Стальные когти
Шрифт:
Фон Доденбург вытер пот со лба и уставился на Хартманна в полном изумлении.
— Что ты сказал? — произнес он наконец.
— Вы же слышали… Я решил отвалить. Мы все решили отвалить.
— Но ты не имеешь права так поступить! Это означает дезертировать перед лицом противника. За это тебя просто поставят к стенке! — закричал фон Доденбург.
Фон Доденбург был так разъярен, что не заметил, как Хартманн быстро подмигнул обершарфюреру Шульце.
— Пусть те, кто хотят, продолжают вести эту чертову войну, господин офицер, — сказал Хартманн. В это время Шульце тихонько подходил к фон Доденбургу сзади. — Ас нас —
Фон Доденбург стал судорожно расстегивать кобуру, стараясь нащупать пистолет.
— Хартманн! — закричал он, перекрывая грохот наступления русских танков, которые сейчас двигались в направлении того места, где находился командирский «тигр» Стервятника. — Ты, должно быть, сошел с ума! Речь пока идет лишь об одном проигранном сражении. С Германией еще не покончено, о, нет! Черт побери, Хартманн, как ты только можешь произносить такие…
Фон Доденбургу так и не удалось закончить фразы. Что-то ударило его сзади по голове. Все поплыло у него перед глазами. Ноги подкосились, и он потерял сознание, провалившись в черную пустоту.
Стоя на холме, с которого открывался широкий вид на все поле битвы, генерал Ротмистров опустил бинокль и потер лицо, на которых остались глубокие круги от окуляров. Стоявший рядом с ним Никита Хрущев секундой позже тоже опустил бинокль, сквозь который внимательно рассматривал отступающих фашистов.
— Фрицы бегут, — медленно проговорил он — точно ему приходилось убеждать самого себя в том, что то, что он сейчас видел, не является иллюзией.
— Вы же сказали, что они обязательно побегут, товарищ Хрущев, — произнес Ротмистров.
Хрущев подмигнул.
— Знаю, знаю. Но в тот момент, когда я это говорил, то, если честно, не до конца верил самому себе.
Ротмистров улыбнулся, несмотря на то, что в душе недолюбливал стоявшего перед ним человека. Но в такой великий день он не мог сердиться на него — даже несмотря на то, что его постоянно раздражало, с какой бесцеремонностью Хрущев влезал в дела, касавшиеся одних только военных.
— А что теперь, товарищ Хрущев? — спросил он. — Что мы будем делать теперь?
Хрущев вытянул толстый указательный палец в том направлении, куда двигались танки «Вотана». Они вырвались из-за облака дымовой завесы, которую поставили, чтобы обеспечить себе безопасный отход, и теперь быстро отходили на запад.
— Мы будем наступать, товарищ генерал. Наступать на запад.
— И какова же будет цель нашего наступления?
— Цель наступления? — повторил вслед за ним Никита Хрущев. — Какова будет цель нашего наступления, товарищ Ротмистров? Цель будет очень простая. Берлин!
Часть IV. ЯНКИ НАСТУПАЮТ
Они везде, эти чертовы америкашки! Должно быть, они размножаются, как кролики, в своих проклятых Соединенных Штатах!
Глава первая
Окрашенный в защитный цвет «Опель Вандерер» [46] , на котором фон Доденбург ехал из аэропорта «Уба», остановился, чтобы пропустить колонну низкорослых бойцов итальянской милиции, одетых в черное. Они шли по дороге, поднимая пыль своими потертыми сапогами. При этом они распевали по-итальянски:
И если со мной приключится беда, Кто будет стоять у фонаря С тобой, Лили Марлен? С тобой, Лили Марлен?46
Многоцелевой армейский легковой полноприводный автомобиль фирмы «Вандерер», оснащенный мотором «Опель»; применялся в штабных и разведывательных целях. — Прим. ред.
Но в их голосах совсем не слышно было подлинного энтузиазма — в них сквозили лишь цинизм и бесконечная усталость от войны.
Когда они промаршировали мимо, высокий мощный парашютист, охранявший вход в немецкий штаб, сплюнул себе под ноги. Его презрение по отношению к итальянским союзникам немцев было совершенно очевидным.
— Проклятые макаронники, — хрипло бросил он, пока фон Доденбург вылезал из машины. Заметив в петлицах и на погонах Куно знаки различия оберштурмбаннфюрера и изображение мертвой головы на его фуражке, часовой вытянулся во фрунт.
— Доброе утро, господин офицер! — выпалил он.
Фон Доденбург осторожно приложил руку в околышу фуражки. Голова все еще болела после ранения.
— Доброе утро, обергефрайтер. Не могли бы вы мне помочь?
Парашютист вновь щелкнул каблуками сапог:
— Так точно, господин оберштурмбаннфюрер!
— Я ищу штаб штурмового батальона СС «Вотан».
— Очевидно, вы имеете в виду боевую группу «Вотан», — поправил его часовой. — Ее штаб находится вон там — вам надо пересечь эту площадь и пройти по той улице, мимо трах-магазинов… ой, извините, итальянских борделей, господин оберштурмбаннфюрер.
Фон Доденбург улыбнулся ему холодной покровительственной улыбкой:
— Не стоило думать, будто я не знаю этот термин — «трах-магазин», обергефрайтер. Благодарю!
Он вновь приложил руку к околышу своей фуражки и, старясь держаться в тени, пошел в направлении, указанном ему часовым.
«Чертов эсэсовец, — пробормотал себе под нос парашютист и сделал непристойный жест. — Какие же они все надменные! Думают, что солнечный свет исходит исключительно из их задниц!»
Пока фон Доденбург следовал по направлению к штабу «Вотана», он везде видел парашютистов из 11-го воздушно-десантного корпуса генерала Курта Штудента. Видимо, их было так много потому, что высшее командование с минуты на минуту ожидало беды — то ли появления в Риме американских десантников, то ли самовольного выхода ненадежных союзников-итальянцев из «Стального пакта».
«Но даже если американцы будут продвигаться вперед по территории Италии еще медленнее, рано или поздно наступит момент, когда они все-таки окажутся здесь, — пронеслось в голове фон Доденбурга. — И тогда уже "Вотану" придется вступать в бой».