Сталинизм. Народная монархия
Шрифт:
Это была не только клятва верности заветам Ленина. Это была программа его жизни. Что бы он ни делал потом, в годы испытаний, напряженного труда и ожесточенной борьбы, как бы ни складывалась ситуация в стране и в его личной жизни, он никогда не забывал о своей клятве. И в день Великой Победы над фашистской Германией он мог с чистой совестью сказать себе: «Я был верен клятве Ленину».
Сразу же после смерти Ленина и в последующие годы Троцкий развернул бурную деятельность против Сталина. Его союзниками были, вначале попеременно, а позже все сразу, Зиновьев, Бухарин, Каменев… У них практически была одна платформа. Все они ненавидели Сталина и в то же время ревниво относились друг к другу — каждый мнил себя крупной величиной. Сталина же считали временной и проходной фигурой. Троцкий во всеуслышание говорил, что Сталин — это интеллектуальное и моральное ничтожество. Был пущен слух, что он издевается над женой, спаивает и обкуривает детей. Красочно описывались даже подробности этого обкуривания. Сажает, мол, сына на колени и пыхтит на него дымом из трубки, ребенок задыхается, а он смеется и утверждает, что дым закаляет детский организм. Словом, этакий домашний садист. Сталин догадывался, откуда ветер дул. Ему не хотелось думать, что к слухам какое-то отношение имеет Надежда. Тем не менее, он решил поговорить с ней.
— Это бухаринские сплетни, — сказал он, — ты бы поменьше общалась с ним.
Надежда действительно была частым гостем в бухаринской семье. Ей нравился Николай Иванович. Он был общительным, обаятельным и совсем не похожим на ее вечно озабоченного мужа. Она приятельствовала с молоденькой женой Бухарина. У них было много общего, и о многом они говорили по душам. Между прочим, судачили и о мужьях. Жена Бухарина восторгалась своим мужем, а Надежда только вздыхала.
— А мой, — говорила она, — молчит, много курит и все думает, думает… бог знает о чем.
Если к этой правде добавить немного вымысла, то легко получится какой угодно портрет, или шарж, или карикатура.
— А чем тебе не нравится Николай Иванович? — спросила Надежда. — Нормальный человек…
— Я не говорю, что он ненормальный, — возразил Сталин. — Только после твоих посещений много лишних разговоров. Ты бы поменьше там откровенничала.
— Так ты меня подозреваешь, что я распускаю о тебе сплетни?! — возмутилась Надежда. — Такого ты мнения о своей жене! Ты вечно всех подозреваешь. Все нехорошие. Один ты у нас хороший. Скажи, с кем ты дружишь?..
Надежда обрадовалась, что у нее появился повод высказать мужу все, что она о нем думает. Она была просто женщиной, и ей нужен был просто мужчина. Все остальное уходило на второй план и не имело для нее значения. Сталин понимал это. Он по-своему любил ее. Но не в такие минуты. Казалось, они жили в разных мирах и говорили на разных языках. Неизвестно, откуда появлялась неприязнь, но она росла, ширилась и заполняла всю комнату… А ведь желания ссориться и выяснять отношения у него не было.
— Смотри, Надя, — сказал Сталин, когда она наконец замолчала, — я предупреждаю тебя: будь осторожна в выборе своих друзей.
Уже позже, будучи в изгнании, Троцкий писал, что о бытовой жизни Сталина ему рассказывал Бухарин и он же говорил ему, что Сталин спаивает и обкуривает своих детей. В своих подозрениях Сталин оказался прав.
К Иосифу Виссарионовичу прилепили, ссылаясь на Ленина, кличку «грубый», а от себя уже добавляли «неотесанный», безграмотный и неуживчивый человек, скрывает ленинское «завещание», в котором Владимир Ильич предлагает сместить его с поста Генсека.
Оппозиция провоцирует Сталина на скандал, его хотят скомпрометировать любым способом. Сталина это не удивляет. На объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) он говорит, что это даже нормальное явление: «Тот факт, что главные нападки направлены против меня, — говорит Сталин, — объясняется очень просто. Я лучше других знаю все плутни оппозиции, и надуть меня не так просто. Вот они и ругают меня, сплетничают и провоцируют на скандал. Что ж, пусть развлекаются на здоровье. Сталин — человек маленький. Оппозиция во главе с Троцким вела еще более хулиганскую травлю против Ленина. Вот послушайте, как пишет Троцкий о Ленине: «Каким-то бессмысленным наваждением кажется дрянная склока, которую систематически разжигает сих дел мастер Ленин, этот профессиональный эксплуататор всякой отсталости в русском рабочем движении».
Стоит обратить особое внимание на язык. Если так Троцкий пишет о Ленине, то стоит ли удивляться тому, что он ругает теперь почем зря одного из многих учеников Ленина — Сталина? «Более того, — продолжает Сталин, — я считаю для себя делом чести, что оппозиция направляет всю свою ненависть против меня. Оно так и должно быть. Я думаю, что было бы странно и обидно, если бы оппозиция, пытающаяся разрушить партию, хвалила бы меня, защищающего основы ленинской партийности».
Сталин не обходит острых углов. «Вопрос о «завещании» Ленина, — сказал он, — стоял у нас — если не ошибаюсь — еще в 1924 году. Существует некий Истмен, бывший американский коммунист, которого изгнали потом из партии. Этот господин, потолкавшись в Москве среди троцкистов, набравшись некоторых слухов и сплетен насчет «завещания» Ленина, уехал за границу и издал книгу под заглавием «После смерти Ленина», где он не щадит красок для того, чтобы опорочить партию, ЦК и Советскую власть, где все строит на том, что ЦК нашей партии «скрывает» «завещание» Ленина. Так как этот Истмен находился одно время в связях с Троцким, то мы, члены Политбюро, обратились к Троцкому с предложением отмежеваться от Истмена, который, цепляясь за Троцкого и ссылаясь на оппозицию, делает Троцкого ответственным за клевету на нашу партию насчет «завещания». Троцкий действительно отмежевался от Истмена, дав соответствующее заявление в печати».
Сталин оглашает это заявление, где говорится, что «всякие разговоры о скрытом или нарушенном «завещании» представляют собой злостный вымысел и целиком направлены против фактической воли Владимира Ильича и интересов созданной им партии».
«Кажется ясно? — продолжает Сталин обличать оппозицию. — Это пишет Троцкий, а не кто-либо другой. На каком же основании теперь тот же Троцкий, Зиновьев и Каменев блудят языком, утверждая, что партия и ЦК «скрывают» «завещание» Ленина? Блудить языком можно, но надо же знать меру».
К сожалению, чувство меры оппозиции было не известно. Явно и тайно она продолжала вредить партии и стране. Не чувствуя за собой вины, Сталин вынужден был оправдываться и объясняться. Разговоры о том, что Ленин предлагал съезду, ввиду «грубости» Сталина, обдумать вопрос о его замене на посту Генсека, вынуждают Иосифа Виссарионовича написать заявление об отставке. Однако делегаты XIII съезда обязали Сталина оставаться на своем посту.
Словом, как ни пыталась оппозиция козырнуть «завещанием» Ленина, ничего не выходило. «Завещание» било не по Сталину, а по оппозиции, где Ленин обвиняет Троцкого в «необольшевизме», а насчет ошибок Каменева и Зиновьева во время Октября говорит, что эти ошибки не являются «случайностью». Отсюда вывод: политически нельзя доверять ни Троцкому, который страдает «необольшевизмом», ни Каменеву и Зиновьеву, ошибки которых не являются «случайностью», а могут и должны повторяться. Что касается Сталина, то о его ошибках в «завещании» нет ни одного слова. Больше того, Ленин подчеркивает его деловые качества. Что касается мнения Ленина о его «грубости», то здесь Сталин стал жертвой Надежды Константиновны, эксплуатирующей болезненное состояние Ильича. Однако Сталин не мог и не хотел плохо думать о Ленине. Никогда он не упрекал и Крупскую, с легкой руки которой его зачислили в грубияны. Наоборот, он решил подтвердить ленинскую характеристику.
— Да, товарищи, — сказал он в одном из своих выступлений, — я груб, но я груб в отношении тех, которые грубо и вероломно разрушают и раскалывают партию. Я этого не скрывал и не скрываю. Возможно, что здесь требуется известная мягкость в отношении раскольников. Но этого у меня не получается.
Ему хотелось сказать, что и Владимир Ильич не очень-то был вежлив с оппортунистами, но не сказал.
Дела семейные
Вторая половина двадцатых годов была особенно трудной в его жизни. Борьба внутри партии совпала с домашними неурядицами. Вопреки предостережению Сталина, Надежда Сергеевна еще больше сблизилась с семьей Бухарина. Оттуда она уже приходила настроенная на определенный лад. Он работал, не поднимая головы, без отдыха, а она одолевала его пустяками и придирками.
— Ты где стрижешься и бреешься? — как-то спросила она Сталина после очередного возвращения от Бухарина.
— Почему это тебя интересует? — настороженно спросил Иосиф Виссарионович.
— Просто интересно, какая там баба тебя обхаживает?
— Брось молоть глупости, — сказал Иосиф Виссарионович. — Лучше возьми да почитай газеты. Там все расписано, где и с кем я бываю.
— Это твои газеты, — взорвалась Надежда Сергеевна, — там нет ни одной строчки правды. Они все лгут и восхваляют тебя. Они не знают, какой ты есть на самом деле, а я знаю. Знаю, что к твоим услугам еще жены Егорова и Гусева, а я тебе совсем не нужна.