Стальная империя
Шрифт:
— Головным — «Сикисима», — негромко сообщил командир. — Наши броненосцы хорошо вывели на нас япошек, как по ниточке! Дистанция — сорок кабельтовых. Пройдет мимо нас в восьми. Механик! Ход самый малый!
Электродвигатель работал бесшумно, поэтому снижение скорости до одного узла Беклемишев почувствовал только по уменьшению вибрации перископа, и без того достаточно мягкой.
— Торпедные аппараты с первого по четвертый — товсь, — приказал Беклемишев. — Боцман, приготовиться принять балласт в компенсирующие систерны. Ежели покажем рубку да нос после первых двух, я тебе даже разнос устраивать не буду, Иван Максимович. Японцы сами нас разнесут в мелкие клочки.
— Слушаюсь, Михаил Николаевич, — пропищал боцман. Его несерьезный голос был постоянным предметом заспинных шуток команды. — Не извольте беспокоиться! Все понимаем!
— Время хода торпед… девяносто секунд. Даю отсчет, — командир лодки еще раз прикинул скорость японской колонны, — десять, девять… три, две… Первый аппарат пли! Второй пли!
Шипение воздуха и гул заполняющей балластные танки воды ударили по ушам подводников.
— Третий пли! Четвертый пли!
Третья и четвертая торпеды выходили из решетчатых аппаратов Джевецкого, установленных вне прочного корпуса лодки прямо на палубе, поэтому звуковые эффекты на этот раз были не столь впечатляющи.
— Перископ убрать! Погружение на сто двадцать футов! Полный ход, лево руля! Мичман, секундомер!
Вероятнее всего, японцы прошляпили, да и немудрено: электрические торпеды не давали видимого пузырькового следа. Через девяносто три секунды лодку качнуло, еще через две раздался второй взрыв, а еще через четыре — третий. Три из четырех! Да, вот так, на пистолетной дистанции, по равномерно движущейся цели…
Когда через полчаса аккуратного отползания Беклемишев решился вновь поднять перископ, «Сикисимы» на воде уже не было, а колонна японцев дымила на горизонте, явно не собираясь более оставаться в столь опасном районе. Ну и слава Богу! Ходу до базы — полночи, там торпедная погрузка, отдых… И можно повторить.
О пропавших кораблях под нейтральными флагами.
Совершенно неожиданно пропадали корабли под нейтральными флагами не только у Бонинского архипелага. То же самое происходило на пути в Корею. Один из таких “пропаданцев”, несущий американский флаг исключительно ради вящей маскировки, был совсем неплох — почти четыре тысячи тонн и четырнадцатиузловая скорость при неплохой мореходности. А его груз — мука, мясные консервы, керосин в жестяных квадратных банках — не есть же холодное! — а также кофе и консервированные ананасы в качестве десерта — был еще лучше. Именно поэтому Яков Самуилович Фишерман, прапорщик по адмиралтейству Российского флота с одной стороны и целый тааль флота израильского — с другой, не стал отправлять корабль в Николаевск или Петропавловск, а решил, несмотря на известный риск, дотащить приз до Владивостока.
Единственное, что не устраивало Якова Самуиловича, было название. Но это дело поправимое: краски в подшкиперской хватало, а новые судовые документы за авторством мичмана Фимы Столберга выглядели лучше настоящих. Бывшая «Калифорния Принсесс» теперь именовалась скромно и неприметно «Цецилия» и гордо шествовала Японским морем в сопровождении пяти миноносцев, один из которых весьма, надо сказать, нахально для этих вод нес на гафеле Андреевский стяг, а еще четыре — тоже бело-голубые, но никакими крестами не изукрашенные.
— Итак, Александг Александгович, — обратился Фишерман к капитан-лейтенанту Корнильеву, — шо-таки Ви можете нам сказать за пготивника?
Его форма “висела” на нем настолько неловко, что он выглядел даже немножечко стильно.
— Броненосец, предположительно «Асахи», поврежден артиллерией, скорость не более десяти узлов. В кильватере — еще два транспорта, чуть побольше нашей «Цили». Вряд ли войсковые. Скорее, с военным имуществом или вооружением.
— А сопговождение?
— Сопровождение — два двухтрубных истребителя типа «Муракумо», полагаю — сам «Муракумо» и «Синономэ». Других кораблей или судов поблизости не замечено.
— Неудивительно, — кивнул пожилой моряк, — совегшенно, я бы сказал, неудивительно. Как считаете, пготивоминная агтиллегия у этого «Асахи» в погядке?
— Вряд ли в полном, Яков Самуилович, но, полагаю, выбита далеко не полностью. И в основном на правом борту.
— На пгавом, — задумался старик, — это, я Вам скажу, кгайне неудачно. Нам было бы лучше атаковать с темной стогоны гогизонта, а это будет его левый богт…
— Вы действительно хотите атаковать броненосец? — изумился капитан-лейтенант.
— Почему нет? Таки какой был смысл моему племяннику Додику закупать эти пгосто непгилично догогие немецкие тогпеды, если ими будет не в кого стгелять? А если адмигал Макагов и адмигал Небогатов пгодолжат в том же духе, то они нам вовсе не оставят такой возможности! И где же, скажите мне пожалуйста, я тогда возьму могяков-иегуди, имеющих опыт тогпедных атак? На Пгивозе? Так на Пгивозе такой товаг `едкость. Я вам даже больше скажу — на Пгивозе его вообще нет! Вот что… Гиршевич!
— Я, господин прапорщик по адмиралтейству!
— Поднимайте всех свободных. Подготовить когабль к хогошему, пгавильному пожагу, пгичем к такому, чтобы самому господину ялтинскому полицмейстегу не было стыдно на него поглазеть!
— Вы хотите…
— Конечно, хочу! Вы таки не пгедставляете, Александг Александгович, как удобно швагтовать и газггужать шаланды с товагом, когда и погтовые власти, и полиция, и даже янгеле этого молодого но уже очень нахального поца Бени с Молдаванки смотгят на высокохудожественный и, главное, своевгеменный пожаг!
Капитан-лейтенант Корнильев ухмыльнулся:
— Не думал, что Вы пожертвуете таким прекрасным грузом, Яков Самуилович! Я же помню, с каким восторгом Вы осматривали трюмы этой красотки. Да и во Владивостоке что керосину, что продовольствию очень бы обрадовались, и, полагаю, выплатили премию за груз по высшей ставке. А тут такой убыток…
— Молодой человьек, — возмущенно ответил ему собеседник, — здесь таки вовсе даже никто не говогит об убытках! Надо же понимать `газницу между убытком и ин-вес-ти-ци-ей!