танков. Несмотря на то что город не был разрушен бомбардировкой 23 августа и не превратился в огромный лабиринт из тупиков и завалов, непроходимых для немецких «коробочек», уличные бои сразу вскрыли уязвимость вражеских машин.
Один из вариантов новой тактики борьбы с германской бронетехникой выглядел примерно так. В центре города добротные каменные подвалы угловых домов (чаще всего на перекрестках) превращались в минидоты, внутрь которых затаскивали пулеметы и противотанковую артиллерию. А когда приближались немецкие «коробочки», верхние этажи прилегающих зданий скрытно занимали небольшие штурмовые группы. Взяв с собой по максимуму противотанковых гранат, бутылок с КС, бронебойных ружей, они ждали, когда первый в колонне танк или самоходка вступят в бой, после чего открывали губительный огонь сверху, целя в наиболее уязвимые места панцеров. Броня их поверху не превышает двадцати миллиметров (по факту она даже меньше), а расстояние огневого контакта варьировалось от пятидесяти до двухсот метров, так что расчеты ПТР редко промахивались и еще реже жгли патроны напрасно. Целили прежде всего в головные, а затем в замыкающие машины, после чего замершая, неспособная развернуться бронетехника практически гарантированно уничтожалась в бою. К слову, десантные отсеки «ганомагов», открытые сверху, были уязвимы и для обычного стрелкового оружия…
Впрочем, успешных танковых засад, в которых гибли именно колонны вражеских машин, было раз-два и обчелся, но общая тактика их оказалась в целом эффективна и различалась в зависимости от ситуации. Например, на улице устанавливали и маскировали противотанковые мины, а небольшие группы, участвующие в засаде, укрывались в соседних домах. Далее следовал подрыв бронемашины, и тут же начинался губительный обстрел сверху… Или проезжую часть перегораживали чем-то вроде импровизированных баррикад из строительного мусора, а подходы к ним прикрывали замаскированными до времени противотанковыми орудиями или расчетами ПТР, способным вести фланкирующий огонь…
К осени 42-го ни для кого уже не было секретом, что старший и особенно высший командный состав РККА воюют, не считаясь с потерями. Что комбатов, комполков и командиров повыше редко наказывают за большие потери личного состава (кроме случаев окружения или бегства). Что массовая гибель бойцов считается признаком прежде всего ожесточенных боев и волевых качеств командиров, сражающихся едва ли не до последнего человека… Но вовсе не их неумелых действий и неспособности спланировать и провести бой, грамотно используя имеющиеся средства усиления. Правда, последние до настоящего времени были в дефиците, но о «растратных» лобовых атаках в войсках ходят мрачные и, к сожалению, правдивые слухи.
Однако в Сталинграде, особенно в частях 62-й армии Чуйкова, ситуация отличалась коренным образом. Василий Иванович довольно быстро понял, прочувствовал специфику уличных боев, где было гораздо эффективнее воевать не батальонами, ротами и даже не взводами, а небольшими штурмовыми группами численностью до отделения, до предела насыщенными автоматическим оружием и гранатами. Ведь тут многое зависит уже от инициативы и умелых действий младшего командирского состава, от рядовых бойцов, не обремененных зачастую суетливыми и бестолковыми приказами вроде «давай-давай!», «только вперед!» и прочих. А в бесчисленных схватках с противником происходит своеобразная селекция, благодаря которой вперед выдвигаются не приспособленцы и карьеристы, а люди действительно способные эффективно драться, вести за собой подчиненных и грамотно ими руководить.
Нацисты окрестили сентябрьские бои в Сталинграде «крысиной войной». Только, в отличие от русских, фашисты признают крыс как пусть небольших, но вертких, стремительных и опасных хищников. И с этой позиции термин «крысиная война» имеет уже совершенно иное значение… К тому же русские штурмовые группы действительно чаще действуют ночью, активно используя систему подземных коммуникаций в центре города. Ее используют и фрицы, однако советские части сражаются на своей земле, им помогают и местные, не успевшие эвакуироваться жители, им доступны довоенные схемы коммуникаций с подробным расположением удобных для использования ходов. В итоге небольшие советские группы умудрялись зайти глубоко в тыл фрицам, вырезая посты, уничтожая гранатами огневые точки противника, минометные и артиллерийские батареи.