Сталинский СМЕРШ. Лучшие спецоперации военной контрразведки
Шрифт:
Со своим иконостасом на груди Таврин даже в Москве, не говоря о других городах, появись на улице, вызвал бы повышенное внимание. Нарушена была азбучная истина: разведчик не должен выделяться. Ордена Красной Звезды и Александра Невского Таврину привинтили к левой стороне гимнастерки, а их полагалось носить на правой. Эта операция «Цеппелина» носила какой-то опереточный характер.
«Цеппелин» во многом уступал абверу. И если в подготовке покушения на Сталина «Цеппелин» допустил ряд ляпсусов, то в деле проверки надежности агентов действовал целенаправленно, жестко. Отобранные для вербовки лица
После тщательной фильтрации наиболее проявившие себя агенты направлялись в разведывательно-диверсионные школы «Цеппелина» — гауптлагеря. В них агенты получали квалификацию разведчиков, радистов, диверсантов, пропагандистов либо овладевали сразу двумя такими специальностями. Да, своих агентов «Цеппелин» проверял тщательно. В этом Сумцов смог лишний раз убедиться.
Марк получил радиограмму «Цеппелина»:
«Проверьте надежность привлеченного лица. Варианты на ваше усмотрение: ликвидация советского функционера, военнослужащего, взрыв».
— Что делать будем? — нерешительно спросил Марк. После истории с пистолетом, направленным на Сумцова, Володин стал обращаться к своему напарнику по-другому, без присущей ему наглости, подобострастно.
Константин и Марк стали жить на разных квартирах. Тот эпизод с Марком дал основание Сумцову разъехаться с подонком. Все, что ни делается, все к лучшему, если не всегда, то часто. Константин избавился от тягостного соседства, чему был рад. Жить с врагом, да еще психом было опасно, тревожно. «Из зафронтовой разведки я вернулся живым, невредимым. Побывал в логове врага… И сложить голову на своей родной земле было бы очень обидно… А этот псих может меня ночью зарезать…» Избавиться же от подонка было нельзя.
Его почерк — почерк радиста — знали в «Цеппелине». И вот случай помог…
— Так что делать? — повторял вопрос Марк.
Сумцов задумался. Ответил:
— То, что нам предлагают, связано с большим риском. Может привести к провалу… Застрелить кого-то — это шум, следствие… Нужно устроить взрыв. Ты же взрывы любишь!
— Взрывать должен ты.
— Ну да, проверяют меня. Но мы сделаем это вместе, взрывчатку я достану.
— Хорошо, — в глазах Марка появился блеск. Он спросил: — А что взрывать будем?
— Подумаем.
И вот они шли взрывать поезд. Подошли к лесу. Темная громада надвигалась на них. Сумцов любил лес. Ему нравилась стройная величественная сосна. Самозабвенно любил березы. Однажды где-то прочитал, что на сорокалетней березе двести пятьдесят тысяч листьев. Они весят тридцать два кило. Гектар березового леса отряхивает с ветвей каждую осень тридцать две тысячи килограммов сухой листвы. Сколько ее гниет в лесах… Есть романтика леса. Константин с удовлетворением вспоминал прогулки в лес, посиделки у костра. Но одно дело — приятное препровождение времени и совсем другая обстановка, когда надо было имитировать диверсионный акт. Удастся ли такая имитация…
— Взорвем рельсы, — предложил Сумцов.
— Поезд лучше. С людишками, — с язвительной усмешкой
Сейчас в лесу рядом с Сумцовым находился враг… Его поведение непредсказуемо. И на душе у Константина было тревожно. Состояние Володина тоже нельзя было назвать спокойным.
— А мы пра-правильно идем? — заикаясь, с сомнением спросил он.
— Все тебе неймется.
— Подумал, не заблудились ли…
— Ты еще думаешь. Иногда мысли приходят в голову, ошибаясь адресом.
Смешанный лес перешел в сосновый. Местные жители называли его сосной. За ним и проходила железная дорога.
Нервозность у Сумцова и Марка началась еще на выходе из поселка. Когда в узком темном переулке им навстречу шли двое. Медленно двигались молчаливые фигуры. Сумцову стало не по себе. А когда прошли, отлегло от сердца.
Они тихо прошли через лес, вышли на опушку. Осторожно, пробираясь сквозь густорастущие елочки, подошли к насыпи. Притаившись за еловыми ветками, осмотрелись. Невысокая насыпь здесь почти вплотную подходила к лесу, по другую ее сторону вдали неярко светились окна избушек деревеньки. Они манили к себе, дразнили тишиной, уютом, отпугивали. Остановились… Володин положил взрывчатку у своих ног. Он нес ее. Постояли. Приготовились к закладке мины.
— Должен ты взрывать… — сказал Марк. — Но заложу я. Давно хочется сделать взрыв.
— Бери, — согласился Константин.
Константин внимательно наблюдал за возившимся у рельс Марком. Одновременно он смотрел по сторонам. В случае опасности, появления кого-либо должен был свистнуть. Но пока ничего не заметил, вокруг было безлюдно, тихо. Смотрел на часы. Марку пора было уже возвращаться, но он все медлил. А может быть, так Константину только казалось. Поезд должен уже подойти. В этот момент, закончив установку заряда, Володин кубарем скатился с насыпи, короткими перебежками достиг елей.
— Уложил, присыпал. Наступи — не увидишь, — пытался улыбнуться Марк. Теперь им оставалось только ожидать. И они ждали. При приближении поезда один из них должен был забраться на насыпь, поджечь шнур и за оставшиеся в его распоряжении 14–15 секунд убежать как можно дальше от места взрыва.
Время тянулось медленно. Они поминутно смотрели на часы, но это не помогало. С минуты на минуту ждали поезда. Оба нервничали. У каждого для этого были свои причины.
— Если должен быть поезд, то, значит, будет, — изрек Сумцов. Они не заметили, сколько еще времени прошло в ожидании, как на лугу перед лесом раздался свисток паровоза.
— Я пошел, — Константин рванулся к насыпи.
— Не… Я закладывал, мне и поджигать! — заявил Володин.
Константин громко выругался. А Володин вышел из ельника, ползком стал подбираться к насыпи. Сумцов нервничал, что же будет… Внимательно наблюдал за действиями Володина. Вот тот остановился. Зашарил рукой. Почему-то выругался — Константин услышал. «Шнур ищет. Он его песком притрусил, для маскировки», — подумал Константин.
Отдаленный шум нарастал, поезд приближался. Сумцов напрягся, вот-вот поезд выскочит из ельника… Константин хотел подбежать к насыпи… Но в это мгновение Володин медленно помахал ему рукой — все в порядке. Из-за поворота надвигалась многотонная громада, вспыхнули огни паровоза.