Стальной Лабиринт
Шрифт:
А когда самые ретивые, двинувшие было в объезд, нарвались на минное поле и разом взлетели на воздух три танка в нелепом городском камуфляже, осторожный адмирал Рашнар Ардари, руководивший операцией лично, отдал стоп-приказ, присовокупив к нему пару крепких выражений, смысл которых сводился к краткому «Пролюбили — значит пролюбили».
Восемь избитых, израненных машин — все, что осталось от роты Растова, — благополучно растворились в густых запахах рано отходящего ко сну леса.
Спустя четыре часа ночного марша по данным ПНВ и коротковолновых
Как ни странно, лесхоз оказался обитаем — открывать ворота пришкандыбал колоритный старик лет восьмидесяти со шкиперской бородкой, в линялой майке цвета хаки и шортах-камуфляжках с десятком накладных карманов. На шее егеря красовалось ожерелье из зубов местного красногривого волка, а мускулистые, густо татуированные плечи и шея намекали: старик прожил бурную жизнь, в которой находилось место всякому, в том числе, возможно, и не вполне законопослушному поведению.
— Милости прошу, родные! — Хозяин лесхоза просиял фарфоровыми зубами сквозь реденькие седые усы.
— Здорово, батя, — устало кивнул Растов. — Хорошо, что мы «родные»… А вот если бы это клоны оказались?
— Один хрен открывать надо… Зачем мне выломанные ворота? — Старик продемонстрировал живой практический ум. И добавил: — Зовите меня Ипполит.
— А отчество?
— За каким лядом тебе мое отчество, сынок? — отмахнулся егерь.
Ипполит оказался чрезвычайно полезен.
Начать с того, что он помог загнать в пустующий ангар из-под пожарной техники два танка, а третьему отвел место в конюшнях (в лесхозе было принято охотиться на лошадях). Затем егерь отвел Растова и мехводов в джунгли, где они вместе подобрали укрытия для остальных пяти танков среди ближайших буреломов, сплошь затянутых лианами.
Эту вылазку Ипполит украсил зарисовками о кровожадных повадках местного зверья.
Растова особенно поразил рассказ об исполинском леомангусте, который всегда затаскивает свою жертву на самую вершину дерева перед тем, как съесть…
— К счастью, леомангустов здесь с гулькин хер… Не любят они человеческого запаха, понимаешь. А если флуггер проревет, так у пятнистых негодяев и вовсе депрессия начинается… Так что не сцыте, герои, — приободрил танкистов Ипполит.
Тут же, легки на помине, в невидимом за могучими кронами деревьев небе промчались клоны. Видно не было ни черта, Растов еще не научился распознавать клонские флуггеры по звуку, а потому оставалось лишь гадать: разведка, легкие транспорты, истребительный патруль или штурмовики в свободной охоте.
— Чтоб вам свалиться, — недобро блеснув глазами, проворчал егерь.
К счастью для клонов, они не свалились, а к счастью для русских танкистов — не обнаружили присутствия восьмерки Т-10 на дне живого океана джунглей.
Когда бронированные машины были устроены, старик от души накормил ночных гостей — то ли поздним ужином, то ли ранним завтраком.
Меню оказалось не лишенным изысканности — копченые угри, суп из лисичек с вермишелью и съедобными желудями, а еще были гренки с адыгейским сыром, жареные свиные колбаски и бражка из местных съедобных орхидей.
Вся снедь была умята в мгновение ока, а тарелки досуха вылизаны. Даже всякое видавший Растов подивился аппетиту своих орлов.
Бражка же произвела на танкистов воистину неизгладимое впечатление («Из цветов, прикинь?»). Хотя, на утонченный вкус Растова, непростительно отдавала гидролеумом.
— Я даже как заснул не помню! Просто взял и вырубился! — сообщил мехвод Вологдин своему командиру экипажа сержанту Крестову, энергично растирая отекшее со сна лицо ладонями.
— А я помню. Ипполитыч как раз про растения-людоеды рассказывал. Что, мол, одурманивающей слизью спящего обволакивают — и все, суши весла… На этом месте я и отрубился…
Растов с наслаждением обрушил на голову водопад ледяной воды из деревянного ведра — душ в лесхозе, конечно, не работал, ведь генератор было решено не включать в целях маскировки. Затем он обстоятельно вытерся полотенцем с эмблемой древней какой-то олимпиады (он тогда еще в младшую школу ходил и звался Косенькой).
Натягивая штаны, Растов слушал доклад комвзвода Соснина.
— …Без происшествий. Также было получено кодированное сообщение от комбата. Он со штабом и разведротой прибудет в точку сбора — три километра северо-западнее лесхоза — к десяти ноль-ноль текущих суток.
Растов поглядел на часы. Семь тридцать, однако! Времени — вагон.
— Что-нибудь о противнике? — спросил он у Соснина.
— Выполняя ваше приказание, мы активные средства, включая беспилотники, не применяли. Радиоперехват позволяет судить, что клонский танковый батальон остался на позициях у высоты 74. Но сами понимаете, товарищ капитан, если они двинули в лес на разведку пешком, то мы их никак выявить не могли…
— Разумно, — вздохнул Растов.
Капитан отпустил Соснина и уже собирался попросить у Ипполитыча (за ночь прозвище пристало к хозяину намертво) чаю и завтрак, когда к нему подошел взволнованный Субота.
— Разрешите обратиться!
— Что у тебя, Серега? — спросил Растов.
— Голубь! Почтовый! Сейчас его Фомин сторожит!
— Не морочь мне голову, честное слово, — отмахнулся Растов, шагая к летней кухне, где маячили татуировки Ипполитыча. — Юннаты нашлись… Вы еще ежика подберите, чтоб кормить его молоком из мисочки! Тогда голубю будет нескучно в компании…
— Так не просто голубь! Почтовый, я же говорю!
— И что «почтовый»?
— Принес почту! Донесение! Доставил!
— От кого? — Растов поглядел на Суботу своим самым усталым взглядом.
— Не знаю… Там столбцы цифр… Шифр.
— Где вы его вообще взяли, этого голубя?
— А тут у него голубятня… У Ипполитыча! Вы не заметили разве?
До Растова наконец начало доходить, что дело, которое не стоило выеденного голубиного яйца еще минуту назад, стремительно приобретает высшую ценность.