Стальное зеркало
Шрифт:
— Все-таки выдвигаться. Не так быстро, как собирались, но если нас не подведут во второй раз, мы все-таки успеваем.
Просто еще одна задержка, думает король. Это еще не катастрофа, это всего лишь еще одна задержка. На сей раз не по нашей вине… и всего-то на месяц. Мы тянули с мая, а Толедо задержит нас только на месяц. Но что будет сегодня вечером на совете… лучше не представлять. Папский посол будет молчать так, что лучше бы столами швырялся, кузен Клод размахивать словом Его Преосвященства как дароносицей, только де Кантабриа будет прикидываться обивкой кресла, одно утешение.
Спрашивать у начальника тайной службы, почему мы не узнали о пожаре раньше — неправильно и несправедливо. Десять дней, такие расстояния, город, наверное, сразу попытались закрыть, дальше все как обычно, голуби, ястребы — может быть завтра-послезавтра что-нибудь прилетит. А вчера и де Кантабриа не знал ничего. Неправильно, несправедливо. Но очень хочется. Очень хочется спросить хоть кого-нибудь, почему вокруг все это, а мы ничего не знаем? Да потому не знаем, что со смерти дяди едва два года прошло… потому что он боялся собственной тайной службы и не давал ей расти, и развел доносчиков, и доносчиков боялся тоже, не хотел быть зависимым от них… Тут-то он был прав.
Гийом д'Анже — человек Пьера. Вернее, давно уже человек короля, но начинал по военной линии. Спокойный, дотошный бумажный червь. Даже странно, откуда в таком роду? И доверять ему можно. Но вот звезды с неба снимать не умеет. И не обещает. За год вычистил все, что мог, начинает строить понемногу… и он прав, и менять его нельзя. И не на кого. Но. Но. Но.
Д'Анже в поклонах не усердствует, кланяется один раз, стоит перед королем, смотрит спокойно и прямо, ни малейшего раскаяния ни в чем не испытывает, собственно, еще и не знает ничего, а узнает — не сочтет своей виной. Потому что расстояния, и ястребы, и лучники. Виной — не сочтет, не начнет лебезить и выкручиваться, но пообещает сделать так, чтоб подобное не повторялось. И правда что приложит все усилия — а вот увенчаются ли они успехом… это уже второй вопрос, и задавать его раньше чем через год нелепо.
Начальник тайной службы короля не лебезит, не волнуется, не ерзает — стоит уверенно и с достоинством, и Людовик успокаивается. Желание задавать несправедливые вопросы откатывается, как волна от берега. Тут и справедливых достаточно, чтобы испортить настроение на год вперед.
— Ваше Величество, я не знаю, уместно ли сейчас, — чем еще хорош д'Анже, так тем, что самые дурные новости не могут сбить его с мысли, — но это может быть достаточно серьезно. Мы нашли свидетелей происшествию на Королевской.
Происшествие позавчерашней ночью выдалось знатное. Четырнадцать трупов в четверти часа от дворца. Стычка. Кого с кем — неведомо. Десять из четырнадцати еще и обобраны до белья. И конечно, никто ничего не видел и не слышал.
— Докладывайте.
— Где-то через два часа после полуночи некий дворянин с сопровождающими лицами… частично веселого поведения подошел к углу Королевской и Святого Эньяна. Там он и сопровождающие были задержаны группой из десяти человек, по виду — дворян, одетых в цвета Его Светлости герцога Ангулемского. По их словам, они собирались произвести арест. Часть сопровождающих, в том числе две особы женского пола, заявили, что не имеют отношения к ссоре. Обе стороны позволили им покинуть место предполагаемой стычки, каковая тут же и началась. В соотношении четверо к десяти, вернее, к дюжине, поскольку, как впоследствии выяснилось, на крышах присутствовали два стрелка, принадлежавших ко второй группе, но цветов не носивших. Затем, на место стычки прибыла верхом группа из пяти человек, также дворян по виду. Ее предводитель приказал сопровождающим заняться крышами, а сам пришел на помощь первому дворянину. В соотношении два к четырем. После того, как все лица, пытавшиеся осуществить арест, были убиты, на перекресток высыпало еще не менее десяти людей в цветах вашего кузена, однако, столкновения не произошло, и первый дворянин мирно проследовал с ними в резиденцию Валуа-Ангулемов. Нам не удалось опознать всех вовлеченных, однако я могу положительно утверждать, что атакованным лицом был Джеймс Хейлз, граф Босуэлл, а предводителем второй группы — Его Светлость герцог Беневентский.
Король потирает подбородок. Не потому что чешется, не потому, что невольно подражает коннетаблю — потому что не ронять же челюсть до груди и ниже? Тут нужно что-то сказать, наверное. Но ничего на ум не приходит. Они… они все с ума сошли? Обнаглели окончательно? Все трое? Вчера, вчера двое — кузен и Корво, — были здесь, на совете, и проклятый наследник не счел нужным сообщить. Разумеется, и посол не счел нужным объясниться…
— Чья была первая дюжина?
— Неизвестно, Ваше Величество. Эти люди не принадлежали к свите Вашего кузена. Двое из них опознаны. Первый — мелкий дворянин с севера, проживающий в Орлеане, второй — учитель фехтования из Фризии. У обоих скверная репутация.
— Что вы еще можете доложить? Каковы причины?
— Неизвестны. Лица, сопровождавшие Хейлза, за исключением женщин, были привлечены им на эту ночь в обмен на долговые расписки. Он предполагал возможность ссоры или столкновения. Больше те, кто ушел, ничего не знали.
— Где сейчас господин Хейлз?
— Вчера днем с одним сопровождающим покинул особняк Его Светлости и до утра находился у себя дома.
— Вы можете еще что-то сообщить? Выводы, предположения, догадки?
— Граф Босуэлл провел последние несколько недель в Арморике, набирая людей именем королевы-регентши. Он вернулся в город позавчера и тут же был атакован. Вполне возможно, что это связано с событиями в Каледонии. Его Светлость герцог Беневентский был в гостях у вашего кузена и мог оказаться на месте происшествия случайно, по дороге домой.
— Благодарю вас, д'Анже. Как только узнаете что-либо еще, я жду вас с докладом, — кивает король. Начальник тайной службы не подойдет с вопросами ни к кузену, ни к посланнику из Ромы, ни к посланнику из Каледонии. Поостережется. Будет рыть вокруг — может быть, что-то и нароет. А, может быть, нет.
Когда за д'Анже закрывается дверь, король поворачивается к коннетаблю.
— Ну что, у тебя и для этого есть разумное объяснение?
— И даже не одно, — улыбается Пьер. — Например, на Хейлза напали его личные враги. У него этих врагов… из одних ревнивых мужей можно армию собрать, да под Марсель отправить. А Корво просто возвращался из гостей. Или на Хейлза напали альбийцы, чтоб не набирал людей. А Корво просто возвращался из гостей. Или на Хейлза напали его каледонские враги, а Корво…
— Просто летел мимо на попутной тучке! В четверти часа от дворца вышла резня, а мой буквалист-кузен молчит как статуя в парке! Кто-то переодел своих людей в его цвета… да из-за одного этого должен бы стоять клекот до небес…
Если это и правда были не его люди.
— Ну, может, он и клекочет там у себя. Он уже третью неделю невесть чем занимается — купцов орлеанских ловит и потрошит за гнилое зерно для фуража. Самолично, маршал! — возводит глаза к потолку Пьер. — Но перед вами-то он клекотать не станет? — резонно продолжает коннетабль. И впрямь не станет, не пожалуется и не потребует справедливости. Зачем ему чужая, он свою восстановит.
— Я хотел бы знать, что они все трое возомнили о себе…
— Ваше Величество… расследованием деяний дворян их положения занимается либо парламент, либо король.
— Ты предлагаешь мне заняться?
— Именно, Ваше Величество. Вы имеете право потребовать от всех троих ответа.
Имею. И потребую. И да поможет им всем Господь.
Чем-то нынешнее сборище напоминает военный совет. Отсутствует посланник Толедо, присутствует посланник Каледонии, чем не замена? Тем более, что если выбирать между де Кантабриа и Хейлзом, то Хейлз не в пример приятнее. Живой человек, глаз на нем отдыхает. Только трое приглашенных стоят, а не сидят, потому что это не совет, а разбирательство по делу о стычке. Пустому совершенно делу. Потому что будь оно не пустым, мы бы уже все знали — или не знали совершенно ничего. Мой подчиненный, глаза бы на него не глядели, только воюет громко. И скандалит. И дворцовые интриги плетет. А серьезные вещи он делает тихо. Не с шумом на всю Королевскую…