Стальное зеркало
Шрифт:
— Если Его Преосвященство заинтересуется, я отвечу на его вопросы, — равнодушное пожатие плеч. — Повредить это уже никому не сможет. А вот данный спор я разрешить не в силах, поскольку особа, удравшая от меня как та самая кошка, со мной более не встречалась. Если же есть и другие, с ними не стремлюсь встретиться уже я.
— Да, на вашем месте я бы не стал навязываться. — Вернее, я надеюсь, что не стал бы. — Если это не одно существо, то есть шанс, что родичи вашего знакомца окажутся менее пугливыми.
— Это была дама. Якобы la fata… фея Моргана собственной персоной. — Собеседник слегка кривит губы… это, кажется, брезгливость. — Но вы правы. Впрочем, с чудесами разобраться не проще. Полковник Делабарта на королевском совете не рассказал, что случилось перед тем, как он покинул Марсель. А это весьма странная история. С вашего позволения, я приглашу его сюда.
Однако. В городе Марселе произошло что-то еще? Что-то, о чем человек, очень громко признавшийся в намерении убить епископа, не стал докладывать?
— Благодарю вас за любезное предложение. — И надеюсь, что вы, в свою очередь, не рассказали полковнику Делабарта, что мы разыграли его в кости.
— Мигель, — герцог Беневентский не повышает голос; забавно, я почти забываю, что говорю для двух слушателей сразу. — Пригласите господина полковника.
В комнате, через которую Клод проходил — и тогда она была совершенно пуста, — хлопает дверь. В это время хозяин вновь наполняет бокалы. Себе вино наполовину разбавляет водой. Очень старый обычай, в Роме ему давно не следуют.
Марсельский полковник уже не похож на непочтительное привидение. Почтительности не прибавилось, а вот материальность — налицо. Яркий такой человек, хотя как можно быть ярким в черном узком платье на толедский манер? А вот как-то можно. В глазах рябит — а всего-то по рукавам и вороту идет лиловая лента. Кланяется маршалу… кивает Корво. Интересные у них тут порядки. Хотя уроженцу Марселя должны нравиться. Хорошо, что я проиграл. Для нас обоих хорошо… нет, для всех троих.
— Господин Делабарта, будьте любезны, перескажите господину герцогу Ангулемскому все то, что недавно рассказывали мне. Так же подробно. — Сказано очень мягко, но едва ли марселец посмеет ослушаться. Будь я на его месте, у меня просто не вышло бы. В его положении.
— Прибежал… горожанин и сказал — мой сын убил епископа и сейчас дерется с его людьми. Я бросился туда. Со мной две дюжины моих, все кто был в тот момент при мне. Мы опоздали. Эта свора тогда не решилась встречаться с нами. Я их не преследовал. Все равно собирался потом арестовывать всех, — пояснил Делабарта, — раз уж так вышло. Приказал поднимать всех, выставить посты на перекрестках, ну и добить тех, кто был жив. На площади — и на крестах. И сам подошел. — Понятно. Понятно и имеет смысл. Чтобы потом ни у кого соблазна не было свалить дело на его подчиненных. — И тут поднялся ветер. Я потом понял, что видел, что небо темнеет, видел, но не заметил. Не подумал. И не один я, все проворонили, даже те, кому за это платят. А это Марсель и…
— Продолжайте полковник, я знаю про вашу погоду.
Марсельцы, всем городом прозевавшие шквал — в другой ситуации это было бы смешно. Доигрались с политикой, однако.
— Я собирался добить северянина. И тут он меня заметил. И посмотрел… представьте себе, что вы, Ваша Светлость, именно вы, заняты чем-то жизненно важным. А вас дергают под руку с какой-то мелочью. Представьте, а потом посмотрите в зеркало. — Нет, ну каков наглец — неужели это заразно? Или просто рыбак рыбака видит? — Вот так он глядел на меня. А потом нас ударило о землю. Всех. Катились до середины площади. И головы поднять не могли, придавило. Но молнию все видели. Ее сквозь землю с закрытыми глазами видно было. Оглохли и ослепли. Когда отпустило, крестов на помосте не было. Совсем. Их не обрушило и не снесло. Их просто не было. И пепла не было…
Этот человек, примеряется взглядом герцог Ангулемский, находится в здравом уме и твердой памяти. Совершенно здравом. Безумцы выглядят решительно иначе. Даже безумцы тихие. Нет, этот рассказывает о том, что видел и слышал, да и свидетелей у него две дюжины.
Не имея возможности бегать кругами по кабинету или хотя бы прыгать на месте, человек в здравом уме теребит ряд пуговиц — словно четки перебирает. Проходится рукой от ворота до серебряного наборного пояса, и возвращается обратно. За такое убить можно — на двадцатый раз подряд.
— Это все? Или вы еще о чем-то умалчиваете?
— И еще я слышал как кто-то сказал «Не допусти!» И все мои слышали. Про других не знаю, не успел спросить.
— Почему вы не хотели об этом говорить сразу?
— Боялся, что меня сочтут безумцем и не поверят всему остальному.
— А сейчас о прозвучавшем? — Не человек, а кот в мешке. Пока не тряхнешь как следует, не узнаешь, с чем имеешь дело…
— Потому что сам себе не верю, — поморщился Делабарта. — Я взял его коня, так вышло, случайно. Фриз. Большой, хороший, выносливый. Быстрый. Я ехал как попало. Не совсем наобум, но неосторожно. Не очень думал, потому что не очень мог думать. И ничего со мной не случилось. Скорее всего — дурацкое счастье, бывает. Но, может быть, и нет. Мне это не нравится.
Его — надо понимать, покойного де Рэ. Об этом фризе с нехорошим именем — и тут чернокнижие? — даже я слышал. Рассказывали. У коня на счету не меньше побед, чем у всадника. И вот на этом… подобии лошади, а как говорили офицеры Северной армии — дьяволе во плоти, приехал чужак. В Орлеан. За пять суток. До того было вот это вот… чудо с крестами. Чудо ли?..
Вообще странная история. Что-то тут не так, кое-что важное, мелочь, но на самом деле — не мелочь. А, вот…
— Мимо арелатских застав вас тоже дурацкое счастье пронесло?
— Нечисть его знает. Мне пару раз кричали что-то… обалделое. Но не стреляли и не преследовали. Могли принять за де Рэ… или за призрак де Рэ, если уже знали. Но я ростом ниже. И вообще меньше.
Делабарта говорит правду. Такое не выдумаешь. Ложь всегда связнее, достовернее и правдоподобнее, чем истина. Несуразности и нестыковки нужно искать не в его рассказе, а в том, что происходило и происходит в Марселе…
— На вашем месте, полковник, я бы ежедневно благодарил Бога за то, что вам так повезло с противником. Человек менее решительный, жесткий и… устоявшийся в своих убеждениях, оказавшись в этом положении, просто проклял бы ваш город — и судя по тому, что я успел узнать, его услышали бы не наверху, так внизу.