Стальная корона. Хроники земли Фимбульветер
Шрифт:
– Правда, но вспоминать об этом Герда не любит. О приюте, в смысле.
– Чего уж тут любить! – понимающе покивал сирота. – А ты чего без шапки ходишь?
– Мне так нравится.
– Ну дурной! В шапке же теплее!
Я хотел попросить Рика, чтобы он придержал свое мнение, но вспомнил, с каким замерзшим видом топтался шкет у калитки. Взглянул внимательно – да, в задачи приюта Благого Берне явно не входит, чтобы по улицам шастали сварившиеся дети.
К счастью, до ратуши мы дошли быстро.
День выдался на редкость суетной. Народ, проведав, что хронист, которого три недели невесть где фунсы носили, наконец вернулся в город, пошел в ратушу стройными рядами. Удивительно, как эти прекрасные люди раньше жили без подтверждения историй собственных семей.
Вообще-то архивом должен ведать отдельный человек, но хитроумный наш хессир бургомистр решил, что больше чем на одного служащего здесь задач не наберется, будут работники ратуши какое-то время бездельничать, так что лучше платить двойное жалованье хронисту, но спрашивать с него за все.
А еще за время моего отсутствия в город пришли аж три торговых каравана и принесли вести о том, что творится за пределами Гехта. Обычно хронист встречает купцов у ворот, или те присылают гонца в ратушу, но так или иначе летописи составляются по свежим устным рассказам. В этот же раз предводителям караванов пришлось, на чем свет стоит кляня блудного хранителя истории, все записывать самим. Строчили на коленке, на каких-то хозяйственных обрывках, будто курица левой лапой корябала. К тому же купцы больше привычны иметь дело с цифрами, чем со словами, четко описать свои дорожные наблюдения не все могут. Много времени и сил ушло у меня после на то, чтобы разобрать эти памятные листки.
Счастье еще, что главный прознатчик Палаты Истины в Гехте – моя родная сестра, так что хотя бы отчет о случившихся в городе правонарушениях я получу спокойно и в удобочитаемом виде.
Рик, вытаращив глаза, носился следом за мной из кабинета на втором этаже в подвал, где хранился архив (несколько раз я плюнул на полагающуюся наставнику солидность и, пока никто из взрослых не видел, попросту съехал вниз по перилам), задвигал короба с документами, ставил на место тома хроник, подавал мне отточенные перья, а когда я отослал его к Гудрун обедать, рванул, как заяц от совы. Да, вот такая она, жизнь хрониста. Одна из ее сторон.
Сам я есть не хотел, да и некогда было. Надо, пока не начались вечерние приемные часы, заглянуть в несколько городских заведений, узнать тамошние новости. Кстати, не забыть прояснить с хессиром бургомистром вопрос о способе перемещений Рика. Меня Торгрим Тильд начал брать в поездки по служебным надобностям на третьем году обучения, когда Скима поставили под седло. Но одно дело вурд, которому семья в состоянии подарить собственного кхарна, а другое – безродный сирота.
Под конец своих разъездов по городу я заглянул к хеску Гольсту, ювелиру, и заказал для Рика чернильницу. Даже если мелкий убоится трудностей жизни хрониста и завтра с утра просто не явится, пусть вещица будет – подождет следующего ученика, ведь от наставничества мне теперь уже не отвертеться.
Еще я успел на рынок, прикупил у симпатичной румяной бабуси теплый башлык и вязаные перчатки.
И конечно же, заглянул в оранжерею – жаль, ненадолго, всего минут на десять, но хоть за руки с Гердой подержаться. Моя любовь повеселела, но все равно заметно было, что что-то ее тревожит. Спросил – так и не ответила. Ладно, дома разберемся.
Рик подаренным теплым вещам обрадовался.
– Ух ты! Сколько заплатил?
– Сколько просили. Годится?
Шкет замотался башлыком, радостно помахал всунутыми в перчатки руками.
– Ага!
– Сними пока, здесь тепло, зажаришься.
– Ага, – повторил Рик, любуясь растопыренными пальцами. – А можно, когда домой пойдем, я все у тебя до завтра оставлю?
– Смысл? На улице замерзнешь.
– В приюте не любят, когда мы чего-то из города приносим.
Теплота в моем отношении к приюту Благого Берне стала такой, что рядом масло замораживать можно.
– Дома, у Гудрун, имею в виду, все нормально?
– А чего там? Ругалась только сильно, что ты не пришел. Сам-то ел?
– Нет, некогда было.
– Некогда! На базаре был, там в обжорном ряду потрошков вареных навернуть можно.
– Такое не употребляю.
– Ну и зря. Дешево, а дают много. Ну, давай хоть сейчас…
Выставив на стол принесенный узелок, Рик развязал платок и явил миру миску с утренними сырниками.
– Налегай. Тетка Гудрун велела, чтобы я проследил.
Припозднились мы с Гердой знатно. Долго бродили по заснеженным улицам, как в самом начале знакомства, когда каждый раз, хотя пора уже было проститься и разойтись до завтра, мы все не могли расстаться. Герда была задумчива, и я молчал, боясь сказать неловкое лишнее слово.
Наконец добрались до дома. Еще только когда входили в столовую, я понял: что-то будет. С такими лицами семья сидела, когда я притащил раненую ворону. Что из этого получилось – рассказ особый.
А сейчас, судя по тому, что рыжий, вместо того, чтобы приближаться к приюту Благого Берне, восседал рядом с Гудрун, разговор пойдет вовсе не об опоздании к ужину.
– Рик будет ночевать у нас, – непреклонно заявила домоправительница. – Нечего дите одного в темноте по улицам гонять. Вот пришел бы Ларс раньше, хотя бы отвел.
Я покосился на родственников. Хельга, хозяйка дома, только философски пожала плечами, а муж ее Оле многозначительно хмыкнул. Я был как раз в возрасте Рика, когда сестра забрала меня из Къольхейма, а Сван взялся за воспитание не своего ребенка. Только капитан опекал младшего брата любимой женщины добровольно.
А вот сиротинушка наш, судя по широкой щербатой улыбке, был этим миром и своим в нем положении искренне доволен.
В общем, если кто и считал, что нельзя тащить в дом всех, кого подобрал на улице, будь то щенок, ворона или воспитанник приюта, вслух этого не сказал. Только Герда по-прежнему была грустна и задумчива и, как поужинали, сразу утащила меня в нашу комнату. Время было уже позднее, да и сам я хотел поговорить с любимой женой.