Стальные когти

Кесслер Лео

Раздался взрыв. Фон Доденбург побежал назад, строча из своего «шмайссера». Но он мог бы и не тратить лишние патроны. Все те, кто находился в большом внутреннем помещении дота, который, очевидно, являлся командным пунктом русских, были уже поражены осколками разорвавшейся гранаты. Лишь один неприятель в форме полковника пытался подняться; его шея была густо окрашена кровью. Фон Доденбург мгновенно срезал его очередью. Полковник рухнул вниз, и все стихло. Теперь было слышно лишь, как монотонно капала кровь из раны у него на шее.

Фон Доденбург прислонился

спиной к стене. Его грудь ходила ходуном. Им все-таки удалось сделать это — несмотря ни на что! Но теперь у него было такое ощущение, словно из его тела ушла вся энергия. Точно кто-то открыл невидимый кран и выпустил ее всю—до последней капли. Казалось, молодой офицер больше никогда не сможет заставить себя двигаться снова. Но когда Куно услышал крик Шульце, который звал его, и до его слуха донесся грохот немецкой артиллерии, принявшейся обстреливать позиции русских, он заставил себя вновь собраться.

— Я здесь, Шульце, — закричал штурмбаннфюрер. — Здесь!

В ответ на немецкий обстрел русские тоже открыли огонь. Над крышей дота принялись один за другим пролетать огромные снаряды и с грохотом разрываться неподалеку. Все сооружение начало дрожать мелкой дрожью. Фон Доденбург понял, что сейчас им опять станет очень жарко.

Постепенно русские сосредоточили весь артобстрел на своих собственных укрепленных позициях, занятых теперь эсэсовцами. Снаряд за снарядом вонзался в землю в месте расположения захваченных дотов. Но все было бесполезно: враг слишком хорошо укрепил свои позиции, чтобы причинить немцам хоть какой-то существенный ущерб. Наверное, только прямое попадание крупнокалиберного снаряда могло бы вывести такой дот из строя. Но пока, слава богу, все снаряды падали рядом. Раскрасневшийся Шульце даже прокричал в промежутке между залпами:

— Думаю, стоит провести здесь все время обстрела. Тут безопаснее всего, господин офицер!

Поднеся ладони ко рту, фон Доденбург крикнул в ответ: — Черт побери, Шульце, только тебе может понравиться тут. Лично я чувствую себя как на палубе корабля во время жуткой качки — ты только посмотри, как здесь все ходит ходуном!

Через некоторое время артобстрел внезапно прекратился, и штурмбаннфюрер увидел, как на них со всех сторон надвигаются шеренги русских пехотинцев. Засевшие в дотах эсэсовцы открыли по русским кинжальный огонь. Вскоре буквально в двадцати метрах от них выросла стена из трупов высотой несколько метров. Атаки русских захлебнулась, и они отступили.

Вскоре по дотам опять заработала русская артиллерия. По бункеру, в котором сидели фон Доденбург и Шульце, начали стрелять 105-миллиметровые артиллерийские орудия и минометы. Но Куно уже знал, что это им практически ничем не грозит, и поэтому обратился к гамбуржцу:

— Дружище, я пока покараулю здесь русских, а ты попробуй найти какую-нибудь еду. Честно говоря, от голода уже кишки сводит.

— Господин офицер, — покачал головой Шульце, вешая на спину два русских автомата, которыми ему приходилось теперь пользоваться после того, как кончились все патроны к его «шмайссеру», — имейте в виду, что здесь можно найти только русскую еду. Я не уверен, что она вам понравится.

— Сейчас любая еда покажется мне деликатесом из ресторана отеля «Кемпински», парень! — воскликнул фон Доденбург.

Шульце принялся рыскать по доту в поисках съестного. Вскоре он вернулся с двумя буханками черного хлеба, колбасой и водкой. Эсэсовцы набросились на еду. Приткнувшись спиной к стене, фон Доденбург набил полный рот хлебом и колбасой. Отправив в рот пару долек чеснока, сидевший напротив него на земле Шульце достал из кармана монетку и щелчком пальца отправил ее в сторону фон Доденбурга. Когда монетка докатилась до офицера, тот схватил ее и поднес к глазам.

Это была золотая 20-рублевая дореволюционная монета. На одной стороне было выбито изображение двуглавого орла, на другой — профиль какого-то русского самодержца.

— Эта монетка сделана из практически чистого золота, господин офицер, — проговорил Шульце. — И здесь этих кругляшков столько, что на них можно купить ласки великой блудницы Вавилонской в течение целой недели!

— Да неужели? — присвистнул фон Доденбург.

— Да, да. — Не сводя глаз с лица штурмбаннфюрера, Шульце сделал добрый глоток водки и вытер рот рукавом.

Фон Доденбург внимательно посмотрел на Шульце. Выражение лица гамбуржца было каким-то необычным.

— Ну хорошо, Шульце, — бросил он, — я вижу, что ты хочешь мне что-то сказать. Давай, говори, не томи.

— Когда вы бросили гранату вон в тот проход, то убили какого-то очень высокопоставленного русского военного. От его верхней части осталось немногое, но, судя по количеству жестянок на груди, ему мог бы позавидовать любой наш старший офицер, а звезды на погонах говорят, что этот русский был генерал-майором.

— У него есть при себе какие-нибудь документы, карты и так далее? — подался вперед фон Доденбург.

Шульце покачал головой:

— Если честно, ничего этого я даже не искал. Зато нашел на его теле вот что — и мне этого показалось вполне достаточно. — Шульце извлек из-за пазухи самодельный пояс для хранения денег и ценностей и швырнул его своему командиру. — Здесь почти три сотни таких золотых монеток.

— Ну что ж, Шульце, за эти деньги ты можешь купить себе немало девочек.

— Конечно, могу, господин офицер, но мне не нужно покупать ласки продажных шлюх. Я, черт побери, и так выгляжу неплохо. Мое обаяние тоже никуда не делось. Так что мне совсем не требуется торговать любовь за деньги.

— Чего же ты тогда хочешь, Шульце? — Рядом с ними в землю врезался 105-миллиметровый артиллерийский снаряд, и дот ощутимо тряхнуло. — Говори же, парень, — чего ты тогда на самом деле хочешь?

— Я хочу отделаться от всего этого, — лаконично произнес Шульце. Его голос был очень твердым.

— Отделаться от чего, Шульце?

— От всего этого дерьма. От «Вотана». От СС. Вообще от Германии.

Фон Доденбург уставился на него, не веря своим ушам:

— Что ты сказал, обершарфюрер?