Сталки и компания
Шрифт:
– Вижу! Вижу! – орал Яйцекролик. Теперь-то он обнаружил врага, и как раз еще один хлопок послышался в темноте где-то вверху. – Д-да. Ты, ты, н'сатый, пуч'глазый, р'жий гад! Старый, а что делаешь! Ай! Уб'ри свой нос! Гврю те! Уб'ри свой длинный нос!
Сердце Жука замерло. Он знал, где-то и как-то, что за всем этим скрывается Сталки. В сердце его зрела надежда и планы мести. Он обязательно использует упоминание о носе в своих бессмертных стихах. Кинг поднял окно и сделал грозный выговор Яйцекролику. Но извозчик уже не ведал ни страха, ни сомнений. Он вылез из коляски и подошел к краю дороги.
Все произошло быстро, как во сне. Мандерс с криком схватился за лицо: влетевший в комнату зазубренный булыжник попал в дорогие
– Бедняга! – воскликнул Жук с притворным сочувствием. – Немножко пройдет и перестанет. Предупреждает апоплексический удар, – и он, мастерски нагибая ничего не видящего, воющего Мандерса над столом, над всеми бумагами, выпроводил его за дверь.
Затем Жук, оставшийся наедине с разрухой, воздал добром за зло. Каким образом от удара одного-единственного булыжника все корешки собрания сочинений Гиббона оказались разорваны, каким образом столько черных чернил, смешанных с кровью Мандерса, попали на скатерть, почему оказавшаяся вдруг открытой бутылка с клеем образовала на полу полукруг и каким образом фарфоровая ручка двери, опять же, оказалась запачканной юной кровью Мандерса, – ничего этого Жук и не собирался объяснять, когда Кинг вернулся бешенстве, – он просто вежливо ждал его, стоя на вонючем каминном коврике.
– Вы мне не сказали, чтобы я уходил, сэр, – проговорил он с видом Касабьянки, [57] и Кинг отправил его в темноту ночи.
Он со всех ног бросился к шкафчику для обуви под лестницей на первом этаже, чтобы выплеснуть переполнявшую его радость. Он еще не успел издать первого победного крика, как две руки зажали ему рот.
– Иди в спальню и принеси мои вещи. Принеси их в умывальню на этаже. Я все еще в трусах, – прошипел Сталки, сжимая его голову. – Не беги. Иди спокойно.
57
В битве у Нила в 1798 году Люк Касабьянка, капитан французского флагмана «Ориент», сражался и погиб вместе со своим тринадцатилетним сыном, который отказался покинуть его.
Но Жук все же зашел в соседний класс и доложил о выполненном долге ничего не ведающему Мактурку с кратким истерическим конспектом проведенной операции. Потом Мактурк с каменным выражением лица принес одежду из спальни, пока Жук нервно ходил по классу. Затем троица собралась в умывальной, включила все краны, заполнила все вокруг паром и со смехом окунулась в ванны, восстанавливая по частям проведенное сражение.
– Moi! Je! Ich! Ego! – задыхался от смеха Сталки. – Когда ты играл на барабане, я ждал, пока не почувствовал, что перестаю соображать. Спрятался в ящик для угля и... стал стрелять из рогатки в Яйцекролика... а Яйцекролик налетел на Кинга. Здорово? А ты слышал звон стекла?
– Конечно. Он... он... он, – визжал Мактурк, указывая на Жука дрожащим пальцем.
– Конечно, я... я... я все время был там, – взревел Жук, – в его кабинете, он меня отчитывал.
– О, боже! – воскликнул Сталки и погрузился под воду.
– Стекло – это ерунда. Порезало голову Мандерсика. А ла... ла... лампа
Сталки выпрыгнул из ванной весь розовый и потряс Жука, призывая его к ясности изложения, но продолжение рассказа заставило их снова покатиться со смеху.
Я спрятался в шкаф для обуви как только услышал, что Кинг спускается. А Жук прямо на меня наткнулся. Запасной ключ спрятан под половицей. Никаких улик нет, – сказал Сталки.
Они все начали говорить одновременно.
– И он выгнал нас сам... сам... сам! – это был голос Мактурка. – Мы вне его подозрений. Ох, Сталки, такого мы еще никогда не проделывали.
– Клей! Клей! Лужи клея! – кричал Жук, сверкая очками сквозь пену. – Все смешалось – кровь и чернила. Я повозил башкой этого гада над заданиями по латинской прозе на понедельник. Боже, как воняет масло! А Яйцекролик крикнул Кингу, чтобы тот готовил припарки для своего носа. Это ты уделал Яйцекролика, Сталки?
– А кто же, как не я? Я его обстрелял. Слышал, как он ругался? Мне сейчас станет плохо, если я не перестану смеяться.
Но процесс одевания затянулся, потому что Мактурк пустился в пляс, услышав, что фарфоровый горшочек разбился, а Жук пересказал все слова, сказанные Кингом, украшая и снабжая витиеватыми комментариями.
– Потрясающе! – воскликнул Сталки, беспомощно путаясь в штанах. – Как это ужасно для нас, невинных мальчиков! Интересно, чтобы они сказали в «Сент-Уинифред, или Мире школы»... Черт! Я вспомнил, что мы там задолжали молокососам за нападение на Жука, когда он мучал Мандерса. Давай. Это алиби, Сэмивел, [58] а кроме того, если мы простим их, то в следующий раз будет хуже.
58
Цитата из романа «Посмертные записки Пиквикского клуба» Диккенса.
Третьеклассники поставили у дверей класса дежурного: у них был свободный час, а для мальчишек это целая жизнь. Они занимались обычными воскресными делами – готовили над газом воробьев на ржавых перьевых ручках, варили дьявольские напитки в горшочках, скребли бородавки перочинными ножами, разводили шелкопрядов в корзинах для бумаги, а также обсуждали проступки старших с такой свободой, откровенностью и вниманием к деталям, которым сильно бы удивились их родители. Удар был нанесен без предупреждения. Сталки разогнал группу, сгрудившуюся над какой-то посудой, Мактурк рылся в шкафчиках, как собака в кроличьей норе, а Жук лил чернила на их головы, ведь под рукой не было Классического словаря Смита. Нескольких минут хватило для того, чтобы избавиться от шелкопрядов, их куколок, упражнений по-французскому, школьных шапочек, полуподготовленных костей и черепов и дюжины банок с вареньем из ягод терновника. Урон был огромный, и класс выглядел как будто его разнесли три воевавшие друг с другом бури.
– Уф! – сказал Сталки, переводя дух уже за дверями класса (из-за них слышались крики: «Эй вы, гады! Вам все это кажется очень смешным!» и так далее). – Все правильно. Солнце да не зайдет во гневе вашем. [59] Вот странные черти, эта малышня. Никакого чувства товарищества.
– Когда я преследовал Мандерсика, они вшестером сидели на моей голове, – сказал Жук. – Я предупредил их, что даром им это не пройдет.
– Каждый заплатил сполна... очень хорошо, – рассеянно заметил Мактурк, пока они шли по коридору. – Ты не думаешь, что нам нужно поподробнее поговорить про Кинга, а, Сталки?
59
Послание к Ефесянам 4:26.