Стальная Принцесса
Шрифт:
Но это единственный способ покопаться в моем прошлом и найти что-нибудь ценное. Единственный шанс, который у меня есть, чтобы найти себя.
И, в надежде, сбежать от Эйдена.
Быть может, если я узнаю, что случилось, я возненавижу его достаточно сильно, чтобы перестать реагировать на него так, как я реагирую.
Воспоминания о прошлой ночи все еще не отпускают меня. Они все еще движутся под моей кожей, как живые существа.
Как я могла испытать такой сильный оргазм? Как я могла дать такую реакцию на его жестокость?
Я
Нет.
Я здесь не для того, чтобы думать об Эйдене.
Я встречаюсь взглядом с доктором Ханом со своего места, лежа в кресле с откидной спинкой, и заставляю себя улыбнуться.
— Да. Пожалуйста, помогите мне.
Он улыбается, но за этим нет теплоты. Во всяком случае, доктор Хан, кажется, более неуверен в этом, чем я.
— Мне нужно, чтобы ты закрыла глаза и расслабилась. — скрестив руки на животе, я пытаюсь устроиться поудобнее в кожаном кресле. — Вдохни через нос. Задержи дыхание. Затем выдохните через рот.
Я делаю, как он говорит.
Вдыхаю.
Задерживаю.
Выдыхаю.
Мы проводим, кажется, несколько минут упражняясь.
— Попытайся представить, что ты спускаешься по лестнице, — говорит он успокаивающим тоном.
— По лестнице?
— Да. Каждый шаг вниз подобен выходу из сознания, чтобы достичь твоего подсознания. Можешь представить себе лестницу?
— Думаю да?
Мои брови хмурятся, в попытке сосредоточиться на образе.
— Расслабься, Эльза, — раздается голос доктора Хана напротив. — Это не сработает, если ты будешь напряжена. Как насчет того, чтобы снова сделать глубокий вдох?
Я могу это сделать.
Вдох.
Задержка.
Выдох.
В поле зрения появляется лестница. Она черная и мрачная, словно пришедшая прямо из средневековья. Плесень и что-то серое покрывают стены.
— Я должна увидеть темную лестницу?
Дрожь пронизывает голос.
— Это твое подсознание, — говорит он. — Не сопротивляйся ему, а прими. — я сжимаю губы, чтобы они не дрожали. — А теперь сделай шаг вниз.
Дрожащей ногой я делаю один шаг, но другой ногой не следую.
Боюсь, что старая лестница исчезнет, и я в конечном итоге провалюсь в темную дыру.
— Вторую ногу тоже, — убеждает доктор Хан спокойным голосом.
Я хватаюсь за стену для равновесия, следуя его инструкциям.
По одной за раз.
Один черный шаг за другим. Здесь темно, пока идет видение. Я не могу видеть то, что находится за пределами меня, как бы сильно я ни щурилась.
Я могу это сделать.
Мне необходимо это сделать.
— Замедлись и отключись, — доносится низкий голос доктора Хана, как будто из другой комнаты. Это отдаляется с каждым его словом. — Замедлись и отключись... Замедлись и отключись... Полностью отключись.
Голос доктора Хана исчезает.
Или это то, что я думаю? Я верю, что он говорит со мной и спрашивает меня о чем-то, и я могла
Я оказываюсь перед деревянной дверью, которая выглядит прямо как в документальных фильмах о Мировой войне. Толкаю ее дрожащими руками.
Сильный белый свет ослепляет глаза.
Нет, он не белый. Он... красный.
Я щурюсь, пытаясь разглядеть что-то за этим. Атмосфера похожа на густой кроваво-красный отблеск. Как те красные комнаты, которые используются в фотографиях.
Только это не красная комната.
Нет, это... мой дом.
Мой дом в Бирмингеме.
Я стою посреди просторной гостиной с элегантными обоями в цветочек.
Он такой большой, что по сравнению с ним я кажусь муравьем. Диваны и высокие картины намекают на изысканный вкус.
Вкус почти как у богатого человека.
Статуи львов повсюду, рядом с широкой лестницей. По дороге ко входу. Возле высоких французских окон.
Везде.
Я содрогаюсь от этой картины.
Сколько бы я ни моргала, красный цвет не исчезает. Осторожными шагами я подхожу к одному из высоких окон, из которого внутрь проникает красный свет.
Замираю перед ним. Пахнет чем-то... горящим? Горящей плотью?
Заглядывая в окно, передо мной открывается большой сад с неухоженными деревьями и увядающими цветами.
Он тоже красный — если не краснее, чем внутри дома. Даже солнце излучает красный свет.
Вдалеке поблескивает озеро. Оно тёмное и чернильное. Даже красный свет не заглушается из-за его непроглядной тьмы.
По спине пробегает дрожь, и я отвожу взгляд в другое место.
Не хочу смотреть на это озеро.
Напротив меня на качелях сидит светловолосая женщина. Ее хрупкие бледные руки держат ребенка, который сидит у нее на коленях и раскачивается взад-вперед. Ребенок повернут ко мне спиной и полностью спрятан на коленях женщины, так что я не могу разглядеть.
Женщина, однако, находится на виду. На ней белое платье, доходящее до колен. Ее бледная кожа и белокурые волосы делают ее похожей на ангела.
На душераздирающего красивого ангела.
Она смотрит вдаль с отсутствующим выражением лица. Как будто она вообще ничего не видит.
Рыдание застревает у меня в горле, и я закрываю звук рукой.
Ма.
Это моя мама.
Я так похожа на нее.
— М-ма...
Мой голос срывается, как бы сильно я ни хотела назвать ее по имени.
Но это еще не все.
Я также хочу, чтобы она назвала меня по имени в ответ.
Мой взгляд скользит по ребенку, сидящему у нее на коленях, бережно прижатому к груди.
Ее платье в горошек доходит до колен. Ее светлые волосы заплетены в аккуратные косы, которые ниспадают ей на спину.
Мое сердце начинает биться громче, когда ма гладит ее по волосам и говорит что-то, чего я не слышу.
Это... я?
Я вижу воспоминание?
Я открываю окно дрожащими пальцами. Мое сердце бьется так быстро, что грозит искалечить.