Сталкер. Истории. Ч.З.О. Чёрный Феникс
Шрифт:
– Нда-а. Нехорощий щтука, этот ващ нехристь получается… – ответил носатый черноглазый молодой мужчина, грустно прицокнул языком, громко так, и продолжил:
– К матущке-старущкэ нэлзя вовзращаться, даю свой бальщой горбатый нос на сеченье. Если мы вырнёмса к ней, с такой плохой новостями про её деда, то заместо ужина ещё и её хоронить прыдётся. Не перживёт, организм не выдержит, возраст солидный… Мой бабушка в её лет, одним ухом уже с Всевышним разговаривала, а другим нас слущала. То-то я нэ понимал, что она постоянно трысёт головой, тем ухом, будто мух попал какой-то. Я её спросил: «Бабуль-джан, щито с тобой, всё хорошо?» А она минэ отвечает: «Высё нормально, Кадимушка… Зовёт меня Всевышний проста, а я отвечаю ему – погоди дарагой, ещё с внучком хочу побыть, со всей
Сталкер замолчал. Товарищи видели, как его губы задрожали, а глаза блеснули, часто моргая. Он вытер слегка подрагивающим, засаленным рукавом тёмной, серо-зелёной сталкерской куртки, намокший, небритый подбородок с тёмной щетиной, посмотрел в огонь, и продолжил речь бабушки:
«Голос этот вироде пропадает на какой-то время. А потом снова начинается, ещё сильнее и громче…»
– Это было за три дня до того, как я пащёл добрый вольцем в АПЛ. Мы жили в одном бальщом домэ – родители на первом этаж, бабущка с ниме, в комнате по соседству. Я с нывестой – на чердаке. Как он там называеца… – Кадим задумался, долго и медленно почёсывал свою жёсткую, чёрную, выступающую с лица на сантиметр, щетину.
– О, мансрадаю она завётся! – вспомнил и радостно провозгласил сталкер негромко, но так, что все отчётливо услышали.
– Какая ещё мансрада? Мансарда это, – засмеялся парень, схватил своего сиамского кота двумя руками. Да, котяра? Мансарда-котарда, ух, тяжёлый ты какой, зараза! – кряхтя, но довольно произнёс крепкий молодой парень с короткими тёмными волосами и карими глазами, одетый, как и другие в тёмную экипировку серо-зелёного цвета, кое-как поднял здоровенное животное и посадил на ноги. Сидя на коленях, двумордый кот стал ему вровень по росту и смотрел на сталкера четырьмя широченными голубыми глазами, в которых отражалось жёлтое пламя костра, сизый дым, чернильное ночное небо и звёзды, что слегка подрагивали и блестели в его хрусталике белыми кляксами. Даниил гладил двухголовое животное, почёсывая то за одним, то за другим тёмным ушком. Кот начал довольно мурчать, зажмурил глаза на чёрно-коричневой мордашке. До сталкеров доносилось лишь: «Фыррррь, фырррь, фырррь…»
– Мансарда вах, мансрарда нах… Дарагой, вообще здесь разница какой? Все и так высё поняли. Сидишь, умничаищь тут… Как шли – все есть хотели, пить хотели… Пришли, устроились, сидим, тепло, мутант и мухэ нэ кусает, харащо… И что, сразу есть перехотелос? Пока ты на пинке своём сидишь и кота наяриваищь, я твой банку консервов наверну, раз неголодный такой. Тэбе силы не нужны – мнэ нужны, иначе как нам от всэй этой нечисти защищаться?
Так вот, я нэ договорил. Та ночь, был тихий такой… Ветер, собаки, кощкэ, все животный в общем молчали. Даже насекомый в травке не трещал. Тишина такой был, мне подумалось, что пересдохли высе, совсем. Страшно мнэ стало. Моя красавица Амалия, любоф всей мой жызне, с аккуратным острым носиком, угольными глазками, ростом мнэ по плещо, длинными роскошными волосами до поясницы, цветом лоснящийся вороний пёрыщко, лежала, спала рядышком… – Кадим перешёл почти на шёпот. Было видно, что-то произошедшее с ним тогда, оставило на нём свой отпечаток.
Сталкеры сидели вокруг костра на притараненных с окраины просеки кусках поваленных и сломанных деревьев. Притихли, даже перестали есть – отложили консервные банки с ложками на землю, но поближе к костру, внимательно и с неподдельным интересом слушали своего товарища.
– В общем, лежит она ко мнэ лицом, на боку, глаза закрытэ, дыханий ровный, медленный, спит спокойно. Дотрагиваюс рукой до плеча, нежна так, потихонькэ, чтоб не напугац, и шепчу Амалии, на своём родном языке: «Дорогая, свет моих очей, прости, что бужу, беспокою… Я чувствую, что-то происходит. Возможно, тебе покажется это странным, но…»
– В этот момэнт она мэ-ээдленно потянулас, пробуждаясь ото сна, приоткрыла глаза и пасматрела на меня сонными очами. Я продолжил: «Ты себя нормально чувствуешь, всё хорошо? Слышишь ли ты что-нибудь в округе? А то какая-то непонятная, вязкая, густая тишина…» И тут я понымаю, щито она говорит мои слова, отзеркаливат меня, мою рэчь, каждый мой слово… Я не слышу себя. Я пытаюс снова сказать, но она… Она говорыт моей рэчью, моим голосом. И смотрит на менэ так, словно буравид насквоз твёрдым ледяным сверлом. У менэ в затылке закололи лдынки, вах-хх! – Кадим расчувствовался, и говорил очень громко.
– Пытаюс что-то праизнэсти, открываю рот, как она тут же говорыт мне то, щито я хотел ей сказат, абсолютно синхронно. Из-за этого я начинаю чувствоват себя нэмой рыбой, непонимание происходящего нагоняет жюткий страх и холодный жгучий пот. Я вскочил как ошпаренный, щито-то бистро говорил, потом кричал, но не слышал себя, а Амалия, лучик моей души… Медленно следуэт за мной, и гаварит мои слова моим же голосом, сыловно шайтан поселился в ней, завладел её телом и разумом, и украл мой голос! С чердака этого масрадного, по маленкий крутой лестнице, бистро спускалса вниз. Внизу, в нашей зальный комната, гдэ спят на диване дэда и мама, моя бэбиа стоит у окна, смотрит на улицу. Я не захотэл будит родных, тем более, щито делает моя бабуль-джан у окна в ночи середине? Немного отдышавшись, подхожу к нэй, а она реска оборачивается, глаза закатаны, и неестественным низким голосом говорит: «Небеса скоро разверзнутся, и придёт в мир зло и ужас, который даже Зона не видала. Твари, словно создания ада прорвутся в этот мир, мёртвые поднимутся… Сталкер, что один из вас, станет как они, но будет против них. Будет сражаться вместе с вами. Не утратит человечность, но будет терять своё время. Его ресурс… ограничен. Враг ваш – богохульник в чёрном, с перевёрнутым крестом…»
– После чего так резко светлеть начало, будто вклющили резкий перемотка… Помню, как бэбиа падает, ослепительная вспышка… Очнулся на полу, рядом с ней, но она… Её забрал Всевышний. В этот же день, приехал Карпов, вербовать в свой АПЛ. В моей голове, был полный пустота, мною ничто нэ двигало. Я просто согласился. Моя родная кровь не хотэли по началу отпускать, но я понимал, что так надо. И только позже, спустя месяцы, я вспомнил слова бэбиа о том, что грядёт что-то плохое.
– А как же Амалия? Что с ней произошло? – спросил вечно ёрзающий и шмыгающий Олег. Его юркие небольшие глазёнки пристально вцепились и не отпускали собеседника.
– Амалия… – Кадим задумался, – Амалия сказала, щито я проснулся посреди ночной времени, что-то бормотал на слух невнятный, она снащала не поняла, щито происходит, позже вообще перепугливой стала, начала разговаривать со мной, пыталась вернуть мнэ разум и спокойствие. Но, с её слов я только сильнее перепуганный стал, вскочил, побежал вниз, чуть не упал, подвернул ногу… А когда она спустилась вниз, то увидела мой лежащий тело и бабуль-джан, рядышком…
– Нда-а, ну и дела, охренеть… Тебе и в центр Зоны ходить не надо, «зоновская» аномальщина и рядом не стояла, – под огромным впечатлением проговорил Иван, командир отряда, и продолжил, – а родители что? Ну, они же это, внизу спали? Ничего не слышали, не видели? Вспышку там, или что бабушка говорила?
– Да-а пф-ф… – Кадим замялся, поглаживал свой чёрный затылок, пытался вспомнить. – Как они позжэ сказали, они нищего не слышали, как и я. Вообще ничего. Спали, пока Амалия вниз не прэбежала, и нэ разбудила их. Я не стал им рассказыват ничего о свой виденье этой непонятной ситуации. Но щито-то тут явно не так, раз они, как я, тоже ничего не слышали… Может быть, в свет очей моих и правда, какой шайтан вселился, – на последней фразе Кадим погрустнел, задумался и ушёл в себя.
– Я даже не знаю, что и сказать… просто охренеть, – немного растерялся Даниил, дослушав историю Кадима до конца. Он хотел хоть чем-то поддержать или утешить товарища-сталкера, но не знал как, на ум ничего не приходило. На какое-то время все притихли, подняли с земли стоящие у костра свои горячие консервные банки, в которых начала вкусно парить и скворчать, чуть не выпрыгивая на мелкую пожухлую траву, каша с добротными кусками вкусного мяса. Тишке все скинулись по ложке из своих банок, положив на пожелтевший кусок газетного листа. По количеству получилось прилично. Он спрыгнул с колен Даньки, тот облегчённо вздохнул и произнёс: