Сталинские соколы. Возмездие с небес
Шрифт:
На следующий день в семь часов утра вылетели на свободную охоту в район населенного пункта Владимир-Волынский с целью нанести русской авиации неприемлемые потери. Шли четырьмя парами своей эскадрильи, еще две пары другой эскадрильи пошли на охоту в район Луцка. Со стороны советской территории со вчерашнего дня хорошо заметна дымка, вызванная пылью нашего наступления и гарью подбитой техники русских. Через двенадцать минут патрулирования на высоте трех километров ведущий звена заметил группу бомбардировщиков, идущих со стороны Войницы на высоте менее двух тысяч метров. Мы пропустили их вперед, чтобы занять лучшую позицию от солнца, затем, пикируя сверху, начали атаку. Как и вчера, нам удалось разрушить строй и последовательно сбить почти все машины. Я одержал три очередные победы, расстреляв двухмоторные машины почти в упор. Я даже видел, как экипажи пытались
Самолет был поставлен на ремонт. Следующий боевой вылет я совершил только в конце июня. В шесть часов утра два звена нашей эскадрильи отправили прикрывать бомбардировщики, следующие бомбить моторизованные силы русских, удерживающих населенный пункт Буск. Над целью мы вступили в бой с большим количеством «крыс», и я одержал очередную победу. Бой вышел затяжной, минут на сорок. На аэродром вернулись на аварийном остатке топлива. Семь наших побед над русскими истребителями обернулись потерей трех Мессершмиттов. Будем надеяться, что летчики, покинувшие самолеты с парашютами или совершившие аварийные посадки на территорию противника, будут скоро освобождены нашими наземными частями, которые вот-вот должны занять Буск и Броды. До пяти русских самолетов были сбиты огнем бомбардировщиков.
30 июня, только рассвело, группу в 5.45 перевели на запад севернее Львова на отбитый у русских аэродром Луцк. Кроме восьми исправных самолетов второй эскадрильи, с нами летел наземный персонал на трех транспортных самолетах. По пути наши летчики умудрились сбить три скоростных «ивана» без собственных потерь.
Вот мы уже и на вражеской территории, впрочем, Луцк стал советским только несколько лет назад.
Пока наземный состав осваивал новый аэродром, буквально через двадцать минут после того, как самолеты были подготовлены к вылетам, три пары подняли по тревоге, дав задание уничтожить железнодорожную станцию Дубно, где занял круговую оборону отряд русских. Это всего в пятидесяти километрах от Луцка. От нашей эскадрильи взлетело три пары. Разделились. Третья пара занималась нашим прикрытием, сбив три истребителя противника. Мы, подойдя к Дубно на высоте три километра, атаковали технику и живую силу русских. Первый раз с начала войны я осторожничал, ведя огонь с достаточно большой высоты. Без потерь вернулись в Луцк.
На следующий день в восемь часов сорок пять минут утра всеми боеспособными самолетами второй эскадрильи вышли на «свободную охоту» над районом между городами Львов и Дубно. На высотах южнее указанных населенных пунктов еще были остатки русских дивизий, и на их поддержку с юго-востока приходили советские истребители. Ведущий сообщил, что видит противника, я отошел в сторону, заняв позицию, удобную для прикрытия, внимательно осматривая переднюю полусферу. «Дичи» пока не было. Заметив неприятеля, ведущий агрессивно пошел на схватку. Видя, что ему никто не угрожает, я вступил в бой и жестоко просчитался. В какой-то момент мой самолет получил сильный удар, похожий на стук крупных градин о железо. Из двигателя вырвалось пламя. Я выключил мотор и попытался сбить огонь скольжением, это не помогло. Пламя все больше охватывало самолет, перейдя в кабину и обжигая открытые участки тела. На раздумье времени не оставалось. Я сбросил фонарь и, превозмогая жгучую боль, перекинулся через срез кабины.
– Только был бы цел парашют, – подумал я, через мгновения ощутив рывок раскрывающегося купола. Сбившего меня русского я не видел. Приземлился я в окружении солдат наших частей. Правая рука обгорела, болело лицо, пострадала одежда. Меня осмотрел ротный санитар, оказавший первую помощь, а затем, поскольку Луцк был недалеко, выделив автомобиль, отправили в группу. Правая рука и часть лица были обожжены, но раны оказались неглубокие, и от госпитализации я отказался. Полковой врач заверил, что со временем кожа должна зажить, но некоторые шрамы могут остаться на всю жизнь. Я старался меньше смотреть в зеркало, но боль, а также забинтованная рука постоянно напоминали мне о случившемся. Не то чтобы я страшно переживал за свою в одночасье испорченную внешность, шрамы только украшают мужчину. Меня больше беспокоил сам факт моего внезапного «проигрыша». Я начал осознавать, что «охота» наша совсем не на уток, а
Я рвался в бой посчитаться с противником и наотрез отказывался от госпитализации, впрочем, врач настоял на некотором реабилитационном периоде. Также командир эскадры представил меня к награждению Железным Крестом 1-го класса, хотя я еще не получил и первый орден.
В последнем бою наши истребители одержали четыре победы, единственным потерянным Мессершмиттом оказался мой Бф-109Ф. Общий итог деятельности истребительной эскадры за начальный период боевых действий. пятьдесят одна победа при потере пятнадцати самолетов, в том числе из-за аварий, мы также успели нанести определенный урон наземным войскам русских. Группа выполнила поставленные задачи, и, пока наземные войска продвигаются вглубь территории противника, Люфтваффе безраздельно господствует в воздухе.
Большое начальство, рассматривающее мои документы на повышение в звании и награждении, видимо, посчитало меня с шестью боевыми вылетами и восемью победами очень ценным кадром. Меня не отправили в госпиталь, как я и настаивал. Для прохождения реабилитации меня временно перевели во вторую учебную эскадру, недавно перелетевшую в Унгвар – это четыреста километров юго-западнее Луцка. Мне выделили штабной автомобиль, фон Хан лично попрощался, выразив надежду на возвращение в эскадру и на скорое утверждение наград и повышение в звании, и мы отправились в путь, миновав место моего приземления. Ехали двое суток по разбитым дорогам. Всюду множество брошенной советами или подбитой и еще дымящейся техники. На ночь остановились в недавно занятом Лемберге. В городе было относительно спокойно, украинцы встречали солдат Вермахта как освободителей. Не найдя гостиницы, мы остановились прямо в комендатуре. Мы могли ничего не бояться, но ночью в Лемберге начались еврейские погромы. Один из офицеров комендатуры рассказал, что коммунисты, прежде чем покинуть город, расстреляли в тюрьмах всех заключенных, а это несколько тысяч украинцев, и теперь те отыгрываются на евреях. Регулярным войскам отдан приказ, поддерживая общий порядок, не вмешиваться, позволив местному населению самостоятельно устанавливать внутренние законы, и в городе объявлено «Украинское государственное правление».
Говоря откровенно, я впервые увидел отвратительное лицо войны с разрушенными зданиями, трупным запахом, грязью и прочей мерзостью. В чистом небе, с высоты нескольких километров все выглядит по-другому, более эстетично. Красивый, но пострадавший Лемберг действовал угнетающе, и с рассветом, позавтракав яичницей со шпиком, приготовленной для нас в соседнем доме местной кухаркой, мы продолжили путь в Унгвар. Прибыв на аэродром после обеда, мы с удивлением узнали, что учебная эскадра вчера перебазировалась в Тудору на правый берег Днестра, а это еще почти пятьсот километров пути. Мне пришлось отпустить машину и решить вопрос о моей доставке в Тудору силами оставшихся служб. К новому месту я попал только к четвертому числу.
Первая эскадрилья I учебно-боевой группы 2-й учебной эскадры, куда меня зачислили, эксплуатировала устаревшие Мессершмитты Бф-109 Е и в боевых действиях использовалась незначительно. Самолеты «Е» по всем основным характеристикам уступали потерянному мной «Фридриху», разве что были легче. Две крыльевые двадцатимиллиметровые пушки стреляли вне диска винта, а вот два синхронизированных пулемета были смонтированы на мотораме, как и у «Ф». Зато используемые эскадрильей самолеты имели узлы подвески бомб весом до двухсот пятидесяти килограммов и могли использоваться в качестве бомбардировщиков.
Командир группы Херберт Илефельд, ознакомившись с солдатской книжкой, почти сразу допустил меня к полетам, тем более что Бф-109Е был мне знаком еще с летной школы. До десятого июля я совершил два вылета. И хотя полеты больше были учебными – нам подвешивали двухсотпятидесятикилограммовые болванки, эмитирующие бомбы и звеном отправляли на учебное бомбометание бутафорских мостов через Жижию или учебных целей на проселочных дорогах, используемых как полигон – в связи с близостью русских и возможностью появления их истребителей нас сопровождало звено прикрытия, и вылеты считались боевыми. Несмотря на отсутствие противника, в первом вылете в катастрофе мы потеряли одного летчика. Собственными результатами бомбометаний я остался доволен, наблюдатель зафиксировал, что с высоты четыреста метров в пологом пикировании мне удалось уложить «бомбу» в воду всего в нескольких метрах правее деревянного моста. Если бы был взрыв, то цель неминуемо разлетелась в щепки.