Сталинградская Богородица
Шрифт:
На самом же деле у генерала Ямаситы было не 60 тыс. а всего 36 тыс. Но и численность англичан японская разведка очень недооценила, считала, что их 30 тыс. На 8 февраля Ямасита назначил штурм. Боеприпасов у него было очень мало, но генерал в азарте поклялся победить и велел снарядов не жалеть. У британцев, наоборот, боеприпасов хватало в изобилии, но… они принялись рассуждать о долгой осаде. Предписали расходовать в день не более 20 снарядов на орудие. На шквал японского огня английские батареи ответили реденько и жиденько, а в результате их расстреляли.
Ну а прожекторный полк имел инструкции беречь прожектора, включать их только по особому приказу. Такого приказа полк не получил. В темноте японские плоты и лодки двинулись
Все-таки у Ямаситы было слишком мало солдат. Они теснили англичан шесть дней, но овладели только окраинами острова и предместьями Сингапура. Сам огромный город еще лежал впереди, а японцы совершенно измучились, потеряли 4,5 тыс. человек, достреливали последние снаряды. Ямасита уже озадачился, каким образом можно вывести войска с острова. Но колониальные власти совсем пали духом. Их автомобили остались без бензина, пришлось ходить пешком, и это стало последней каплей. Зазвучали доводы, что дальнейшая оборона только разозлит японцев, приведет к большим жертвам.
Ямасита как раз собирал подчиненных командиров – обсудить, как выкрутиться из затруднительного положения. И в этот момент появился парламентер: осажденные предлагали переговоры об условиях сдачи города. Для Ямаситы это оказалось полной неожиданностью, но он сориентировался мгновенно. Потребовал, чтобы к нему явился самолично британский командующий генерал Персиваль, предъявил ему условие – полная капитуляция, причем немедленно! Тот пробовал торговаться, просил отсрочку. Но Ямасита понимал: англичане могут разобраться, что японцам приходится туго. Насел на Персиваля, орал, и он сломался. Тут же, из вражеского штаба, отдал приказ сдаваться. Японцам достались более 80 тыс. пленных, колоссальные запасы оружия и имущества. Победу праздновала вся Япония – ее признавали куда более грандиозной, чем взятие Порт-Артура в 1904 г.
Впрочем, победы сыпались на Страну восходящего солнца повсюду. Ее армии вторглись в Бирму, в Индонезию. У голландцев здесь располагалось 65 тыс. солдат, разбросанных по многочисленным островам. Японцы выделили на это направление 50 тыс. штыков, но они действовали компактными группировками и захватывали острова по очереди. Борнео, Целебес, Амбон, Бали, Суматру. На помощь голландцам стали прибывать английские, австралийские, американские войска. Но японцы не уступали инициативу, продвигались стремительными прыжками от острова к острову. А у союзников царила неразбериха. У тех же голландцев, англичан, американцев были свои командиры, договаривались между собой кое-как. Союзные эскадры тоже представляли собой сборную солянку. Японский флот дважды разгромил их в Яванском море и Зондском проливе, уничтожил полдюжины крейсеров. А 3 марта капитулировал гарнизон Явы, самого большого индонезийского острова. В плен попало 60 тыс. человек.
Точно так же, как в Китае, наступление на британские и голландские колонии ознаменовалось разгулом ужаса. После взятия Сингапура было решено истребить «антияпонские элементы». К таковым причислили местных китайцев – они в большинстве поддерживали англичан. Была организована специальная операция «Сук Чинг» («чистка»). По городу устроили сеть фильтрационных пунктов, через них пропускали всех совершеннолетних мужчин. Тех, кого признавали враждебными, вывозили на окраины и ставили под пулеметы. Но разбираться оказывалось долго,
В Индонезии главным призом была нефть. При обороне острова Таракан голландские командиры и инженеры взрывали и поджигали нефтедобывающие установки. За это японцы казнили всех военных и гражданских лиц, захваченных на Таракане. Начали оповещать в листовках и по радио: за уничтожение промыслов и складов продукции кара везде будет аналогичной. Защитники острова Баликапан не послушались, подожгли скважины. На этом острове тоже истребили всех – как военных, так и мирное население.
Во всех оккупированных странах крестьян заставляли сдавать почти всю продукцию. Жителей массами мобилизовали для прокладки дорог, строительства аэродромов, укреплений. Для походов принудительно набирали возчиков, носильщиков. О них никто не заботился. Если умрут где-то в болоте, в ближайших деревнях возьмут других. Мобилизовали по разнарядке и молодых женщин. Их направляли служить на так называемые «станции комфорта». Еще в 1930-х японское военное командование пришло к выводу, что беспорядочные половые связи расшатывают дисциплину, осложняют отношения с местным населением и чреваты венерическими заболеваниями. В местах сосредоточения войск стали создавать упомянутые станции. Через них прошло до 300 тыс. женщин. Этот персонал называли «нигуичи». В переводе «29 к 1». Такова была дневная норма одной женщины – 29 солдат.
16. Керчь и Вязьма
В Великой Отечественной решались судьбы не армий, не каких-то спорных территорий, не политической системы. Решалась судьба всего нашего народа и страны – быть им или не быть? Но и велась война не только на фронте. На врага поднималась вся страна! Все вместе и каждый сам по себе. Руководство народным хозяйством и вооруженными силами было централизовано в едином органе, Совете труда и обороны. Выдвигался лозунг «Все для фронта, все для победы». Затягивались пояса. Люди жили по карточкам, впроголодь. Не было самого необходимого. Зато армию удавалось снабжать, вооружать, кормить. Не хватало мужчин – их места занимали женщины, подростки. Эвакуированные предприятия выгружались из эшелонов где-нибудь в уральской или сибирской глуши. Еще не было ни цехов, ни жилья. Но наскоро цементировались фундаменты под станки, пробрасывалась электропроводка, и под открытым небом, под временными навесами, заводы начинали выпускать продукцию.
К концу 1941 г. на фронт снова начали поступать боеприпасы, орудия, танки. Верховное главнокомандование получило возможность восстанавливать крупные бронированные соединения, механизированные корпуса. Впрочем, пока еще техники было мало. Зато кавалерийские корпуса великолепно проявили себя, и было решено увеличить их число. Для этого широко привлекали казаков. Это было похоже на сбор ополчений в стародавние времена. Например, в станицу Урюпинскую приехал здешний уроженец, генерал СИ. Горшков – и по окрестностям понеслось известие: «Начдив приехал, Аксиньи Ивановны сын, Сережка. Казаков скликает». К нему стали съезжаться степенные бородачи, молодежь, колхозы давали лошадей.
52-летний С. К. Недорубов в 1930-х успел посидеть в тюрьме, потрудиться на строительстве Беломорканала. Но тревога за Отечество оказалась сильнее обид на советскую власть. Он сам сформировал сотню, взял на войну и 17-летнего сына. Никакого офицерского образования у него не было, зато практического опыта хватало – полный георгиевский кавалер за Первую мировую. Ему присвоили звание младшего лейтенанта, и он стал командовать своей сотней. Точно так же 62-летний П. С. Куркин привел 40 казаков… А на Кубани ездил и скликал добровольцев генерал Н. Я. Кириченко. 63-летний казак М. Ф. Грачев пришел к нему служить с шестью сыновьями, Г. А. Зубенко – с женой, сыном и двумя дочерьми [115, 144]