Сталинградская битва
Шрифт:
Продолжая развивать наступление на север вдоль р. Северский Донец, противник поставил в тяжелое положение группировку войск Юго-Западного фронта, осуществлявшую наступательную операцию с барвенковского выступа. Возникла непосредственная опасность окружения этой группировки. Обстановка была тем более угрожающей, что в это же время 6-я немецкая армия генерала Паулюса развертывала наступление из района восточнее Харькова и южнее Белгорода против 28-й армии Юго-Западного фронта.
Вечером 17 мая командование Юго-Западного направления запросило у Ставки подкреплений для Южного фронта. Резервы были выделены, но они могли прибыть в район боевых действий спустя два-три дня, т. е. 20-21 мая. Учитывая это, Генеральный штаб внес предложение о немедленной приостановке операции. Однако Ставка сочла, что меры, принимаемые командованием направления (контрудар двух танковых корпусов и одной стрелковой дивизии), способны исправить положение. 18 мая обстановка на барвенковском
По поводу этой ситуации Маршал Советского Союза Г. К. Жуков писал, что И. В. Сталин, ссылаясь на доклады Военного совета Юго-Западного фронта о необходимости продолжения наступления, отклонил соображения Генштаба. "Существующая версия о тревожных сигналах, якобы поступавших от военных советов Южного и Юго-Западного фронтов в Ставку, не соответствует действительности. Я это свидетельствую потому, что лично присутствовал при переговорах Верховного"{50}.
Только 19 мая Военный совет Юго-Западного фронта понял всю глубину возникшей опасности и стал принимать меры к отражению наступающего врага, но время уже было упущено. Вечером этого дня Ставка приняла решение о прекращении наступления и повороте значительной части сил 6-й армии Юго-Западного фронта для отражения удара противника и восстановления положения. Но, как показал дальнейший ход событий, это решение оказалось запоздалым.
23 мая войска армейской группы "Клейст" и 6-й армии Паулюса, наступавшие по сходящимся направлениям, соединились в районе 10 км южнее Балаклеи. Харьковская группировка советских войск, действовавшая на барвенковском выступе, попала в окружение западнее р. Северский Донец. В последующие дни, с 24 по, 29 мая, эти войска с тяжелыми боями отдельными отрядами и группами прорывались из окружения и переправлялись на восточный берег Северского Донца, 28-я армия Юго-Западного фронта, не выдержав натиска противника, к 22 мая отошла на исходный рубеж.
Наступление советских войск в районе Харькова, проведенное в мае 1942 г., закончилось тяжелым поражением на барвенковском выступе. Войска Юго-Западного и Южного фронтов в итоге этой неудачной операции были ослаблены. Развивая достигнутый успех, противник с 10 по 26 июня провел две частные наступательные операции - на волчанском и купянском направлениях, заставив войска левого крыла Юго-Западного фронта отойти за р. Оскол.
Серьезная неудача советских войск в районе Харькова имела далеко идущие последствия. Гитлеровцы добились здесь результатов, которые резко изменили соотношение сил на южном крыле фронта. Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин в своем обращении к Военному совету Юго-Западного фронта{51} 26 июня 1942 г. отмечал, что Харьковская операция, наполовину выигранная, завершилась катастрофой на всем ЮЗФ. Эту катастрофу он сравнил по ее пагубным результатам с катастрофой Ренненкампфа и Самсонова в первую мировую войну (Восточная Пруссия, 1914 г.). Подчеркнул ответственность за ошибки Баграмяна, Тимошенко и Хрущева, всех членов Военного совета. "Если бы мы сообщили стране во всей полноте о той катастрофе - с потерей 18-20 дивизий, которую пережил фронт и продолжает еще переживать, то я боюсь, что с вами поступили бы очень круто. Поэтому вы должны учесть допущенные вами ошибки и принять все меры к тому, чтобы впредь они не имели место"{52} . Несомненно, важный урок из этих событий извлекло и Верховное Главнокомандование. "При строго научном анализе событий под Харьковом,- писал маршал И. X. Баграмян,- можно без преувеличения сказать, что исход их мог стать в корне иным лишь в том случае, если бы Юго-Западное направление своевременно получило резервы стратегического масштаба.
В этом смысле характерно последующее развитие событий. Только когда наши основные стратегические резервы переместились на юг, Советские Вооруженные Силы осенью 1942 года одержали блистательную победу под Сталинградом"{53}.
Второй год войны начинался в обстановке тяжелых оборонительных сражений. Крупные неудачи в Крыму и под Харьковом способствовали последующему наступлению немецко-фашистских войск и их прорыву к Волге у Сталинграда, вторжению на Кавказ. Причины этих трагических для советского народа событий долгое время не исследовались. Затем в исторической и мемуарной литературе было сказано главное о них, а допущенные ранее субъективистские оценки стали преодолеваться{54}.
Осмысливание фактов прошлого показывает, что наличие объективных условий и предпосылок для борьбы против опасного и сильного противника само по себе не гарантирует от неудач. Необходимо еще правильно использовать имеющиеся ресурсы и силы.
Суровый опыт войны по-настоящему помогал овладевать искусством руководства вооруженной борьбой, поднимал его уровень. Этот сложный процесс охватывал все звенья командных кадров, в том числе фронтовые и армейские. Обобщая накопленный Красной Армией почти за год войны с фашистской Германией боевой опыт, 17 мая 1942 г. Ставка в директиве
Разъясняя это, Ставка предоставила право командующим фронтами "менять в ходе операции разграничительные линии между армиями фронта, менять направление ударов отдельных армий в зависимости от обстановки, с тем чтобы впоследствии сообщать об этом Ставке"{55}. Командующим фронтами предлагалось немедленно разъяснить эти указания командующим армиями.
Затем до сведения Военных советов фронтов и армий была доведена директива Ставки от 4 июня 1942 г., в которой давался анализ причин поражения войск Крымского фронта в боях с 8 по 20 мая. В директиве отмечалась несостоятельность руководства войсками в ходе Керченской операции со стороны командования фронта, представителя Ставки, командующих некоторыми армиями, что говорило о непонимании ими "природы современной войны". Указывалось на отсутствие в войсках Крымского фронта сильных вторых и третьих эшелонов, развернутых на рубежах в глубине обороны. "Командование Крымского фронта растянуло свои дивизии в одну линию, не считаясь с открытым равнинным характером местности... После прорыва противником линии фронта командование оказалось не в силах противопоставить достаточные силы наступающему противнику"{56}. Отмечалось опоздание с организацией контрудара. Вражеская авиация разбомбила командные пункты фронта и армий, нарушила проводную связь на КП штаба фронта и армий, расстроила узлы связи, а радиосвязь по халатности штаба фронта "оказалась в загоне". Командование фронта, говорилось в директиве, не организовало взаимодействия армий между собой и совершенно не обеспечило взаимодействия наземных сил с авиацией фронта{57}. В обстановке, когда стала ясна необходимость планомерного отвода армий фронта на позиции Турецкого вала, приказ Ставки об этом не был своевременно выполнен. "Опоздание на два дня с отводом войск явилось гибельным для исхода всей операции"{58}. Командование фронта отдавало приказы без учета обстановки на фронте, не зная истинного положения войск.
Об операции под Харьковом и влиянии ее исхода на последующее развитие событий на советско-германском фронте немало сказано в зарубежной историографии. Курт Типпельскирх, бывший гитлеровский генерал, по этому поводу высказался так: "Для запланированного немецкого наступления попытка русских помешать ему была только желанным началом. Ослабление оборонительной мощи русских, которого было не так-то легко добиться, должно было существенно облегчить первые операции. Но требовались еще дополнительные приготовления, которые заняли почти целый месяц, прежде чем немецкие армии, произведя перегруппировку и пополнив все необходимое, смогли начать наступление"{59}.
Иначе оценивает это событие английский военный историк Дж. Фуллер. Он пишет: "1 июня немцы объявили о полной победе, однако для них это наступление явилось неприятным событием"{60}. Не касаясь субъективной стороны этих высказываний (являлось ли это наступление "желанным" или "неприятным" для врага), отметим лишь, что поражение советских войск под Харьковом и на Керченском полуострове, а также эвакуация Севастополя резко изменили обстановку на южном крыле советско-германского фронта и способствовали тому, что противник вновь захватил стратегическую инициативу. Соотношение сил на этом участке фронта изменилось в пользу врага. Кроме того, ликвидировав барвенковский выступ советских войск, противник занял выгодные для него исходные позиции для развертывания дальнейшего наступления.
Таким образом, в мае и июне 1942 г. события на фронте развивались если и не в полном соответствии с общим замыслом немецкого верховного командования, то, во всяком случае, в целом они были неблагоприятны для советской стороны. Проводя намеченные операции, этап за этапом, противник последовательно приближался к осуществлению решительного наступления на южном крыле советско-германского фронта. Директива No 41 ставила перед гитлеровскими войсками в качестве одной из основных целей "разбить и уничтожить русские войска, находящиеся в районе Воронежа, южнее его, а также западнее и севернее реки Дон". В начале июня в развитие указанной директивы немецко-фашистское командование разработало планы наступательных операций на воронежском и кантемировском направлениях. Проведением этих операций должно было начаться запланированное врагом большое наступление летней кампании 1942 г.