Стальной Лабиринт
Шрифт:
Несомненно, Мастер Наг был мертв. Возможно, выжил мехвод. Они обычно выживали — уж больно хорошо изолированы. «Но, конечно, не факт, не факт… Если там сейчас что-нибудь рванет…»
Однако какова бы ни была судьба вражеского мехвода, сейчас Растову было не до нее.
Оставался ведь еще второй танк — тот, в городском камуфляже. И он не зевал.
«Б-бам!»
Т-10 тряхнуло так, что Растов едва не сломал руку, которой держался за обрезиненную рукоять визира.
Это было оно, чертово попадание.
— Пробитие лобового
— Фомин, ты жив? — спросил Растов.
— Не дождетесь, — вяло отшутился мехвод.
— Разрешаю покинуть машину, — сказал ему Растов.
— Нина, ты как?
Но Нина не отвечала.
— Субота, вытаскивай Нину. Быстро! — скомандовал капитан.
Пока он отдавал приказания, его руки машинально выполняли работу наводчика.
Он дослал автоматом заряжания кумулятивный снаряд и захватил клонский танк в прицел.
Клонский танк, не будь дурак, снова выстрелил.
И наверняка убил бы Растова, сокрушив подпорченную броню боевого отделения, но его малоопытный командир зачем-то выстрелил с виража, и, конечно, попадание пришлось не совсем туда, куда следовало бы…
Снаряд разбил правый ленивец Растовского танка. На общем фоне это было комариным укусом.
«Еще четыре секунды отсрочки», — промелькнуло в сознании Растова.
В этот миг истошно закричала Нина.
«Ранена?!»
Растов отреагировал на крик девушки всплеском ярости.
— Я тебя сожгу… — простонал он.
Слова капитана потонули в раскатистом рыке танковой пушки.
«Кума» ударила клону в навесной элемент динамической защиты на правой скуле башни.
Устаревшая дешевка производства трайтаонского Предприятия по Трудовому Исправлению Злостных Вероотступников имени Добра хотя и сработала штатно, но спасти машину не смогла.
Кумулятивный пест прошил все слои брони, как тлеющая сигарета — шелковую сорочку, убил командира танка и, не останавливаясь на достигнутом, воспламенил оба бака жидкого пороха.
«Рахш» утонул в огненном торнадо.
Над саванной всходило медленное, малиново-красное солнце, похожее на оплывший флаг Директории Ниппон.
По тропе из намертво засохшей грязи с отпечатками лап собаковидных белок шли четверо.
Высокий боец с левой рукой на перевязи — это был Субота.
За ним шагал командир, капитан Растов. По его осунувшемуся крупному лицу ручейком текла кровь. Она сочилась из раны, которую он сам не помнил, когда получил… Бинтовать и колоть обезболивающие капитан не стал, хотя Нина неоднократно на этом настаивала. Говорил, не больно и торопиться надо. Насчет «не больно» капитан, конечно, преувеличивал.
На плечо Растова опирался Фомин. Хотя ноги мехвода более-менее шагали, его глазные яблоки закатились под верхние веки, как у спящего или сильно пьяного. Но Растов не волновался, он
Время от времени Растов останавливался, чтобы дать контуженому попить воды.
А Нина шла рядом с ним и почти непрерывно озирала окрестности в командирский бинокль Растова.
При самых оптимистических подсчетах до спасительного леса оставалось часов пять ходьбы.
Вдруг сзади послышался необычный повторяющийся звук, который заставил всех насторожиться, а Растова — усадить Фомина на землю.
«Клик-клик! Кл-лик. Клик-Клик. Клик!»
Субота здоровой рукой вынул из кобуры пистолет, а Растов — тот просто глянул в сторону раздражителя голодным медведем.
Карие глаза Нины панически округлились. Что еще за неведомая клик-клик-напасть?
Но напасть была ведомая. Звали ее Чориев в экзоскелете.
— О-о, да это же старый гребанько Дзо! — радостно воскликнул Субота.
— Или лицо, на него похожее, — с несмелой улыбкой уточнила военюрист Белкина.
— Чориев, без вариантов, — подытожил Растов.
Только Фомин ничего не сказал. Потому что его сознание находилось в те минуты далеко-далеко, на осетровой ферме его родителей, возле города Астрахань, планета Земля.
Чориева было решено подождать.
Когда наводчик наконец догнал их, они двинулись чуть быстрее — теперь Чориев нес Фомина в своих неутомимых стальных ручищах, как жених невесту на ступенях Дворца бракосочетания.
Через час с небольшим у Чориева в экзоскелете сели батарейки, зато вся компания наткнулась на красивый красный мобиль, одну из классических моделей «Руссо-Балта».
Растов припоминал: такую водил один из секретарей отца, подлюнчик Лелякин.
По всей видимости, красотку бросили в день объявления войны — такая дата стояла в строке «последнее включение двигателя» на экране ее бортового парсера.
Субота, любивший во хмелю порассказывать про свое беспутное детство в социально неблагополучных районах Читы, без колебаний высадил боковое стекло «Руссо-Балта» подвернувшимся под руку камнем.
Еще две минуты надсадно выла сигнализация. Но Субота, налив из фляги воды в ему одному ведомую микросхему, быстро ее удушил.
Пока ехали к лесу, Растов сам не заметил, как заснул. Кажется, на коленях Нины.
— Ты не представляешь, как они громко жуют, эти гусеницы тутового шелкопряда! Когда они всей бандой листья жрут, над округой стоит такой неописуемый громкий звук… как будто несколько тысяч продавцов из обувных магазинов решили устроить адский флешмоб, достали из коробок с туфлями папиросную бумагу и ею шу-шу, шу-шу… шуршат нарочно, чтобы ты побыстрее умом тронулся… Если бы я знала раньше, я бы никогда ни одной шелковой вещи себе не купила… Носила бы всю жизнь синтетику. Ну, или хлопок…