Сталинские генералы в плену
Шрифт:
Эти элитные вояки фюрера отличались особой жестокостью. “Из багажника серой вместительной машины штаба «Волчьего полка» помимо важных документов и карт были извлечены на свет божий награбленные белорусские вышивки, домотканые рубахи, украинские полотенца, женские чепцы, детские трусики, — сообщала «Красная Звезда» о грабителях-убийцах. — Пухлый альбом с фотографиями валялся в грязи. Владелец альбома — командир «Волчьего полка» — запечатлел свою жизнь садиста в 290 фотографиях… Открывался альбом жирной надписью: «Так мы живем». На фотографиях — виселицы, трупы замученных голландцев, сербов, греков. И под каждым фото — короткая запись: где, когда это сделано”.
Столкновение не на жизнь, а на смерть со столь жестоким врагом генерал Данилов в письмах к жене называл “горячими днями” и “делом”. О том, насколько это “горячо” и насколько “дело” — важное и серьезное, его верная подруга могла судить лишь по коротким, но емким фразам»».
Далее
Перед рассветом, еще затемно, наша пехота подобралась к деревенской околице на расстояние километра, а прикрывавшая ее артиллерия заняла удобные позиции несколько позади. Артогонь оказался внезапным и метким. Выбегавшие со сна из загоревшихся домов фашисты не сумели наладить оборону и отбить атаку наших стрелков. Кто уцелел, в панике бежал. Сопротивление оказывали лишь прятавшиеся на деревьях и в скирдах соломы снайперы. От их метких пуль погибло немало бойцов и командиров. Но вскоре покончили и с ними. От штаба какой-то немецкой дивизии, располагавшейся, как оказалось впоследствии, в деревне, остались несколько пленных да множество трупов, лошади, повозки, штабное имущество, документы. Главное, что уцелел мост, по которому, следуя приказу генерала Данилова, тут же началась переправа.
Мост был слабый, построенный, видимо, на скорую руку самими немцами, с узким проездом в одну повозку. А тут еще с противоположного обрывистого берега начался фланговый обстрел переправы, с каждым часом все усиливавшийся. Когда заухали вражеские минометы, на мосту образовалась пробка, поднялись шум и неразбериха.
Даниловцы, залегшие в низине, в лугах, вели ответную стрельбу из винтовок, автоматов, ручных и станковых пулеметов. Они-то и заметили, как в решающий момент к мосту по скошенному лугу, где по-пластунски, где короткими перебежками пробирается наш командир дивизии! Он говорит — ничего-ничего, поддайте им жару как следует, а то видите, какой они нам создали беспорядок на переправе. По команде комдива мы усилили огонь. Генерал лежит со мной, наблюдая в бинокль, а потом говорит мне: “ну как, жарко, товарищ помкомвзвода?” Я говорю: “жарковато, товарищ генерал”. Он говорит: “ничего, все будет хорошо, вот только реку Десну форсируем и там соединимся с соседней дивизией”. После этой короткой передышки и разговора со мной он короткими перебежками начал пробираться к мосту, до которого было уже не так далеко. Мы думали, что командир дивизии где-то в тылу, а он рядом с нами, на поле боя. После этого разговора с комдивом ровно сил у меня прибавилось и настроение поднялось. Вот это настоящий командир, который не страшится ни пуль, ни снарядов, обсуждали мы между собой.
Не получив ни отдыха, ни пополнения, ни боеприпасов, ни поддержки соседей, соединение к концу сентября выходило из окружения с непрерывными боями, но организованно. Оружием и боеприпасами зачастую пополнялись за счет разгромленных вражеских подразделений. Вдохновляло бойцов дивизии умелое руководство со стороны их несгибаемого командира. Он продолжал показывать личный пример подчиненным даже тогда, когда был тяжело ранен в обе ноги и остался один из командования дивизии (до сего дня не известно, что заставило покинуть боевые порядки комиссара соединения Мельникова, начальника штаба Мерзлякова, начальника политотдела Когана).
Тяжелораненый генерал Данилов в последний раз собрал совещание. Он сказал: “Дорогие мои боевые друзья, мы с вами крепко дрались с фашистами не на жизнь, а на смерть, отдавали все свои силы и умение, выполняя воинский долг перед матерью-Родиной. Но вот сейчас, в данную минуту, наше положение окончательно безвыходное, мы можем бесцельно погибнуть, не дав никакой пользы Родине. Передайте всем бойцам и командирам, пусть они разбиваются на мелкие группы по 5–7 человек и с оружием в руках пробиваются к своим”».
Генерал-майора Данилова вынесли на руках в безопасное место и пристроили к надежным людям в больнице близлежащего поселка. А дальше был плен…
Глава шестая.
В 1942 ГОДУ
1
Начало войны генерал Самохин встретил в должности командира 29-го стрелкового корпуса в Прибалтике. Как сообщается в книге «Комкоры», «с конца июня 1941 г. корпус находился в резерве фронта, затем был передан 22-й армии Западного фронта. С 10 июля его части участвовали в боевых действиях в составе 27-й
САМОХИН Александр Георгиевич (20 августа 1902 года). Русский. Генерал-майор (1940).
Родился на хуторе Верхне-Бузиновка ныне Волгоградской области в семье рабочего. Окончил 4 класса сельской школы.
В Красную армию вступил в мае 1919 года. Окончил 3-й пулеметные Пензенские командные курсы (1921), Высшую объединенную военную школу в г. Киев (1923), Военную академию РККА им. Фрунзе (1934).
В годы Гражданской войны с мая 1919-го — красноармеец 5-го крепостного Казанского рабочего полка, затем красноармеец отдельного лыжного батальона, а с апреля 1920-го — красноармеец 456-го стрелкового полка 51-й стрелковой дивизии. После окончания курсов командовал взводом в 142-м кадровом учебном полку 16-й стрелковой дивизии. Участвовал в подавлении восстания Антонова.
После окончания высшей военной школы был командиром взвода, исполняющим должность помощника командира роты и исполняющим должность командира роты в 7-й Казанской пехотной школе. С сентября 1924-го — командир роты окружной военно-политической школы на Северном Кавказе, с апреля 1928-го — командир батальона 221-го стрелкового полка 74-й стрелковой дивизии. После окончания академии с мая 1934 г. — начальник 1-й части штаба, временно исполняющий должность начальника штаба 74-й дивизии. С февраля 1936-го — помощник начальника 1-го отдела Управления вузов РККА. В сентябре 1937-го назначен начальником Орджоникидзевского Краснознаменного военного училища, а в марте 1940-го — заместителем начальника Управления вузов РККА. С августа — военный атташе при посольстве СССР в Югославии. 4 июня 1940 года ему было присвоено звание генерал-майора, а через год его назначили командиром 29-го стрелкового корпуса. Награжден орденами Красного Знамени (1938) и Красной Звезды (1938).
2
В январе 1942 года войска Юго-Западного фронта в ходе успешного наступления в районе Изюма создали на западном берегу реки Северский Донец, в районе Барвенково, плацдарм (барвенковский), который открывал возможность дальнейшего выхода на Харьков и Днепропетровск. Приостановленное из-за весенней распутицы наступление под Харьковом началось 12 мая 1942 года, одновременным ударом по немецким войскам на севере и на юге. Войска Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов должны были окружить 6-ю немецкую армию Паулюса в районе Харькова, чтобы тем самым отсечь группу армий «Юг» (6-я армия, 17-я армия и 1-я танковая армия), прижать ее к Азовскому морю и уничтожить. К 17 мая Красной армии удалось потеснить 6-ю армию вермахта и подойти к Харькову, но в этот же день 1-я танковая группа Клейста нанесла удар в тыл ее наступающим частям и буквально сразу же прорвала оборону 9-й армии Южного фронта. Когда 18 мая ситуация для советских войск явно ухудшилась, главком Юго-Западного направления маршал Тимошенко и член Военного совета Хрущев доложили в Ставку, что угроза со стороны южной группировки противника преувеличена. Как результат, 23 мая пути отхода на восток для советских войск были отрезаны, а с 25 мая начались их отчаянные попытки вырваться из котла. Только 28 мая Тимошенко отдал приказ о прекращении наступления, однако усилия по выходу из окружения продолжались еще несколько дней. Из «барвенковского котла» удалось вырваться менее десятой части окруженных. Общие потери советских армий составили 270 тыс. человек, в том числе 171 тыс. безвозвратно.