Сталки и компания
Шрифт:
Мактурк повернул вымазанный чернилами большой палец вниз, словно под ним простиралась воображаемая арена с окровавленными кингами.
– Placete, [51] благородное дитя! – крикнул он Жуку.
– Итак, – с сомнением начал Жук, – он хоть и из Балиоля, но я дам шанс этому животному. Я всегда смогу написать стихи, чтобы он подергался. Он не будет жаловаться ректору, потому что он будет выглядеть глупо (Сталки совершенно прав). Но у него должен быть шанс.
51
Placete (лат.) – зд. Ты доволен.
Жук открыл наугад книгу, пробежал по странице пальцем и начал читать:
Иль– Это не пойдет. Давай другое, – сказал Сталки.
– Подожди. Я знаю, что там дальше. – сказал Мактурк, который читал через плечо Жука.
Что нюхают табак как по команде;Табак – предлог, чтобы того не видеть,Как он свой пояс разворачивает,Как платок – он мягок – но, как цепь...(Черт! Что за предложение!)
Стальная, он обовьется вкругВысокой белой шеи, и не останется на ней следа. [52](Точка).
– Не понял ни единого слова, – сказал Сталки.
– Ну и дурак! Объясняю, – сказал Мактурк. – Эти шесть жлобов свернули шею царю и не оставили улик. Как и с Кингом – actum est. [53]
– Эту книгу тоже он мне дал, – сказал Жук, облизнувшись.
Великолепен текст Послания к ГалатамВ нем двадцать девять проклятий найдешьИ если хоть одно минуешь,То под другое точно попадешь. [54]52
Из стихотворения Роберта Браунинга «Бдительность».
53
Actum est (лат.) – дело закончено.
54
Из стихотворения «Монолог испанского затворника» Р. Браунинга.
А затем совершенно другое:
Сетебос! Сетебос! Сетебос!Он думает, что обитает в лунном свете. [55]– Он только что вернулся с обеда, – сказал Дик Четверка, выглядывая в окно. – А с ним и мелкий Мандерс.
– Сейчас это самое безопасное место для Мандерса, – сказал Жук.
– Тогда, ребята, вам лучше уйти, – вежливо произнес Сталки, обращаясь к посетителям. – Нехорошо вмешивать вас в этот скандал из-за комнаты. А кроме того, мы не можем себе позволить иметь свидетелей.
55
Из стихотворения «Калибан о Сетебосе» Роберта Браунинга.
– Ты собираешься начать сейчас же?
– Немедленно, а может, и еще раньше, – ответил Сталки, выключая газ. – Сильный, редкий человек – Кинг, пусть же теперь прокричит «Capivi». Отпусти его, Бенжимин. – Компания удалилась в свой аккуратный просторный кабинет в томительном ожидании.
– Если Сталки начинает раздувать ноздри, словно конь, – сказал Аладдин Китайскому императору, – значит, он вступил на тропу войны. Интересно, что они придумали для Кинга?
– Мало не покажется, – сказал Император, – пятая комната обычно платит по счетам сполна.
– Интересно, нужно ли мне что-то заявлять официально, – сказал Абаназар, который только что вспомнил, что он староста.
– Это тебя не касается, Киса. Кроме того, если ты это сделаешь, то они станут нашими врагами,
На этот раз звук западно-африканского военного барабана должен был разнестись по всем дельтам и устьям рек. Комнате номер пять было запрещено играть на барабане на расстоянии слышимости от школы. Но глубокое, тревожное гудение заполнило коридоры: Мактурк и Жук начали методично. Вскоре этот звук сменился ревом труб... дикими звуками преследования. Затем Мактурк постучал по другой стороне барабана, словно смазывая его кровью жертв, рев сменился хриплым воем, какой бывает, когда раненая горилла рожает у себя в лесу. Ярость Кинга не заставила себя ждать: он летел вверх по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки и сухо шелестя полами мантии. Кинг ввалился в темноту, призывая на головы нечестивцев все силы ада и обещая им скорый вечный покой.
– Выгнали на неделю, – сказал Аладдин, держа дверь своей комнаты чуть приоткрытой. – Через пять минут ключи должны быть у него в кабинете. «Негодяи! Варвары! Дикари! Дети!» Совсем разволновался! «Эй, Пэт, следи за крошкой», – шепотом пропел он, вцепившись в ручку двери и бесшумно танцуя ритуальный танец воина.
Кинг опять спустился вниз; Жук с Мактурком зажгли газ, чтобы поговорить со Сталки. Но Сталки пропал.
– Похоже, этот беспорядок никогда не кончится, – сказал Жук, собирая книги и чертежные инструменты. – Неделя в классах ничего хорошего не сулит.
– Слушай, дуралей, ты, что, не видишь, что Сталки исчез! – воскликнул Мактурк. Возьми ключ и напусти на себя печаль. Кинг будет тебя пилить от силы полчаса. Я пойду почитаю в классе внизу.
– Всегда я, – простонал Жук.
– Подожди, посмотрим, что получится, – с надеждой сказал Мактурк. – Я знаю не больше тебя, что там задумал Сталки, но наверняка что-то непростое. Иди вниз и подбрось-ка дров в костер Кинга. Ты же умеешь.
Как только ключ повернулся в дверях, крышка ящика с углем, который служил одновременно и подоконником, осторожно приподнялась. Там было совсем немного места даже для гибкого Сталки, голова которого помещалась между колен, а правое ухо прижималось к животу. Из ящика в столе он достал старую рогатку, горсть картечи и дубликат ключа от комнаты; бесшумно приподнял окно и встал коленями на подоконник, повернувшись лицом к дороге, клонящимся от ветра деревьям, темным контурам Берроуза и белой линии прибоя у Пебблриджа. Далеко внизу, с прорезающей холмы девонширской дороги, послышались хриплые звуки рожка извозчика. В них чудилась какая-то призрачная мелодия, которую порождает ветер в пустой бутылке, подначивая запеть: «Так живут у нас в пехоте...».
Сталки улыбнулся плотно сжатыми губами и открыл огонь с предельном расстоянии: лошадь свернула в сторону.
– Куда пшла? – икнул Яйцекролик. Следующая картечина прорвала гнилой полотняный навес с ужасным треском.
– Habet! [56] – пробормотал Сталки, пока Яйцекролик изрыгал проклятия в ночи, уверяя, будто заметил, что за «чертов школяр» атаковал его.
– Итак, – с жаром говорил Кинг Жуку, которого он отчитывал перед Мандерсом, зная, что пятиклассники болезненно переносят насмешки в присутствии младших. – Итак, мастер Жук, несмотря на все вирши, которыми мы так гордимся, мы все-таки осмелились вступить в прямой конфликт даже с таким скромным представителем учебного руководства, как я, и теперь нас выставили из комнаты, не так ли?
56
Habet! – попал (лат.).
– Да, сэр, – ответил Жук, застенчиво улыбаясь с робкой улыбкой на лице и ненавистью в душе. Надежда почти оставила его, он все еще твердо верил, что наибольшую опасность Сталки представляет, когда он невидим.
– Спасибо, нас критиковать не нужно. Нас выгнали из комнаты, выгнали, как будто мы какие-нибудь мандерсы. Мы всего лишь перемазанные чернилами школьнички, так нам и надо.
Жук насторожился, услышав дикие проклятия Яйцекролика, доносившиеся с улицы, некоторые слова отчетливо проникали через открытую верхнюю фрамугу (Кинг верил в пользу проветривания). Он прошагал к окну таинственный, в развевающейся мантии, – его контур отчетливо прорисовывался в свете газовой лампы.