Стальная Крыса идет в армию
Шрифт:
— Я еще ни разу в жизни не покидал родного дома, — пожаловался рекрут справа от меня.
Он всхлипнул и вытер мокрый нос рукавом.
— А я покидал! — тепло и бодро заявил я.
Ни сердечности, ни радости я не испытывал, но надеялся, подняв настроение соседа, тем самым поднять свое.
— По слухам, кормят в армии паршиво, — упорно скулил мой соратник. — Никто на свете не умеет печь сепкукодж лучше, чем моя мамочка.
Пирог с луком? Ну и вкус у этого паренька!
— Забудь об этом, — весело посоветовал я. — Если в армии и пекут сепкукодж, то наверняка хуже некуда. Не горюй, тебя ждут другие радости: свежий воздух, физические упражнения. К тому же солдатам позволено пить крепкие напитки и говорить непристойности о девушках.
Его оттопыренные уши заалели, как знамена.
— Не хочу я так говорить о девушках! А пить я уже пробовал. Мы с Джоджо однажды хватили пива за сараем, так нас потом рвало…
От продолжения этой интересной беседы меня спасло появление сержанта. Распахнув дверь из пилотского отсека, он взревел:
— А ну встать, кретенодж! — и позаботился о том, чтобы все мы выполнили приказ, нажав кнопку механизма, убирающего сиденья.
Только я один успел вскочить на ноги, и мне одному пришлось выдержать всю силу испепеляющего сержантского взгляда.
— Ты что, самый умный?
— Никак нет, сэр! Я выполнял приказ, сэр! — Я подпрыгнул, грохнул пятками об пол и отдал честь — настолько энергично, что едва не выбил себе глаз.
Сержант оскалил зубы, но тут меня заслонили поднявшиеся на ноги товарищи.
— Отставить болтовню! Руки по швам, ноги вместе, грудь вперед, живот назад, подбородок опустить, смотреть прямо и не дышать!
После секундной неразберихи образовались и застыли лиловые ряды. Сержант разглядывал нас с нескрываемым презрением.
— Кажется, кто-то все-таки дышит. Не дышать, покуда не разрешу! Первому, кто посмеет вздохнуть, врежу в самое подходящее место!
В ответ — мертвая тишина. Вскоре то один, то другой новобранец стал пошатываться. Застонав, один упал в обморок. Я бесшумно дышал носом. Кто-то захрипел — не выдержал. Сержант тут же подскочил к нему, и «самым подходящим местом» на теле новобранца оказалось солнечное сплетение. Взвизгнув, жертва рухнула на пол, а остальные стали хватать ртами живительный воздух.
— Это вам маленький урок, — процедил сквозь зубы сержант. — Поняли, что я имею в виду?
— Да, — тихонько пробормотал я. — Что ты садист.
— Я приказываю, а вы исполняете, иначе пеняйте на себя.
В заключение этой неприятной сентенции у него перекосилось лицо, губы разжались, блеснули желтые клыки. Далеко не сразу я понял, что это означает улыбку.
— Садитесь, ребята, устраивайтесь поудобнее, — вдруг благодушно предложил он.
«Куда? — подумал я. — На голый пол? Кресла же убраны».
Сержант любовно похлопал себя по мешку сала, перетянутому ремнем.
— Меня зовут Клутц, строевой сержант Клутц. Но не вздумайте обращаться ко мне по имени — это привилегия старших по званию. Для вас я сержант, сэр или мастер. Вы должны быть скромны, исполнительны, почтительны и покорны. Я не стану описывать наказания за несоблюдение этих требований, потому что недавно поел и не хочу портить себе пищеварение.
По шеренгам прокатился тихий стон при мысли о том, какие ужасы могут испортить пищеварение в этом чреве.
— Как правило, достаточно один раз наказать самого строптивого рекрута, чтобы сломить его дух. Но иногда его приходится наказывать во второй раз. В третий раз у нас никого не наказывают. Хотите знать почему?
Налитые кровью глаза скользнули по нам, и мне захотелось забиться в угол.
— Поскольку вы слишком тупы, чтобы ответить на этот вопрос, я отвечу сам. В третий раз орущего, брыкающегося, зовущего мамочку рекрута запихивают в особую камеру. Там из него с шипением уходят девяносто девять целых, девяносто девять сотых процента влаги. Знаете, на что он становится похож? Хотите посмотреть?
Он полез в карман и достал крошечную фигурку обезвоженного рекрута. На лице бедняги навеки застыл невыразимый ужас. Солдаты застонали, наиболее слабые попадали без чувств. Сержант Клутц улыбнулся:
— Да, вот так в итоге выглядит непокорный. После казни его крошечное тельце какое-то время висит в казарме на доске объявлений, в назидание остальным, а потом вместе с игрушечной лопаткой, чтобы было чем выкопать могилку, его кладут в почтовый конверт и отсылают родным. Вопросы есть?
— Простите, сэр, — послышался дрожащий голос. — Скажите, процесс обезвоживания — мгновенный или… медленный и мучительный?
— Хороший вопрос. Ты уже пробыл один денек в армии, так неужели не догадываешься?
Снова — стоны и шум падения бесчувственных тел. Сержант одобрительно кивнул:
— Ладно. Сейчас я скажу, что вас ждет в ближайшем будущем. Мы летим в ЛНПС на ВБМ, то есть в лагерь начальной подготовки Слиммарко на военной базе Мортстерторо. Там вы постигнете основы солдатской науки. Некоторые из вас не выдержат начальной подготовки и будут похоронены со всеми воинскими почестями. Запомните это. Запомните и то, что обратного пути у вас нет. Вы станете образцовыми солдатами — или мертвецами. И поймете, что военная служба трудна, но справедлива. Вопросы есть?
— Что же в ней справедливого? — проблеял один из нас.
Сержант легонько пнул его в голову:
— А то, что у всех вас равные шансы… Или вы пройдете курс подготовки, или отправитесь на тот свет. А сейчас я открою вам один секрет. — Он наклонился и дохнул таким смрадом, что ближайшие новобранцы потеряли сознание. — Мне, братцы, на руку, чтобы вы покинули армию вперед ногами. На рекрутах, которые возвращаются домой в гробах или в инвалидных колясках, армия экономит кучу денег. Пусть уж лучше солдат умрет, не выдержав нагрузки, чем погибнет в бою, пройдя дорогостоящий курс обучения. Ну что, поняли мы друг друга?