Стальные когти
Шрифт:
— Значит, ты служил в Иностранном легионе? — с внезапным интересом посмотрел на него Шульце.
— Да, — кивнул Хартманн. — В течение восьми лет. Когда в 1941 году в Северной Африке высадился ваш Африканский корпус, я дезертировал из Легиона и перешел на вашу сторону.
— Значит, ты был в Северной Африке… Ну, ну, — задумчиво произнес Шульце. — Думаю, мне найдется о чем побеседовать с тобой, парень.
— Готов побеседовать с тобой в любое время, обершарфюрер. Но только не рассчитывай, что я сразу же влюблюсь в тебя. Дело в том, что я оставил в Африке свою единственную настоящую любовь. — Новобранец с усмешкой смотрел на Шульце.
В ответ гамбуржец лишь сделал непристойный жест рукой.
Мартин Борман жадно накинулся на гороховый суп. Он ел так, словно не принимал пищу вот уже несколько дней. При этом партайгеноссе совершенно не обращал внимания ни на Гиммлера, ни на офицеров СС, которые сгрудились вокруг его стола.
Покончив с супом, Борман воткнул вилку в сосиску — и так и съел ее, прямо с вилки. При этом по его подбородку стекал жир. Он рыгнул, вытер подбородок и резко вклинился в общий разговор.
— Сам я — мекленбуржец. — Голос Бормана был резкий и грубый, и офицеры «Вотана» удивленно покосились на него. — Тысячу лет назад Мекленбург был населен славянами. Они жили там, пока мы, немцы, не вышвырнули их оттуда. После этого десятки поколений добрых немцев неустанно трудились, чтобы превратить земли Мекленбурга и других восточных областей Германии в настоящую сказку. — Борман повысил голос, и все невольно почувствовали, что, несмотря на всю внешнюю грубость, этот человек обладает исключительно большой властью. Было ясно, что он привык отдавать приказы — и привык к тому, что его приказы неукоснительно исполнялись. — И если мы не сумеем разгромить большевиков в июле нынешнего года, то они сами начнут выталкивать нас из России. Но при этом они не остановятся ни в Польше, ни даже в Восточной Пруссии. Нет, господа, они дойдут до самой Эльбы, которая и была границей первоначального исторического расселения славянских племен. И границей их древнего славянского государства. Тогда земля Мекленбург вновь станет славянской. Вот почему то сражение, в котором вам очень скоро предстоит участвовать, является столь важным для судеб германского рейха. Это очень просто.
Наступила неловкая тишина. Борман с вызовом уставился на лица офицеров «Вотана», точно ожидая, что кто-то из них попытается опровергнуть его весьма резкое заявление.
— Ты, разумеется, прав, Мартин, — произнес Гиммлер и изящно пригубил стакан с минеральной водой. — Предстоящее сражение станет очень важным для рейха. Но не думаешь ли ты, что сейчас придаешь всему этому делу чересчур драматический окрас? Я имею в виду, что если ты думаешь, будто…
— Нет, — резко оборвал его Борман, и фон Доденбург мгновенно почувствовал, что рейхсляйтер бесконечно презирает шефа СС. — Я совсем ничего не драматизирую, Генрих. Пришло время разговаривать начистоту. В ходе этого сражения будет решаться вопрос о том, сможет ли рейх выжить. Времени становится все меньше и меньше. Если мы не сумеем сокрушить большевиков этим летом, то тем более не сможем сделать этого зимой. Полагаю, все помнят, какая участь постигла нас прошлой зимой?
Несколько офицеров кивнули в ответ на эту реплику Бормана. Катастрофическая неудача немецкой армии под Сталинградом в конце 1942 года навсегда врезалась в память каждому из них.
Мартин Борман вперил жесткий взгляд в обветренные лица офицеров «Вотана».
— Поверьте мне, фюрер знает обо всех тех страданиях и лишениях, которые вам уже пришлось перенести. Но он знает также, что должен требовать от вас еще большей самоотверженности и самопожертвования в ходе предстоящей битвы. Если бы вы находились рядом с ним двадцать часов в сутки, как я, и видели, как страшно беспокоится он за вас и за будущее Германии,
Борман замолчал и взглянул на свою пустую миску с таким видом, точно судьба страны больше уже не занимала его холодный логический ум. Непринужденным тоном он обратился к Стервятнику:
— Я бы с удовольствием отведал еще пол-литра этого замечательного горохового супа. И сосиску. Вас можно попросить об этом, оберфюрер…
— Гейер, — назвал свое имя вспыхнувший Стервятник.
— Да, оберфюрер Гейер. Вы могли бы это организовать?
— Метцгер! — рявкнул Стервятник. — Обеспечьте еще одну порцию супа для рейхсляйтера. Не хотелось бы, чтобы он улетел с фронта, думая, что мы, воюющие здесь солдаты, стараемся оставить голодными тех, кто прилетает навестить нас из тыла, где, как каждый знает, еды катастрофически не хватает. — Сарказм Стервятника был более чем очевиден, однако Борман, похоже, его просто не ощутил.
— Благодарю вас, — безмятежно проронил он.
— Только не опускай свой палец в этот суп, парень, а то он у тебя отвалится, — сказал бойцу «Вотана», который должен был отнести порцию горохового стула на стол Бормана, бывший легионер Хартманн.
— Что? — удивленно вздыбил брови боец.
— Я плюнул в суп, чтобы приправить его; но дело в том, что меня еще не вылечили до конца от сифилиса, — прищурился Хартманн.
Шульце швырнул в миску с гороховым супом сосиску и пробурчал:
— Не слушай ты его. Этот комик просто подшучивает над тобой. А теперь беги, не стой здесь. А не то я придам тебе быстрое ускорение своей ногой.
Дождавшись, пока боец отойдет достаточно далеко, Шульце повернулся к Хартманну:
— А теперь рассказывай, в чем заключается твой план. И не вздумай дурить меня, а не то отведаешь моего кастета. — И Шульце угрожающе сунул руку в карман.
Но Хартманн опередил его. Прежде чем бывший докер сумел нащупать свою свинчатку, он уже выхватил остро заточенный с обеих сторон нож и наставил его на обершарфюрера.
— Первое, о чем узнаешь в учебной роте Иностранного легиона, Шульце, — это то, что ветераны легиона обожают молоденьких мальчиков. И упругие молодые задницы. И если только ты не желаешь подставлять им свою задницу все время службы в легионе, ты должен научиться мастерски обращаться с ножом. Только тогда от тебя отстанут. — Хартманн улыбнулся. Его улыбка была необычайно заразительной. Шульце невольно улыбнулся ему в ответ. Хартманн сделал неуловимое движение рукой, и острый нож исчез так же неожиданно, как и появился.
— Ты совершенно прав, — сказал Шульце. — Ладно, давай отойдем и присядем где-нибудь в тенечке. Чего нам все время стоять на ногах! Думаю, что этот жирный ублюдок из Берлина, который прилетел вместе с рейхсфюрером, уже сожрал свою вторую порцию и больше не нуждается в наших услугах.
Они молча подошли к ближайшему дереву и присели в его тени. Неподалеку от них бойцы «Вотана» распивали пиво, которое привез на своем самолете Гиммлер.
— Одна бутылка на двоих. Очень щедро, ничего не скажешь, — фыркнул Шульце. — Впрочем, этим молокососам достаточно просто понюхать фартук у кельнерши, чтобы свалиться с ног.