Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии
Шрифт:
«В о п р о с. …он так и не вернулся. Из этого вы заключаете, что он там умер. У вас есть точная информация, касающаяся вашего утверждения?
О т в е т. Я, конечно, не присутствовал при его смерти, если вы это имеете в виду, но я встречался с человеком, который был выслан в то же самое время и он был вместе с ним в течение трех суток пересылки в Освенцим. Они прибыли в Освенцим примерно 10 или 11 марта и из 1500 человек 100 мужчин и 30 женщин были направлены «направо»; остальным велели идти «налево», и о тех, кто остался в лагере, уже больше ничего не было слышно. Я думаю, что это достаточное объяснение.
В о п р о с (пауза). У вас нет ничего более убедительного, свидетель?
О т в е т. Если вы так ставите вопрос… я думаю, резонно предположить, что он никогда уже больше не вернется».
Германский прокурор тут же сменил тему, но, как позднее отметил в своем вердикте трибунал, совершен варварский акт: Ротшильд был отправлен в газовую камеру для того, чтобы обогатить Круппа.
С Лианкуром дело обстояло сложнее, чем с прочей отданной на разграбление чужой собственностью, присвоенной Круппом. Здесь были затронуты две известные в Европе
Например, как-то в апреле 1941 года Роберт Кох, технический директор «Альстом сосьете» в Бельфоре, наблюдая за клепкой парового котла, взглянул в окно цеха и увидел, что офицер в форме немецкого военного флота и несколько неизвестных ему людей в штатском осматривают самую ценную машину фирмы, стоившую почти 700 тысяч франков. Он поспешил туда, но они уже повесили на машину плакатик со словом «конфисковано». Позднее он сухо заметил, что «никто из этих людей – ни морской офицер, ни сопровождавшие его – не сочли нужным представиться. Понимаете, они были хозяевами и полагали, что могут делать все, что им вздумается». Когда Кох начал протестовать, указывая, что без этой машины завод будет вынужден прекратить изготовление котлов и труб, выдерживающих высокое давление, один из людей в штатском объяснил, что он – Эйсфельт, крупповский инженер, что машина им требуется для скручивания толстых листов, это необходимо для Германской империи. Кох пришел в негодование. Машина была предназначена для тонких листов; использование не по назначению может ее привести в негодность. Он в тот же вечер изложил в письменном виде свои возражения, а в ответ получил предложение об оплате. Поскольку предлагалась сумма, составлявшая около 15 процентов стоимости машины, он написал опять. Интендант Генерального штаба, гражданский чиновник военного правительства в звании генерал-майора, холодно ответил, что отказ принять предложение означает, что «в выплате компенсации со стороны германского рейха надлежит отказать бессрочно». Обращаться куда-либо еще было бесполезно. Чрезвычайный посол Виши на части оккупированной Франции издал декрет о том, что во всех подобных случаях владелец должен вести переговоры непосредственно с немцами. Три дня спустя машину демонтировали и отправили в товарных вагонах в Рейнхаузен. Позже Кох узнал, что Крупп использовал его машину для массового производства подводных лодок.
«Альстом» был филиалом значительно более крупной и известной компании «Эльзасская машиностроительная корпорация», или, как называли ее немцы, «Elmag». Она производила оборудование для текстильных фабрик в Мюлузе с 1816 года и пользовалась международной репутацией. Почти три года после капитуляции Франции в 1940 году большой завод не привлекал к себе ничьего внимания. Затем английская авиация начала наносить по Эссену все более чувствительные удары. Еще 9 августа 1939 года Геринг, хвастая непобедимостью люфтваффе, обещал «баронам фабричных труб»: «На Рур не упадет ни одна бомба. Если хоть один бомбардировщик достигнет Рура, мое имя не Герман Геринг. Зовите меня тогда Мейером!» Крупп ему не поверил. Триумвират Альфрид – Лезер – Геренс полагал, что налетов не избежать. Но они не ожидали, что целые цеха и заводы будут превращены в развалины, и, когда за две ночи были вдребезги разнесены сборочные цеха «Кравы», они снова принялись изучать карту. Предъявлять претензии осрамившемуся рейхсмаршалу не имело смысла: Герман Мейер укрылся от неприятной действительности в Карингхолле – своем загородном замке. Надежды на воздушные силы рейха тоже возлагать не приходилось, и утром 16 марта 1943 года Альфрид решил вывезти из Рура то, что уцелело от «Кравы». Местом эвакуации могли стать либо заводы «Татра» в Чехословакии, либо «Elmag». Рассмотрев обе возможности, Альфрид выбрал «Elmag».
Как всегда, владельцев даже не сочли нужным поставить в известность об этом решении; 31 марта 1943 года Альфрид начал переговоры с военными властями Эльзаса о передаче ему заводов. Продавец заявил покупателю, что «Elmag», как эльзасское предприятие с преобладающей долей вражеского капитала, подпадает под правила, регулирующие статус вражеской собственности». До сих пор фирма находилась под надзором «временного управления». Теперь она передавалась Круппу. Акционеры могли бы возражать против этой перемены, но, когда они узнали о ней, крупповцы уже наводнили заводы. Альфрид не собирался выпускать эти заводы из своих рук. Записка от 27 марта, найденная в его архиве, снабжена пометкой: «Касательно предложения Заура о приобретении «Elmag» фирмой «Крупп»; об этом можно начать преговоры, но они не должны задерживать эвакуацию». Никакой задержки не произошло. К этому времени Крупп приобрел редкостную сноровку в захвате чужой собственности и приспособлении ее к производству вооружения. Цеха «Elmag» в самое короткое время были переоборудованы для производства брони, военных тягачей и 88-мм орудий. Специальные поисковые команды обшаривали Францию, конфискуя дополнительное оборудование.
После высадки союзников в Нормандии эльзасские рабочие начали исчезать с заводов и уходить в горы во все возрастающем числе, но Эссен был к этому готов – 5 июля телетайп известил крупповскую администрацию в Мюлузе, что Ораниенбургский концентрационный лагерь, расположенный к северо-западу от Берлина, высылает «максимум 1250 рабочих – заключенных этого лагеря». О том, как обходились с этими рабочими, говорит хотя бы следующий факт: после войны
Это ничего не изменило. Крупп был готов к любым трудностям, включая захват Эльзаса союзниками. С приближением американских войск в августе 1944 года, согласно еще одной записке, найденной в архивах Альфрида, «из соображений безопасности первый контингент выделенных нам заключенных был убран с завода. Использование заключенных было прекращено». После этого Крупп просто демонтировал все три завода «Elmag» и эвакуировал их в Баварию.
Когда грабеж достиг наибольшего размаха, Альфрид носился по Европе на военном истребителе с особыми опознавательными знаками. Он никогда не пилотировал его сам, потому что, как он однажды объяснил своему писарю, «невозможно отличить частный самолет от военного». Его опыт и ранг штандартенфюрера нацистского летного корпуса позволяли ему взять в свои руки управление истребителем, но при таком колоссальном количестве бумажной работы он не мог позволить себе подобной роскоши. Вместо этого он сидел на месте второго пилота с пюпитром на коленях, производя подсчеты. По мере того как паутина присвоений и конфискаций разрасталась, крупповские директора в личной конторе Альфрида на Альтендорферштрассе в Эссене заносили новые приобретения в книги основного предприятия, предусмотрительно оценивая каждое в одну марку. Точно определить их истинную стоимость невозможно, но гитлеровские завоевания, бесспорно, сделали Круппа самым богатым и могущественным промышленным магнатом за всю историю. В тот момент, когда успехи нацистов пошли на убыль, Альфрид управлял экономическим колоссом, раскинувшимся через 12 стран от Атлантического океана до Украины, от Северного моря до Средиземного. Он владел заводами повсюду, комплексом верфей в Нидерландах, рудниками в Греции, России, Франции, Судетах, Норвегии и Югославии. До высадки в Нормандии и начала «акции в помощь Руру», когда с предприятий в захваченных странах вывозилось все оборудование до последнего станка, так что их бывшим владельцам оставались только голые стены, крупповский управляющий в одной Голландии отвечал за предприятия в Роттердаме, Хилверсюме, Дордрехте и Горинхеме. Если бы кто-нибудь в главном управлении предсказал, что Круппы скоро лишатся всего этого, его уволили бы, как полоумного. Но таких смельчаков не нашлось. Даже когда началась «акция в помощь Руру», Альфрид и его окружение проявляли непоколебимое спокойствие. Они верили в победу.
Наивные люди в захваченных странах – а таких находилось немало – ждали от победителей великодушия. Ничего подобного не произошло. В течение этих лет все самые отвратительные черты и фирмы «Крупп», и нацистской Германии расцвели пышным цветом. Их практические дела характеризовались зверской жестокостью, воспоминание о которой еще живо в странах, где побывал вермахт. Подобно скифским воинам, которые за столетия до Христа пили кровь поверженных врагов и использовали их черепа как бокалы для вина, немцы в 1939–1945 годах не знали умиротворения от своего триумфа. Они хвалились тем, что приходят «как завоеватели, а не как освободители». Позднее они начнут ссылаться на «безумную политику Гитлера», но в то время они ее безумной не считали. И если его поведение временами ставило под вопрос его вменяемость, то же самое можно было сказать и о выполнявших его приказы. Те, кто, подобно Альфриду, давали полную волю своим пиратским наклонностям, грабили, пока не удовлетворяли своей алчности.
Но алчность Альфрида была ненасытна. С каждым годом войны он все более неприкрыто пускал в ход грубую силу. Сначала он прибегал к маскировке. В сентябре 1940 года он заключил секретное соглашение с немецким генеральным консулом в Белграде Нейгаузеном. Семь месяцев спустя вермахт вторгся в Югославию, и эта договоренность принесла плоды – все акции югославской горно-рудной компании «Хромассео» были отняты у ее собственника Моисея Ассео и поделены поровну между Круппом и Герингом, а военным администратором был назначен молодой крупповский управляющий. (Геринг настаивал на символической компенсации в 400 тысяч динаров, а его партнер не мог понять, почему он так «подчеркнуто требовал платы за извлечение выгоды из еврейской собственности».) В записке совету директоров Крупп с гордостью отмечает, что «еще никто не эксплуатировал столь интенсивно югославскую хромовую руду». По крайней мере, в Белграде хотя бы формально была соблюдена законность. Альфрид, правда, и это считал лишним. В последующие два года он снял бархатные перчатки. После Пёрл-Харбора Крупп основал общество с ограниченной ответственностью «Крупп-Брюссель» для демонтирования бельгийских заводов и перевозки их оборудования в Рур. 11 июня 1942 года, отмечая, что судовладелец в Голландии противится передаче собственности, Крупп заключает: «Господин Вортельбоор – голландец. Он откровенно не заинтересован в содействии развития германского военного флота… Доктор Кноблох проинформирует военно-морское ведомство о нашем взгляде на вещи и предложит оказать некоторое давление на Вортельбоора».
Под маской Имперского объединения по железу и Имперского угольного объединения Альфрид захватил вольфрамовые рудники «Монбелло» на севере Франции – «без предупреждения», как позже заявил судья в Нюрнберге, «и без ордера на реквизицию». Это произошло в августе 1942 года. К тому времени спектакли «купли» и «аренды» заводов в оккупированных странах уже прекратились. В своем приговоре Нюрнбергский трибунал отмечал: «Мы пришли к заключению, на основании достоверных свидетельских показаний, что начиная с 1942 года и далее в Нидерландах совершались противозаконные акты присвоения и грабежа как непосредственно фирмой «Крупп», так и ею же через подставных лиц, и что, в частности, с сентября 1944 года до весны 1945 года определенные промышленные предприятия в Нидерландах использовались самым бесцеремонным образом для военных целей Германии без учета интересов местной экономики, с преднамеренным расчетом и ради проведения определенной политики». Даже по мнению своих соотечественников, крупповцы иногда заходили слишком далеко. В декабре 1944 года они явились в голландский город Дордрехт, чтобы конфисковать имущество фирмы «Липс». Два представителя немецких оккупационных властей, прибывшие на место в самый разгар акции, назвали крупповских служащих «разбойниками».