Сталинградская битва
Шрифт:
Военная разведка доносила в Генеральный штаб: "Германия готовится к решительному наступлению на Восточном фронте, которое развернется вначале на южном секторе и распространится в последующем к северу... Наиболее вероятный срок весеннего наступления - середина апреля или начало мая 1942 г."{29}.
Об этом же 23 марта органы госбезопасности сообщили в ГКО: "Главный удар будет нанесен на южном участке с задачей прорваться через Ростов к Сталинграду и на Северный Кавказ, а оттуда по направлению к Каспийскому морю. Этим путем немцы надеются достигнуть источников кавказской нефти"{30}.
Однако данные разведки не были полностью учтены. Ставка и Генштаб исходили из того, что самая сильная группировка вермахта в составе 70 дивизий продолжала
По свидетельству маршала Г. К. Жукова, Верховный Главнокомандующий считал, что летом 1942 г. противник в состоянии будет наступать одновременно на двух стратегических направлениях - западном и на юге страны. Но и Сталин больше всего опасался за московское направление{32}. В дальнейшем выяснилось, что этот вывод не подтвердился развитием событий.
Оценка обстановки показывала, что ближайшая задача должна заключаться в активной стратегической обороне советских войск, накоплении мощных обученных резервов, боевой техники и всех необходимых материальных средств с последующим переходом в решительное наступление. Эти соображения в середине марта были доложены Верховному Главнокомандующему Б. М. Шапошниковым в присутствии А. М. Василевского. После этого работа над планом летней кампании продолжалась.
Генеральный штаб правильно считал, что, организуя временную стратегическую оборону, советская сторона не должна при этом вести наступательные действия большого масштаба. Сталин, плохо разбиравшийся в вопросах военного искусства, не согласился с этим мнением. Г. К. Жуков поддерживал Б. М. Шапошникова, но считал, однако, что в начале лета на западном направлении следует разгромить ржевско-вяземскую группировку, удерживавшую обширный плацдарм относительно недалеко от Москвы{33}.
В конце марта Ставка вновь обсуждала вопрос о стратегическом плане на лето 1942 г. Это было при рассмотрении представленного командованием Юго-Западного направления плана проведения в мае большой наступательной операции силами Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов. "Верховный Главнокомандующий согласился с выводами и предложениями начальника Генштаба,- пишет А. М. Василевский,- но приказал одновременно с переходом к стратегической обороне предусмотреть проведение на ряде направлений частных наступательных операций: на одних - с целью улучшения оперативного положения, на других - для упреждения противника в развертывании наступательных операций. В результате этих указаний было намечено провести частные наступательные операции под Ленинградом, в районе Демянска, на смоленском, львовско-курском направлениях, в районе Харькова и в Крыму".
Как расценивать то обстоятельство, что столь авторитетный военный деятель, как Б. М. Шапошников, возглавлявший высшее военное учреждение страны, не пытался отстоять свои предложения по вопросу, от правильного решения которого так много зависело? А. М. Василевский объясняет это следующим образом: "Многие, не осведомленные о тех трудных условиях, в которых приходилось работать Генеральному штабу в минувшую войну, могут справедливо обвинять его руководство в том, что оно не сумело доказать Верховному Главнокомандующему отрицательные последствия решения обороняться и наступать одновременно. В тех условиях, когда чрезвычайно остро ощущался недостаток в подготовленных резервах и в материально-технических средствах, ведение частных наступательных операций являлось недопустимой тратой сил. События, развернувшиеся летом 1942 года, воочию показали, что только переход к временной стратегической обороне по всему советско-германскому фронту, отказ от проведения наступательных операций, таких, например, как Харьковская, избавили бы страну и ее вооруженные силы от серьезных поражений, позволили бы нам значительно раньше перейти к активным наступательным действиям и вновь захватить инициативу в свои руки.
Допущенные Ставкой и Генеральным штабом просчеты при планировании боевых действий на лето 1942 года были учтены в дальнейшем, особенно летом 1943 года, когда принималось решение о характере боевых действий на Курской дуге"{34}.
Историки минувшей войны еще не исчерпали изучения проблемы планирования летней кампании 1942 г., она нуждается в дальнейших углубленных исследованиях. При этом следует учитывать и то общее положение, что неудачи советских войск весной и летом 1942 г. не являлись неизбежными{35}.
Красная Армия и обеспечивающий ее борьбу тыл страны к началу второго года войны располагали силами и средствами если и не во всем достаточными, то в главном позволяющими не допустить нового глубокого проникновения гитлеровских войск в жизненно важные районы Советского Союза. После успехов зимнего наступления Красной Армии у советского народа окрепла уверенность в неизбежности разгрома фашистской Германии. Накануне летне-осенней кампании 1942 г. отсутствовало отрицательное" воздействие на борьбу Красной Армии и всего народа фактора внезапности, что имело место в начале войны. Временные факторы постепенно теряли свою эффективность, тогда как постоянно действующие факторы оказывали растущее влияние во всех сферах борьбы. Все более заметную роль приобретал опыт участия советских войск в современной большой войне. Первый ее год был серьезным экзаменом для всего командного и политического состава, большинство которого приобрело и закалку, и то умение, которое дается только практикой. В огне войны совершенствовались знания, проверялись способности и таланты тех, кто руководил боевыми действиями войск. Имена многих военачальников и политработников стали известны всей стране. На полях сражений проверялась боевая и моральная мощь Советских Вооруженных Сил, которые в сложных условиях сорвали план "молниеносной" войны фашистской Германии против СССР. Массовый героизм советских воинов стал нормой их действий в Великой Отечественной войне.
Вместе с тем к весне 1942 г. Красной Армии не хватало обученных резервов, а формирование новых соединений и объединений существенно лимитировалось уровнем производства новейших типов вооружения. В этих условиях наиболее целесообразное использование имеющихся сил и средств приобретало особое значение, так как противник располагал большими возможностями для продолжения агрессивной войны. В этом отношении советская сторона получила вполне реальное представление о силе и профессиональных качествах войск вермахта, об особенностях их действий в наступательных и оборонительных операциях.
Советское Верховное Главнокомандование верно оценивало общее соотношение сил в войне СССР против фашистской Германии, но ближайшие перспективы развития вооруженной борьбы зависели от принятия правильных стратегических решений. Ожидая, что противник основной удар будет наносить на центральном направлении, Ставка сосредоточивала стратегические резервы в районах Калинина, Тулы, Тамбова, Борисоглебска, Вологды, Горького, Сталинграда, Саратова, считая, что в зависимости от развития событий на фронте они могут быть использованы как на юго-западном, так и на западном направлении{36}. Однако реальное развитие событий не вполне оправдало эти расчеты.
Таким образом, Ставка наметила на весну и лето 1942 г. наряду с переходом к обороне наступательные операции в районе Ленинграда, у Демянска, на орловском направлении, в районе Харькова, в Донбассе и Крыму. Успешное проведение этих операций могло бы привести к де блокированию Ленинграда, разгрому демянской, харьковской и других группировок вражеских войск. Это обусловливалось стремлением максимально приблизить сроки изгнания фашистских захватчиков с советской земли. Однако в то время еще не было достаточных предпосылок для этого и принятое Ставкой решение было ошибочным.