Стальной излом. Волоколамский рубеж
Шрифт:
Глава четвёртая
Конференцию начальников штабов трёх групп армий («Север», «Центр» и «Юг»), а также других частей, участвовавших в наступлении на Восточном фронте, генерал-полковник Франц Гальдер назначил в Орше, маленьком белорусском городке, стоящем на слиянии двух рек – живописной Оршицы и полноводного Днепра.
На его выбор повлияло несколько факторов: во-первых, Орша располагалась относительно недалеко от главного театра военных действий. Во-вторых, добраться туда можно было относительно легко – и по железной дороге, и по воздуху (есть приличный аэродром). И, в-третьих, она не слишком пострадала во время недавних сражений. Если, конечно, не считать полностью разбитой
Немецкие эшелоны, только прибывшие из Варшавы (с бронетехникой, артиллерией, людьми и боеприпасами), накрыло тогда так, что ничего не осталось. А людям казалось, что разверзся настоящий ад. Станция буквально утонула в огненном шквале и взрывах. Танки и бронемашины сгорели почти полностью, а солдаты испытали такой шок, что потом их еле-еле сумели привести в чувство. Безумный страх гнал людей прочь, заставлял далеко убегать, забиваться в каменные щели развалин, прятаться в лесу. В общем, ужас невыносимый и непередаваемый.
Но в целом Орша осталась в довольно неплохом состоянии. И улицы её не были слишком разбиты военной техникой и ударами бомбардировочной авиации. Что также являлось немаловажным фактором – учитывая обычное – отвратительное! – состояние русских дорог. Если разобраться, советские автострады нельзя было назвать даже шоссе, не говоря уже об определении «автомагистраль» (хотя на штабных картах они обозначались именно так). По сути, просто некие направления.
С точки зрения привыкших к хорошим трассам немцев – это был просто ужас: разбитые, раздолбанные, в ямах и жутких рытвинах, часто без всякого покрытия. Передвигаться по этим «шоссе» следовало крайне осторожно – чтобы не застрять, не провалиться куда-то. После любого дождя (даже небольшого) грязь на этих, с позволения сказать, «автострадах» была такая, что в ней увязали не только легковушки и грузовики (садились чуть ли не по самые борта!), но даже гусеничная техника. И вызволить её из этой липкой, рыжей глины было очень, очень непросто.
Для штабной конференции выбрали здание бывшего католического монастыря, построенного ещё во времена Речи Посполитой: его толстые каменные стены обеспечивали необходимую защиту, а просторные комнаты прекрасно подходили для работы. От решений, которые собирались принять на этой конференции, зависела вся ситуация на Восточном фронте. И прежде всего – под Москвой.
На повестке дня, по сути, стоял один только вопрос: надо ли группе армий «Центр» (при поддержке групп армий «Север» и «Юг») продолжать своё наступление на большевистскую столицу или же лучше остановиться, окопаться на уже достигнутых рубежах и дождаться более благоприятных условий? Пережить, перетерпеть страшную зиму, пополнить личный состав, получить из Германии новую бронетехнику и артиллерию, накопить запасы продовольствия, горючего и боеприпасов. Солдаты и офицеры должны отдохнуть: прийти в себя, отоспаться, отъестся, отмыться, избавиться от надоевших блох и вшей. И опять стать лучшими в Европе. А не быть такими, как сейчас: грязными, немытыми, небритыми, дрожащими от холода, словно какие-то последние бродяги и оборванцы.
Вопрос с резервами и пополнением стоял очень остро: за октябрь – начало ноября численность личного состава в пехотных полках и дивизиях упала более чем наполовину, количество боевых машин в танковых дивизиях сократилось на две трети и даже больше. В 6-й панцерной, например, в строю осталось лишь шестьдесят машин (из двухсот в начале октября), а в 4-й панцерной – и того меньше, всего тридцать восемь (из ста шестидесяти). И так было практически во всех танковых частях.
Снабжение армий (и полевых, и танковых) осуществлялось крайне плохо, боеприпасы, продукты, лекарства, запчасти, горючее поступали совсем не в том объёме, какой требовался: вместо ста тридцати – ста сорока железнодорожных составов в сутки приходило от силы двадцать – тридцать, иногда даже меньше, всего пять-шесть. Германские паровозы оказались не приспособлены к русской зиме – застывали на лютом морозе, превращаясь, по сути, в груду железа. Товарных вагонов и платформ резко не хватало, с цистернами была просто беда, а железнодорожные мосты и рельсы, помимо всего прочего, регулярно взрывали партизаны, что весьма осложняло доставку людей, техники и припасов. К тому же для нормальной работы железнодорожников требовалось перешить широкую русскую колею на узкую европейскую, но с этим тоже были проблемы.
Доблестным германским солдатам не хватало буквально всего: еды, медикаментов, патронов, снарядов (вот их – особенно), курева… Но главное – зимнего обмундирования и тёплого белья. Большинство до сих пор воевало в летней форме – в куцых шинелях и тонких брюках. Люди мёрзли ужасно, ноги на холоде быстро деревенели – уже через полчаса, а узкие сапоги (к тому же подбитые железными гвоздями!) не позволяли натянуть больше одной пары носков. Обморожения уже были более чем у сорока процентов личного состава пехотных полков и батальонов.
Не легче приходилось и панцергренадёрам: попробуйте неподвижно просидеть несколько часов в стальных ледяных гробах! Танковые моторы, не привыкшие к «сибирским» минусам, отказывались заводиться, приходилось всю ночь греть их, что, само собой, крайне отрицательно сказывалось на состоянии экипажей. Злые, мрачные, не выспавшиеся, обросшие немецкие танкисты совсем не походили на тех бодрых, уверенных в себе, красивых молодых парней, которые пересекли западную границу СССР в июле 1941 года. Новые панцеры в части почти не поступали, а ремонтировать старые (подбитые, повреждённые или просто вышедшие из строя) с каждым днём становилось всё труднее: остро не хватало запасных частей и прежде всего – двигателей и трансмиссий.
Начальники штабов (в том числе и сам Франц Гальдер) прекрасно понимали: задуманный Гитлером блицкриг, по сути, уже провалился, до зимы осталось всего ничего, а поставленные цели так и не достигнуты. Не удался и октябрьский «Тайфун»: немецкие 2-я, 3-я и 4-я танковые группы, несмотря на все старания, не смогли охватить Москву с севера и юга, окружить и блокировать. Четвёртой полевой армии генерала фон Клюге также не удалось выйти на западные окраины города.
Между тем морозы с каждым днём крепчали: столбик термометра ночью опускался уже до минус двадцати – двадцати пяти градусов. А шансы повести зиму в большевистской столице таяли буквально на глазах.
Главный доклад на конференции делал начальник штаба группы армий «Центр» Ганс фон Грейфенберг.
– Готовя планы на будущее, – говорил он, – нам необходимо исходить из того, что в 1941 году не удалось разгромить Красную Армию и уничтожить русскую промышленность. Так что с наступлением зимы нужно задуматься о том, как лучше удержать уже захваченные районы. Наши крупные силы в настоящий момент находятся на Восточном фронте и должны оставаться там, чтобы весной 1942 года, если того пожелает политическое руководство Германии, начать новое движение на Восток…
Фон Грейфенберг лишь повторял то, что и так уже знали и с чем были полностью согласны все генералы, а потому вывод, казалось бы, сомнений не вызывал: остановить наступление и готовиться к зимовке. Но мнения вдруг разделились. Генералы Зоденштерн и Бреннеке (начальники, соответственно, штабов групп армий «Юг» и Север») высказались за немедленный переход к обороне, но сам Грейфенберг неожиданно предложил иной вариант: наступать и довести «Тайфун» до логического конца, до взятия Москвы. Он, по сути, озвучил точку зрения своего начальника, командующего группой армий «Центр» генерал-фельдмаршала Федора фон Бока.