Стальные сети
Шрифт:
Его дыхание слабым ветерком коснулось её губ, а потом она ощутила их вкус. Губы незнакомца были гладкими, как шёлк и твёрдыми, как сливовая кожица.
Первое прикосновение напоминало вежливое знакомство. Он был осторожен, как осторожен бывает охотник, опасающийся преждевременной стремительностью спугнуть свою добычу, заставив её сорваться в бега. А потом Вильма почувствовала себя воском, оставленном на солнце, когда первые лучи несмело разогревают верхний слой, но вскоре ласковое их скольжение сменяется зноем; воск топится
Она подставляла губы под его поцелуи, запрокидывая голову, каждую минуту опасаясь, что незнакомец отстранится и всё закончится. Ощущения были упоительны, хотелось, чтобы они длились вечно.
Ей не хотелось большего – ей вполне достаточно было того, что есть.
Разум вернулся к Вильме только тогда, когда руки незнакомца жадно сомкнулись вокруг её талии, прижимая к себе столь близко, что она почувствовала, как нечто твёрдое сквозь ворох материи прижимается к самому сокровенному её месту.
– Отпустите! – отшатнулась она, краснея.
Незнакомец подчинился мгновенно и безоговорочно.
– Не бойтесь. Я же сказал, что не обижу вас.
– А я и не боюсь. Вот ещё!
– Меня вам бояться не стоит, но разумно ли такой красивой и юной девушке разгуливать вот так одной?
– Не разумно, – легко согласилась Вильма.
Она редко возражала против очевидного.
– Я могу за себя постоять.
– Вздумай я всерьёз посягнуть на вашу честь или жизнь, вы бы уже расстались и с тем, и с другим.
–Вы переоцениваете себя недооцениваете меня.
Вскинутая бровь и саркастическое выражение лица явно демонстрировали сомнения в её словах.
– Ладно, сладкоголосый трубадур, как бы мне не нравились твои поцелуи и песни, пора прощаться.
Вильма, сделала вид, что, сделав неосторожный шаг в сторону, поскользнулась. Незнакомец, естественно, попытался по-рыцарски поддержать свою «даму», за что и получил предательскую подсечку под ноги. И пусть вышло не так хорошо, как она рассчитывала, у певца оказалась сноровка бойца и сбить его с ног даже неожиданностью и внезапностью не получилось, всё-таки хватку о на миг ослабил. Этого оказалось вполне достаточным, чтобы схватить с земли песок и бросить ему в глаза.
Ответом был поток не совсем приличных ругательств, но вслушиваться в них Вильма не стала, со всей прытью газели ломанувшись в первые попавшиеся заросли. На ходу набрасывая на себя Чары Невидимости и оставляя за собой отталкивающий, морочащий след – наполовину иллюзию, наполовину внушение в том, что догонять её нужно совсем в другом направлении.
Красавчик ругался почти так же классно, как пел!
Интересный молодой человек. Может быть, ей повезёт, и они ещё встрется?
ГЛАВА 3
– Где тебя черти носит, чертовка?!
Констанс Бёрш всегда отличалась внушительными габаритами и железной хваткой. Даже бойцовые псы, с которыми в замке охотились на волков, рысей и медведей – твари, отличающиеся наисквернейшим нравом отнюдь не робкого десятка зверюшки, проявлявшие покорность только из-под палки и на поводке – и те пасовали если на их пути вставала эта женщина. Даже отъявленные задиры-наёмники, нанятые отцом специально для охраны родового замка, из тех, кто продаст родную матушку и собственную шкуру за лишний золотой, даже эти закалённые, много повидавшие в жизни люди, предпочитали с Констанс не связываться. Себе дороже. Лучше уйти с дороги, улизнуть.
У Вильмы шанса улизнуть не было. Констанс пришла по её душу и, судя по всему, эту самую душу она искала последнюю пару-тройку часов, что совершенно не улучшило её настроение. Неотвратимая, как судьба, грозная, как палач, Констанс надвигалась, словно вражеский флагман под всеми паруса.
– Я спрашиваю, юная леди: где ты была?
Вильма выпрямилась во весь свой рост, не слишком, признаться, внушительный. Пусть Констанс грозна, но и она – не котёнок. И вообще, госпожа здесь именно она!
– Я всё ещё жду ответа, – Констанс уперев руки в бока, грозно взирая на девушку.
– Ты забываешься, женщина! В этом замке хозяйка я, и я не обязана держать ответ перед служанкой. Ой!.. – визгнула Вильма, когда одна тяжёлая длань развернула её на месте, а вторая увесисто приложила по её лилейному заду. – Да как ты смеешь?!
Констанс смела. Ещё пару раз.
Было больно, обидно, возмутительно. Но больше – больно.
– Поговори мне ещё, госпожа! Ну-ты, фру-ты – вы только поглядите на неё! Прямо оскорбленная королевишна, не меньше. Но я-то тебя знаю, как облупленную. Быстро отвечай, где, с кем и куда таскалась? Иначе ещё всыплю.
– Я этого терпеть не стану! Ой!.. Да прекрати ты уже!
– Говори! Или мне лучше твоему папеньки доложить о том, что ты тут вытворяешь?
– Да что я сделала-то?.. – уже жалобно хлюпнула носом Вильма.
Тактика «бедная я несчастная» с Констанс всегда действовала лучше тактики «я здесь главная».
– Вот отцу сама и объяснишь, чего сделала, а чего – нет. То я тебя с конюхом застану, то с пажом-чашником. Того и гляди, в подоле принесёшь, а я за недогляд отвечай?!
– Что ты несёшь? Какой конюх?! Какой чашник?
– «Какой конюх»? «Какой чашник»? Конюх тот, смазливый, которого недавно в замок взяли. А чашник – тьфу! – там и смотреть-то не на что! А это я ещё про твои шашни с красавцем-рыцарем не вспоминаю… ладно, рыцарь был ничего, признаю, дело молодое. Но мне неприятности не нужны! Так себе на носу и заруби. Будет так продолжаться, опять всыплю, да так, что света не взвидишь. Не только по филейной гузке пройдусь, но и по наглым щёчкам. Все твои кудри колдовские повырываю. Поняла?
– Ты не посмеешь…