Стальное зеркало
Шрифт:
— Я еще не получил новостей из посольства. Мои голуби летают чуть медленнее, чем голуби Корво. Завтра-послезавтра я буду знать, что именно там случилось. Кстати, маршал отчаянно искал другого своего родича, того самого, знакомого вам. С того же времени, что и вас, только не на юге. Наводит это вас на какие-нибудь мысли?
— Наводит. Знают ли ваши голуби, где находится мэтр Кабото? До последнего времени он должен был быть в Лионе.
Синьор Петруччи встает, описывает круг по кабинету, поправляет крышку на чернильнице. Он, кажется, болен — или был болен. Так двигаются, когда все еще не рискуют доверять телу.
— Из Лиона он неожиданно пропал в первую декаду июля. Куда он направился, с кем, при каких обстоятельствах — я пока не знаю. Я сам был в отъезде и вернулся только позавчера. Кстати, его герцог Ангулемский разыскивал тоже — и опять же не здесь. В Арелате его искали. И, кажется, перестали. Я, кстати, подозреваю, что в ближайшее время мэтр Кабото где-нибудь объявится. Целиком или частично.
— Нет, — сознается Виченцо, — я не могу ничего понять. Чем больше узнаю, тем больше путаюсь.
Наверное, только безумец будет разбираться в обстоятельствах на пороге смерти — но чем еще прикажете заниматься? Рыдать и рвать на себе волосы? Пуститься во все тяжкие с ромскими шлюхами? Пошло и неинтересно. Загадка, как высказался Петруччи, куда привлекательнее. Сиенец был всецело прав — просто быстрее взял себя в руки…
— Скажите, синьор Корнаро — кому, кроме меня, вы рассказывали о заключенной сделке?
— Никому.
— А в Равенне?
— Тоже никому. За исключением Его Величества — я передал ему ваш план, он его одобрил и отправил со мной Гвидо.
— А мэтр Кабото делился с кем-нибудь?
— Я ему не сторож… При мне — нет, разумеется. Но мы несколько раз расставались на некоторое время.
— И вы что-то заподозрили?
— Нет. С равной вероятностью я могу подозревать короля, каледонца или вас, — маленькие привилегии нынешнего положения Виченцо. Например, правдивость, пренебрегающая вежливостью.
Синьор Петруччи усмехается, пожимает плечами:
— Я не подозреваю вас. И не подозреваю короля. Потому что о моем участии в деле знали вы и он — а меня никто не ищет. Вы можете не подозревать меня. Мне было бы крайне невыгодно назвать ваше имя, оставив вас в живых, а я никак не мог знать, что вы придете сюда.
— Значит, каледонец или Гвидо… но каледонца самого искали, а Гвидо… там был промежуток во времени. Выходит, он сообщил не маршалу. — У вина нет никакого вкуса и запаха, даже тех едва уловимых, что бывают у ручейной воды. Ничего. И горло вино не увлажняет, и теплом в висках, как привычно Виченцо, не отдается.
— Нет, он сообщил кому-то еще. И видимо, эти люди не удержали язык за зубами.
Глиняная кружка в руке лишена всего — формы, шероховатостей и гладкостей, тяжести. Ее, кажется, и вовсе нет. Как нет и комнаты вокруг. Гость только умом понимает, что в иное время назвал бы ее уютной, а глубокое кресло — удобным. Сейчас же он не знает, на облаке ли сидит, на траве или вовсе в купальне, по плечи в воде.
Виченцо пытается понять, кому еще можно было проболтаться — и чтоб маршал спохватился так поздно, и чтоб сплетни и слухи все же не разошлись… Кому — и зачем? Главное — зачем? Что еще за новая игра, и чья?
— Но с кем он мог быть там связан?
— С партнерами по торговле, например. С теми, кому невыгодна затяжная война на юге Аурелии. А уж они могли, например, попробовать убить Хейлза. Или предупредить кого-то еще, кому такой оборот событий не менее неприятен.
— Чтоб этому Гвидо золото в глотку залили… — Виченцо прикусывает губу. — А королю…
Займись Корнаро этим делом в одиночку, все удалось бы. Никто не проболтался бы, не сообщил никому помимо Хейлза, и все сложилось бы, как задумано. Но что теперь мечтать о масле, разбив горшок со сливками? Все, не соберешь, не склеишь.
— Это ведь Лион? Король Филипп? Чтобы армию не уводить с севера? — старое правило — «ищи кому выгодно». Конечно, есть еще и случайности, и глупость, и простые человеческие слабости, но не в этом деле. Не с этими участниками.
— Я не могу за это ручаться, — кивает сиенец. — Но я тоже так думаю. И думаю, что Его Величество Тидрека этот результат устраивал тоже. До какого-то момента… А потом перестал. Возможно, через день-два я буду знать, что произошло. Но пока что я предполагаю, что у аурелианской короны теперь есть не просто чьи-то слова, а доказательства интриги. Настоящие доказательства. И Его Величество крайне недоволен теми, кто позволил эти доказательства получить.
Так и есть, с точностью до формулировки. Корнаро молчит. Его Величество невесть зачем навязал ему напарника. Толкового, дельного, приятного. И, как выяснилось, очень болтливого и служащего заодно невесть кому. Лиону, Орлеану, своей семье, черту в зеркале… всем сразу и по отдельности, теперь уже не выяснишь. Наверняка Петруччи прав, и Гвидо где-то всплывет. По частям. Перед смертью споет все, что знает, про всех и без разбора. Это уже не очень важно. Для мертвого человека, которому нет дороги домой, который, вероятно, в ближайшие часы попадет в руки семейки Монкада вообще довольно мало важного. Особенно после того, как все перестало получаться. Все. Господа, что ли, прогневил? Второй поджог в Картахене вовсе не удался, пришлось бежать через море. Пришел к синьору Бартоломео, и подвел его под подозрение…
Круглоглазая серебряная сова недобро таращится на гостя с края стола. Сове совершенно не хочется попадать в чужие руки, она привыкла к нынешнему хозяину. Красивый подсвечник, редкая работа. Очень старая, очень бережно восстановленная и хранимая вещь. Единственный ценный предмет в этой комнате, мог бы подумать вор. Виченцо подозревает, что книги на грубых полках будут стоить куда дороже, если продать их тому же Абрамо. А уж содержимое головы хозяина… да в мире и денег таких нет, наверное.
— Я не думаю, — говорит Петруччи, — что Его Величество Тидрек и вправду ищет вашей головы. Это, скорее, нежелание попасть в ситуацию, когда он должен будет выдать вас — или судить. Его Святейшество начисто теряет голову, когда речь идет о его семье… и требовать будет очень настойчиво. И не только требовать.
— Как жаль, что я не уверен, что смогу скрыть ваше участие… — Можно было бы сделать неожиданный ход. Просить Его Святейшество о милости, вот через синьора Петруччи и просить, он вхож к Александру. Но если не поверят, если он сдастся с просьбой о прощении, а рассказ решат проверить пыткой… Это не в обычае семейства Корво, конечно, да вот больно дело безобразное: покушение на убийство любимого и теперь старшего сына. Тут никто не может быть в себе уверен.