Стальные когти
Шрифт:
— Куно, ну неужели ты думаешь, что у меня до тебя не было мужчин?
— Ну конечно, я так не думаю. Но что, если твой отец заметит, как мы с тобой…
— Не беспокойся! — воскликнула она. — Ему в принципе все равно. Все, что его волнует, — это как набить собственные карманы и закатиться в гости к еврейским шлюхам в старом городе, которые беспрекословно обслуживают его и делают все, чего только не продиктует его фантазия, чтобы лишь он не распорядился отправить их в концентрационный лагерь.
— Набить
Карин Шмеер улыбнулась и достала из пачки сигарету.
— Известно, что немецкая женщина не должна красить губы и курить, — протянула она, делая глубокую затяжку и выпуская густое облачко синеватого сигаретного дыма. — Но, как ты видишь, лично я это делаю. Только не смотри на меня так, Куно. Где ты был все эти годы начиная с 1939-го, черт побери?
— На фронте, — лаконично бросил Куно фон Доденбург.
— А, на фронте! — беззаботно бросила она, точно речь шла о поездке на отдых. — Тогда понятно. Но ты тоже должен понять, что за это время страна изменилась. Германия образца 1943 года — это уже не Германия образца 1939 года. Очень многое здесь поменялось.
— Но каким образом все могло поменяться? — спросил он. Карин уже ласкала рукой его член, по ее лицу блуждала блаженная улыбка.
— Просто поменялось, и все. Люди хотят думать о себе. О своих удовольствиях. Этим живет теперь каждый.
— Но ты же еще только ребенок, откуда ты можешь знать все это? — Ее нежная рука продолжала трудиться над его членом, и Куно почувствовал, как в нем вновь пробуждается желание.
— Ребенок! — хрипло прошептала она. — Обними меня, и тогда ты узнаешь, ребенок я или нет.
Фон Доденбург попробовал убрать ее руку со своего члена, но Карин крепко вцепилась в него и не отпускала, как будто не могла позволить себе лишиться столь волшебного источника неземного наслаждения. Он почувствовал, как она вся дрожит от страсти.
— Давай, иди ко мне! — прошептала она, раздвигая ноги.
Подчиняясь голосу плоти, фон Доденбург взобрался на нее, готовый погрузиться в бархатные глубины, дарящие ему непередаваемое наслаждение.
Однако судьбе было угодно распорядиться иначе. В дверь громко постучали.
— Это я, господин офицер! — раздался знакомый голос.
В следующий миг Шульце распахнул дверь и ввалился в комнату вместе со служанкой фрау Шмеер. Служанка была совершенно голая и беспрерывно хихикала. На самом Шульце были только сапоги и китель. В огромной волосатой руке он сжимал полупустую бутылку шнапса.
— О, господин офицер, я не знал, что… — смущенно пробормотал он, увидев, что собирается сделать фон Доденбург.
Фон Доденбург упал на спину и торопливо натянул одеяло на себя и на Карин.
— Что, черт
— Не злитесь на меня, господин офицер — я всего лишь выполняю свои служебные обязанности.
— Какие, к черту, обязанности?!
— Вы знаете роттенфюрера Дена?
Фон Доденбург кивнул.
— Он только что приехал сюда и сообщил, что батальон отправляется на фронт. Готовность — двенадцать часов. Ден ждет нас в «Кюбельвагене» снаружи.
Растущее осознание того, что их батальон вот-вот могут послать на фронт, заставило торопиться и гауптштурмфюрера Метцгера. Выйдя из расположения батальона, он направился не в пивную, чтобы полакомиться там так называемым «вторым завтраком», состоящим из пива и шнапса, а в штаб-квартиру гауляйтера Вестфалии Шмеера.
Когда Метцгер сообщил секретарше гауляйтера, что хотел бы увидеть ее шефа, она отрицательно покачала головой:
— Господин гауляйтер — очень занятый человек. С ним нельзя встретиться без предварительной записи.
— Уверяю вас, лично мне — можно. Очень срочное дело. — Мысль о том, что он собирается сообщить Шмееру, придавала Метцгеру дерзости.
Женщина фыркнула, но все же направилась в кабинет Шмеера доложить ему о посетителе. Она проторчала там очень долго. За это время Метцгер успел рассмотреть находившийся в приемной бронзовый бюст Бисмарка, изображение фюрера, сидящего на белом коне и держащего в руках флаг со свастикой, и картинку с изображением маленького мальчика, который писал в пруд. Надпись на картинке предупреждала: «Не пейте воду — в нее писают дети».
Наконец секретарша возвратилась в приемную.
— Господин гауляйтер готов уделить вам пять минут, — объявила она Мяснику.
— А от меня он получит срок в пятьдесят лет заключения, если не проявит осмотрительность, -— буркнул себе под нос Метцгер.
Войдя в кабинет гауляйтера, он вытянулся и проревел:
— Хайль Гитлер!
— Хайль Гитлер! —усталым голосом ответил Шмеер. — Пожалуйста, Метцгер, не ори так — у меня голова раскалывается после вчерашней ночи. Было слишком много пива и всего остального…
— Меня это ничуть не удивляет, господин гауляйтер, — мрачно процедил Мясник. — Вы же обожаете свои ночные посиделки, не так ли?
Шмеер в недоумении уставился на Метцгера. Его жирное лицо начало наливаться кровью.
— Что с тобой, Метцгер? Какая муха тебя укусила? У тебя что, не все дома?
— Да нет, господин гауляйтер. Со мной-то как раз все в порядке. Это вам следует нервничать. Вам — и вашей подруге по имени Сара.
— Какая Сара?!
— Не пытайтесь обмануть меня, гауляйтер, — зло бросил Мясник. — Я своими собственными глазами видел вас в компании проститутки-еврейки, совсем недавно.